Дикие питомцы - Амбер Медланд

там был очень высокий уровень самоубийств. Каждый вечер я заводил будильник, чтобы встать пораньше и провести день с пользой, выполнить все, что я себе наметил. И каждый день, просыпаясь, материл себя, потому что, подбежав к окну, видел, как розовый солнечный диск опускается в густую синеву. Дрожа от холода, я стоял у окна, которое никогда не закрывал, и беспомощно смотрел, как он исчезает. А потом кто-нибудь меня окликал – эй, Дэнни, в паб идешь? А я отвечал – что ж, день-то все равно уже кончился. Отвечал, умирая от чувства вины. Теперь, вспоминая то время, я понимаю, что оно было лучшим – не счастливейшим, но важнейшим – в моей жизни. Потому что я просыпался.

Друзья называли вас Дэнни? – только и спрашиваю я.

6

Боюсь, Нэнси подцепила от меня меланхолию. Мы сидим в кровати и смотрим «Фрейзер», а солнце за жалюзи то встает, то снова садится. Я разрешаю ей включить кондиционер. А она ходит на лестницу забирать доставленную нам еду.

Нет, все-таки так нельзя, говорю я, заставляя себя вылезти из кровати.

Да я никогда особенно не любила выходить из дому, возражает она. Это только вам, полукровкам, нравится.

В школе каждый раз, когда мне доставалась роль Покахонтас, Нэнси назначали Белоснежкой. Она считает этот факт одной из величайших жизненных несправедливостей. Жасмин куда сексуальнее Белоснежки, и не о чем тут спорить, заявляет она.

Но Жасмин-то из Аграбы, возражаю я. Два года назад «Дисней» собирался представить зрителям индийскую принцессу, но потом, вспомнив, что случилось с принцессой Тианой, решил, что они еще не готовы.

Эсмеральда, победно заявляет Нэнси. Она обворожительна.

Попробуй произнести это в цыганской юбке и с тамбурином в руках, отзываюсь я. Ну давай же, а то опоздаем.

Мы отправляемся на встречу с Лидией и Саймоном. Недавно они оба защитили диссертацию, а теперь каждый работает над вторым сборником своих стихотворений. Его книга будет называться «Отчаяние», а ее – «Эвдемония».

С самого окончания учебы они собирают разные бытовые предметы – например, чайники и одежные вешалки. Стены в их квартире увешаны открытками от издательств «Нью Дирекшнс» и «Милквид Эдишнс». На покрытом красной скатертью столе расставлены мисочки с крекерами и баночки со всякой всячиной, привезенной из разных путешествий. Жардиньера из Италии – красный перец и цукини в оливковом масле с чесноком. Кимчи из красной капусты. Маринованные селедки, прижимающиеся серебристыми брюшками к толстому стеклу.

Может, у вас тут и вино найдется? – спрашивает Нэнси.

Я не очень-то хорошо знаю Лидию – так, пересекались иногда на вечеринках. У нее цепкие карие глаза. Она носит остроносые ботинки и брюки с завышенной талией. С тех пор как они с Саймоном сошлись, Лидия стала строже, а он, наоборот, смягчился. Она знает русский, французский и немецкий. И снисходительно улыбается, когда Саймон упоминает об этом в разговоре.

Не слишком хорошо – а сама продолжает суетиться вокруг стола.

Нэнси внимательно разглядывает комнату. Знаю, прикидывает, что из их привычек стоит перенять. Так этот ее уникальный сорочий стиль и родился – она у каждого встречного подцепляет самое интересное.

Я спрашиваю, кто из них сотворил в квартире такую красоту. И Лидия, вскинув руку, объявляет – виновна.

Того Саймона, с которым я была неплохо знакома, раз семь штрафовали за езду на велосипеде в нетрезвом виде. Еще он иногда впадал в маниакальное состояние и принимался декламировать Уитмена. Но, встретив Лидию, он куда-то испарился. Нынешний Саймон демонстрирует нам их коллекцию винтажных настольных игр. Каждое первое воскресенье месяца друзья приходят к ним поиграть. А еще, делится со мной Саймон, я увлекся садоводством.

Эзра тоже хотел развести маленький садик, подхватываю я. И уже совсем собираюсь предаться скорби, как в разговор вклинивается Лидия. Оказывается, однажды она столкнулась с Эзрой на вечеринке, но сказал он ей только – вот это меня торкнуло!

Она раскручивает пальцами локон и принимается внимательно его изучать. А потом внезапно спрашивает – почему ты до сих пор его любишь?

Если верить Нэнси, я влюблена в подлеца. Но не могу же я обвести рукой всю эту красивую уютную комнату и объявить, что мне такого никогда не хотелось.

«Сердце хочет того, чего хочет»[32], вставляет Нэнси.

Лидия узнает цитату и вспыхивает. Во время учебы они с Нэнси постоянно цапались из-за политики. Нэнси в более выигрышном положении, несколько лет подряд она во время каникул устраивалась на автомобильный завод и трудилась там плечом к плечу с простыми работягами. И то, что Лидия участвовала в предвыборной кампании Корбина, этого факта не перевесит.

Она начинает сетовать, как это ужасно, что служащие лишаются работы, потому что их места на производстве занимают роботы.

Уж пускай лучше роботы выполняют работу, от которой люди только тупеют, перебивает Нэнси. А мы как-нибудь приспособимся.

Я пытаюсь переменить тему. Но рассказать мне нечего – могу только поделиться шутками из ситкомов девяностых. В конце концов разговор неизбежно переключается на наши родные города. Лидия училась в «Сент-Пол», но выросла в Далстоне.

Родители купили там дом еще до того, как район стал модным, рассказывает она.

Чужие привилегии меня не волнуют, резко заявляет Нэнси. Что меня бесит, так это лицемерие. Может, я и социалист на «Бентли», но я хоть не прикидываюсь кем-то другим. Да, мне нравятся дорогие вещи, но я тружусь на благо того, чтобы другие люди не чувствовали себя ущемленными. Понятно, деткам богатых родителей этого не понять.

Что ж, в таком случае нам точно следует учиться друг у друга, начинает Лидия.

Возьми хоть Айрис, перебивает Нэнси. Она рассказывала, как целых два месяца проработала няней? И с тех пор не заработала ни доллара?

Не рассказывала и рассказывать не хочу.

Нет уж, давай, это дико смешно, не унимается Нэнси. Я испепеляю ее взглядом, а она одними губами произносит – что?

Саймон начинает зачитывать нам отрывки «Отчаяния», и я закрываю глаза. Вскоре после ужина мы уходим. На лестнице Саймон неловко меня целует и говорит – не принимай Лидию всерьез, она вся из себя такая немка.

В метро мы с Нэнси сидим с кислыми минами.

Неужели обязательно каждый раз тыкать всем в лицо этим автомобильным заводом? Видела бы Лидия, как ты обходишься с Николаем…

Я ему на днях двадцатку дала, а ты сколько?

Он зарплату получает, сердито бросаю я.

Это прямо как Эшбери говорил об О’Хара, перебивает Нэнси. Слишком круглый для квадрата и слишком квадратный для круга. Вот