Книга превращений - Ньютон Марк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раньше Фулкром надеялся, что под властью Уртики эти заброшенные места обретут новую жизнь, а быть может, и станут убежищем для части беженцев, ютящихся в лагере у городских стен. Но, увы, этого не случилось, охранные меры лишь усиливались, запрещая доступ сюда даже горожанам. Однако теперь Фулкрома интересовали не подземелья сами по себе – он держал путь к заброшенному отелю на четвертом уровне, который давным-давно растерял клиентуру и закрылся.
Он шел по улицам, низко опустив голову, пряча лицо от ветра со снегом. Миновал пару таверн с заколоченными окнами, много пустых витрин с надписями «Продается». Наконец он прибыл на место и встал перед фасадом высоченного отеля – выше, чем он помнил, – этажей девять или десять, что даже для Виллджамура было совсем не мало. Три готических арочных окна возносились к небу по обе стороны от парадной лестницы, которая вела к дубовым дверям. Несколько месяцев назад на этих самых ступенях было совершено жестокое двойное убийство, и это стало последней каплей для хозяев, которые и без того терпели убытки на фоне ухудшения погоды, – отель был продан городскому Совету и с тех пор стоял закрытым.
Вынув из рукава кинжал, Фулкром поковырял им в замке и открыл дверь. Вошел внутрь и в почти полной темноте стал подниматься наверх по лестнице, которую колонизировали жирные пауки величиной с ладонь.
Выставив на крышу ящик с горючим, он вышел и сам; ледяной ветер едва не сбил его с ног. Кругом валялось немало предметов, не бывавших в употреблении с теплых дней: какие-то столы, корзины, стулья. Вот и хорошо, как раз сгодятся. Вокруг вставали шпили Виллджамура, и у Фулкрома сердце сжалось от мысли, что ему придется покинуть любимый город.
Фулкром набрал барахла и равномерно разложил его по крыше. Затем раскрыл ящик с бутылками прозрачной жидкости – их было семь – и взял первую. Разлил по крыше содержимое: подальше от двери на лестницу, стараясь не пролить на себя. Издалека, со стороны пещер, доносились звуки бунта – ослабленный расстоянием нестройный хор голосов, – но это была уже не его забота.
Залив горючим большую площадку на крыше, Фулкром откупорил последнюю бутыль – на этот раз голубого цвета – и ровной дорожкой разлил жидкость между собой и будущим костром. Затем достал из одного кармана кремень, из другого – кусок растопки. Укрывшись за выступом стены от ветра, он несколько раз ударил железной рукояткой своего кинжала по кремню, пока не высек наконец искры, которые упали на растопку. Осторожно подул, помогая новорожденному огню, потом подошел к голубой линии и перебросил через нее горящую растопку, а сам отбежал к лестнице.
Крыша полыхнула вся и сразу, огонь вгрызался в приготовленное для него угощение, обдавая Фулкрома жаром. Румель с опаской попятился, но скоро с удивлением понял, что огонь неукоснительно соблюдает границу, проведенную по крыше голубой жидкостью.
Фулкром все же сохранил один стул, тот стоял у двери, – кто знает, сколько придется ждать. Хотя, если культист не соврал, пожар продлится часа три, не больше. Фулкром подтянул стул к краю крыши, откуда открывался вид на город, и сел.
Жрец говорил, что часа ему хватит. Всего час на то, чтобы просмотреть обе книги и найти соединяющие их звенья.
Когда Фулкром ушел, Ульрик расположился за его столом у окна с потрясающим видом на город и погрузился в работу.
Он почтительно раскрыл обе копии «Книги превращений» и стал их изучать. Лан лежала на кровати, время от времени взглядывая на него.
– Что именно ты надеешься узнать за час? – спросила она лениво.
– Тсс, – ответил Ульрик.
– Ладно, молчу.
Он переворачивал страницу за страницей, сравнивал их содержимое, делая время от времени какие-то заметки в отдельной тетради. Когда пергамент зашелестел в седьмой раз, Лан обняла подушку Фулкрома. Она не знала, как долго они с Ульриком пробыли внизу по наземному счету, – судя по часам в библиотеке, гораздо меньше суток. И все же она задремала, наверстывая недобранный отдых, такой нужный сейчас. Ей снился сон – образы солнечных теплых земель вставали перед ней, порождая желание покинуть город как можно скорее…
Ульрик хмыкнул, и она проснулась. Жрец тер глаза и, жизнерадостно улыбаясь, посматривал на страницы перед собой.
«Сколько я спала?» Лан приподнялась на локте. Огляделась в поисках Фулкрома, но того по-прежнему не было.
– Похоже, ты что-то нашел?
– Да! – Судя по его лицу и голосу, полному оптимизма, которого она раньше за ним не замечала, так оно и было. – Все дело в резных фигурах, как он и намекал. – И он хихикнул. – А теперь идем, нам пора на башню.
«Может, там все и закончится», – подумала Лан, встала и потянулась.
Им всего-то нужно было пересечь несколько улиц. Дело несложное, однако действительность подавала знаки, на которые следовало обратить внимание: отсутствие движения в переулках; гаруды, выстроенные вдоль зубчатых парапетов крыш и резкими контурами рисовавшиеся на фоне неба; далекие шумы, которые она ошибочно приписала повседневной городской жизни.
Ульрик, сжимая мешок с двумя копиями «Книги превращений», направил ее к укрытию под стеной всего в нескольких шагах от квартиры Фулкрома.
– В чем дело? – спросила она.
– Что-то не так, – предостерег ее Ульрик.
– Нам надо спешить, до стеклянной башни отсюда рукой подать – вон она. – И Лан показала на фасад, сияющий над крышами города.
– Подожди, – снова сказал Ульрик. И, осторожно высунувшись из-за угла, показал ей на взвод солдат, которые, спрятавшись за поворотом, подавали сигналы свистом, как птеродетты. Из открытых дверей соседнего здания высыпали анархисты, человек десять, им навстречу устремился другой отряд. Два стрелка заняли позицию на углу здания: один – стоя, другой – присев на корточках. Натянув тетивы своих луков, они ждали.
– Похоже, – вздохнул Ульрик, – что их противники как раз там, возле башни. Фулкром был прав насчет того, что на улицах неспокойно.
Солдаты тоже выстроились на улице в два ряда: задний ряд в полный рост, передний – опустившись на одно колено, и все лицом к Лан и Ульрику, хотя видно было, что интересуют их не они, а совсем другие люди.
Легко, без малейших усилий, двое лучников на углу спустили тетивы своих луков, достали еще стрелы, снова выстрелили, и так раз за разом, пока их колчаны не опустели; тогда они повернулись и кинулись бежать.
«Вот это выдержка…» – подумала Лан, когда всего секундой позже из-за угла хлынула целая волна людей в гражданской одежде, – у многих из щитов торчали стрелы.
Теперь стрелять начали солдаты на улице, и гражданские один за другим падали на мостовую. Кричали люди – и женщины, и мужчины, – их голоса звенели, отражаясь от каменных стен вокруг, а Лан только смотрела, не в силах помочь. Люди по двое-трое отползали прочь в поисках укрытия, моля о защите. Еще одна волна гражданских нахлынула, но уже для того, чтобы помочь раненым и унести мертвых, в то время как военные хладнокровно подбирали с окровавленной мостовой своих.
Ульрик шептал молитвы.
Держа строй, рысью подходила тяжеловооруженная гражданская милиция; повсюду переворачивали и ставили на попа брошенные телеги, превращая их в импровизированные укрытия от стрел; по мостовой раскатились и рассыпались продукты. Военные лучники снайперски стреляли сверху, а юнцы с лицами, плотно замотанными шарфами, шли в атаку из-за разных углов.
– Даже не поймешь, кто с кем сражается, – сказал Ульрик.
– А тебе обязательно делать то, что должен сделать, на башне? – спросила она.
Ульрик медленно перевел на нее взгляд.
– Боюсь, что да.
– Ладно, – вздохнула Лан. – Не волнуйся, как-нибудь мы тебя туда доставим.
Как это возможно, – не имея видимой цепи командования, создать тем не менее армию? Такое шло вразрез со всем, во что Кейли приучили верить, со всем, что подсказывали ему инстинкты. Никто не говорил людям, что им делать, хотя среди них были те, кто явно превосходил остальных и в искусстве владения мечом, и вообще в жестокости, а также преступившие закон культисты, которые получили право на новую жизнь. Остальные кейвсайдеры формировались вокруг них, с них брали пример, к ним обращались за советом. Почти все хотели помочь – все знали, что дело зашло слишком далеко, назад дороги нет, все чувствовали, что находятся на пороге значительных событий: свержения императора и всех тех, кто подавлял народ Кейвсайда.