Солнце бессонных - Юлия Колесникова

— Я, знаешь ли, плохо вижу в темноте, — тихо отозвалась я, адресуя свои слова только ему.

Аккорд на гитаре внезапно прозвучал громко и фальшиво, и этот звук заставил всех нас посмотреть на Бреда.

— Ну, что-нибудь споем? — наиграно весело произнес он, и все же не смог скрыть от меня ревнивого взгляда.

— Что-нибудь, это что? — поддел его Калеб, и уже дважды за сегодня они померились грозными взглядами, и как и в первый раз отвернулся Бред. Калеб же остался доволен. Мне не понравилась его мелочность. Да что вообще он может иметь против Бреда?

Бет предложила одну из старых песен Брайна Адамса. Когда Бред постарался подобрать аккорды к ней, вышло у него не удачно. Я раздраженно вырвала гитару из его рук.

— Дай я!

Сказать, что все были удивлены, это не сказать ничего. Все были просто ошеломлены. А Бред, что хуже всего, выглядел просто очарованным.

Да, и представьте себе, я это могу! Я ведь беременна, а не больна отсталостью ума. Они вели себя так, словно я всю жизнь была беременна. Когда-то и я была нормальным человеком, а не вместилищем для детей. У меня была совершенно другая жизнь. Да только откуда им это знать!

Но на самом деле меня интересовала реакция только одного человека. Только осмелиться посмотреть на него я не могла.

Подстроив струны, спустившиеся от холодного воздуха, я начала играть, а потом и запела. Благо на голос моя беременность не повлияла, хотя петь с такой тяжестью на животе было сложно. Хотя куда сложнее было удержать на нем гитару.

Я не смотрела на них, а думала о своем. И даже когда ко мне присоединилось еще несколько голосов, я не обратила на них внимание. Когда я играла и пела, все было так хорошо и просто. Здесь была я, а там, где-то очень далеко все они. И он, — Калеб.

Мне было хуже от его невнимания, чем я могла себе признаться. И все же я не могла заставить себя посмотреть на него, пусть даже и пела только для него.

Когда я закончила играть, внезапно повисла тишина.

— Это было…классно, — выдохнула Оливье. Другие подтверждающее вздохнули, словно я только что сделала перед ними чудо. Возможно, все вышло так душевно, потому что я думала о Калебе, а ведь он даже и не подозревал.

Посмотрев, наконец, на то место где сидел он, я никого не увидела, только Сеттервин, влажными глазами пялилась на Бреда, а тот на нее. Но мне было сейчас не до того, чтобы радоваться за выяснение их отношений.

Я заметила, как светлая куртка Калеба скользит между деревьев, отражая свет от нашего огня. Когда гитара перекочевала в руки Теренса (я напрочь отказалась играть дальше, сославшись на замершие пальцы), я сразу же поспешила за Калебом, даже не задумываясь, что делаю. Теренс продолжил играть, и возможно потому никто больше кроме меня и не заметил, что Калеб пошел в лес. Причем достаточно медленно, чтобы за ним мог идти человек.

Я поспешила за ним, но его нигде не было. Я пошла вперед, слыша позади себя, как поет Теренс и трещит костер, свет от поляны разносился далеко в лес. Только вот Калеба в этом свете не было видно, он исчез для моих глаз в лесу, в его темноте. Я узнала тропинку, по которой сейчас шла, она вела меня к водопаду и, сделав еще несколько неуверенных, в темноте, шагов, услышала шум воды. Теперь ориентироваться стало легче, и я пошла на звук. Странно, но страшно мне не было. Меня била дрожь волнения, но это не от страха перед темным лесом, а потому что я боялась узнать, почему ушел Калеб.

Я чуть не задохнулась от великолепия, представшего передо мной. Вода мерцала в слабом свете луны, пробивающейся сквозь облака, и тот оглушающий рев, что не был так заметен днем, теперь навевал не тревогу, но что-то подобное. То же чувство, когда ты видишь океан и понимаешь, как слаб перед этой мощью. Мое лицо скоро стало влажным от холодных капель, и это немного остудило горячую кожу.

Но вся красота воды поблекла, когда я услышала голос Калеба за своей спиной:

— Не стоило идти за мной.

Я обернулась к нему лицом и с тревожно бьющимся сердцем поняла, что нас разделяет всего один шаг. Из его рта вырывался еле заметный пар, и он рассеивался почти около моего лица.

— С чего ты взял, что я пошла за тобой? — прошептала я, хотя понимала насколько это очевидно. Я насилу улыбнулась и постаралась не смотреть ему в глаза, а сконцентрироваться на пуговице, около его горловины.

— Зачем все это Рейн?

Мне показалось, что я впервые слышу свое имя произнесенное им с такой мягкостью.

— Ты о чем? — я непонимающе подняла глаза. Он был спокоен, но его взгляд стал совершенно иным, чем я привыкла видеть раньше. Не было холодности и отчужденной вежливости.

— Зачем ты затеяла эту игру со мной? — допытывался Калеб, приподняв кончиком пальца мой подбородок, чтобы я встретилась с его глазами. — Я уже и так дни и ночи думаю только о тебе. Но ты говоришь, что ненавидишь меня, делаешь вид, что я тебе не нравлюсь, но при этом отвечаешь на мои объятия, попытки поцеловать тебя, разговариваешь со мной во сне…

Я сделала шаг назад, мое сердце бешено стучало. Калеб уставился на меня, непонимающими глазами. Мы смотрели друг на друга: я — испугано, он — удивленно. Кажется, в глазах у меня потемнело от его близости, или от слов, что он постоянно думает обо мне. Хотя, скорее всего, от непонятного напряжения сковавшего мое тело. Я покачнулась, и мне пришлось схватиться за него, чтобы не упасть.

Резко обернувшись, я тут же очутилась в его распахнутых объятьях. Он обнял меня, и мне вдруг стало так тепло и хорошо, и было чувство, что такое случалось уже много раз.

Но я не могла принять от него такой жест жалости. Он ведь догадался, как нравиться мне!

Я начала сопротивляться, вновь ощущая прилив сил. Но он не стал меня отпускать, а более того, легко поднял на руки. Я почувствовала в нем перемену, какое-то неясное напряжение, удивляясь, как легко он меня держит. Это было так приятно — покоиться в его объятиях, и не думать, что не подхожу ему, а просто любить.

Он уложил внезапно меня на ковер из травы и примерзлых листьев, и как ни странно я не почувствовала холода. Его лицо светилось в темноте над моим, и я видела каждую его черточку. Мы, наверное, несколько секунд так смотрели друг на друга, пока я не поднялась, и мы не оказались на одном уровне. Калеб не сопротивлялся.

— Не какая это не игра! — наконец-то вымолвила я, стараясь контролировать свои порывы. — Все слишком сложно, чтобы тебе объяснить. Но, ни в какие игры с тобой я не играю. Ты путаешь меня с Сеттервин.

— Нет, не играешь, — согласился он, — ты мне просто лжешь.

Я, конечно же, возмутилась, но он перебил меня.

— Докажи! Я хочу знать, что не нравлюсь тебе! Я хочу это видеть!