Рыцари морских глубин - Геннадий Гусаченко

Больше всех выступал дежурный по кораблю Тушин. Подскочил и врезал Косолапову в левый глаз.

— О себе не подумал — хрен с тобой… А о нас ты подумал?!

И ещё ему в правый глаз — тресь!

А тут и командирский катер сиреной провыл.

— Смирр–но! Товарищ капитан второго ранга! Во время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по кораблю старший лейтенант Тушин!

— Вольно! Косолапов! Что это у вас с лицом?

— Да… так, тащ каптан второго ранга… По трапу спускался, стукнулся нечаянно…

— Ну–ну… Сначала одним глазом, потом другим.

Через час сигнал боевой тревоги разбросал всех по боевым постам. Лодка снялась с якорей и взяла курс на выход из бухты.

До свидания, Владивосток! Мы идём на Камчатку. Жесточайший шторм в проливе Лаперуза треплет нас, и в сравнении с ним все перипетии прошедших дней кажутся ничтожно мелкими и ничего не значащами эпизодами однообразных флотских будней.

Щербаков, Малкиев и другие…

К-136 снова у борта плавбазы «Нева». Как и раньше, плавают в воде помои с камбуза, мичман Гусаров ловит со шлюпки камбалу, и бессчётно свистит боцманская дудка на палубе «Невы», созывая её матросов на бесконечные приборки и построения. Прижавшись корпусами, дремлют, ожидая выхода в море, остальные лодки 29‑й дивизии: К-75, К-126, К-129 и К-163. Нет среди них сто тридцать девятой. Ясно, на боевом дежурстве где–нибудь у Гавайских островов прячется от американских «Орионов» сестрица нашей лодки. Скоро и нам в дальний поход ей на смену. Это заметно по усиленной загрузке продуктов и новых аккумуляторных батарей, приёму топлива, суете офицеров и озабоченно–хмурому виду Каутского. Да и слухами посёлок Лахтажный полнится: «В автономку скоро пойдёт К-136. Работает «разведка» среди офицерских жён. Какую хошь тайну наперёд своих мужей знают. Муженёк на лодке служит, ещё ни каким боком не гадает, не ведает, а уж благоверная рада сообщить ему новость не совсем приятную:

— Зубной пасты тебе купила, лезвий бритвенных, лосьон огуречный… Трусы новые возьми, не забудь…

— Куда это ты меня собираешь? — недоумевает супруг.

— Так ведь в автономку идёте…

В курсе всех дел на дивизии молодые мамаши, катающие в колясках малышей и страдающие от безделья. Все они, как правило, с высшим образованием: врачи, учителя, искусствоведы, библиотекари, химики–технологи, юристы, экономисты. Бегали на танцы в училище, повыходили замуж за курсантов, счастливые по уши, что урвали будущих адмиралов. И увезли их зелёные лейтенанты к скалистым пустынным берегам, в отдалённые гарнизоны, где на весь посёлок госпиталь, школа, клуб, почта и магазин. Должности в них давно заняты. А продавцами, медсёстрами, санитарками, поварами работают жёны мичманов — менее образованные, но более практичные. И потому масса свободного времени у оставшихся не у дел искусствоведов и юристов, дипломированных ветеринаров, агрономов, географов, ботаников, математиков и прочих невостребованных здесь специалистов. Всё–то они знают! И чья жена, пользуясь уходом мужа в море, с каким лейтенантом спит. И чей муж, заставая жену с любовником, колотит её несчастную. И за что и кого выгнали со службы. И когда и чьи мужья уйдут в море. Что новенького появилось в магазине и какой фасон платья заказала жена комдива Щербакова. И сколько нахапал начальник продбазы майор Коновалов. И за кого в последний раз комдив пытался выдать свою непутёвую дочь. Кому должны присвоть очередное звание, а кому нет и почему. И какая нынче в Севастополе погода.

— А мой–то дурак на Камчатку взял направление, а предлагали Черноморский флот!

— Точно дурак! А мой Никита лучше, что ли? Смирнов — его однокашник, давно капитан–лейтенант, а он, как пришибленный, в старлеях ходит…

— А ты не знаешь почему Смирнов звёздочку ухватил? Начальник строевой части с его Анькой шуры–муры, подмахнула ему, тот её муженьку представление ускорил.

— Может, и мне разок? Ха–ха… А что? Мужик он видный… Да только Никиту куда спровадить?

— На той неделе на торпедные стрельбы его «букашка» уходит. Мне Танька Морозова говорила, а её Митька оперативным дежурным в штабе… Лови момент!

Наслушался и я аналогичных историй, когда вышагивал ночами в проходе между каютами, будучи часовым у строевой части. Прохаживаясь взад–вперёд с незаряженным карабином «СКС», невольно становился посвящённым в чьи–то семейные истории.

Ночь душная, тёплая. Из полуоткрытой каюты приглушённый разговор. Мерцают в темноте огоньки сигарет.

Голос дрожащий, прерывистый, с чувством глубокой обиды:

— Я верил Жанне… Клялась в любви… После училища назначение получил на Камчатку… Она во Владике осталась… Институт заканчивала… Да и жить здесь негде было. Обещала ждать… Год не виделись. В письмах одни «люблю» и «целую». И вот недавно комнату дали. Прилетела она в Елизово. Поехал я за ней в аэропорт. Взял матроса с собой, чтобы помог вещи поднести… Так пока я искал такси, она снюхалась с ним…

Голос с бесжалостной издёвкой, насмешливо–ироничный:

— Ты застукал их в общественном гальюне при совокуплении? Если даже и так, не удивлюсь, у нас здесь похлеще бывало…

Голос мальчишески–плаксивый, с горькими вздохами:

— Да нет, недавно узнал… Сказал ей, что заступаю на вахту дежурным по кораблю, ночевать домой не приду… Начальник штаба Потапов с проверкой приходил, ещё дежурный по дивизии… Две аварийных тревоги нам сыграли. Как они ушли, я подумал, что никто больше проверять мою вахту не станет, решил втихоря домой на часок сбегать… Отметиться… Прихожу, тихонько открываю, чтоб, значит, сюрприз сделать… В комнате темно. Ну, стал по журнальному столику шарить, кнопку настольной лампы искать… Вдруг на меня набросили одеяло, загремел упавший стул. Я подумал, что Жанна шутит. Дверь хлопнула… Сорвал я с головы одеяло, включил свет, она в чём мать родила на смятых простынях лежит… В комок сжалась, на меня не смотрит. Что такое? Гляжу: на полу галстук от бушлата валяется. А на нём хлоркой намазана фамилия матроса. Того самого, которого я в аэропорт брал. Не успел, сволочь, раздеться и нырнуть к ней в постель, а то бы голеньким прихватил его. Вестовой Шабунин это был…

— Зубоскал со сто тридцать шестой? Дегенерат с оттопыренными ушами? Доверил козлу капусту! Нет, не понимаю наших гарнизонных шлюх! Ну, и вкусы у них!

— Я считал, что моя Жанночка любит меня. Подумать не мог, что она способна на предательство. Я так надеялся на её верность…

Голос усталый, равнодушно–спокойный:

— Я тоже так считал и надеялся… Провожала — на шее висела. А мы в море не ушли в тот день. Вернулся домой, в спальне на кровать прилёг, решил немного отдохнуть. Пришла жена с двумя подругами. Уселись на кухне за чаем, начали делиться секретами, кто с кем да как…Тогда и узнал всю правду и много нового о себе. И какой я плешивый, и что в постели не так хорош, как те, и ещё всякую пакость. Выбежал из спальни, кричу: «Суки, прошмондовки, курвы…». Они чуть в обморок не упали, не ожидали меня увидеть. А уж как моя бежала следом: «Гоша прости, Гоша, Гоша!». Не простил я. С тех пор, вот, и живу в этой каюте бобылём… А ты говоришь… Стервы они все по моему глубокому убеждению.