Шахта - Дэвид Джеймс Шоу

У меня стресс? Отчего?

Оттого, что окружен головорезами, готовыми заграбастать сеть, которую он построил с таким трудом? Готовыми за крупную сумму послать на хер годы службы под его началом?

Оттого, что федеральное правительство в полном составе, по крайней мере во время предвыборной кампании, делало все, чтобы посадить его в тюрьму?

Оттого, что даже его власть и богатство не могли повлиять на рефлекторный страх, который он испытывал всякий раз, проезжая мимо полицейской машины на своем лимузине?

Сам Рози расслабился. Вернее, его расслабили. Навсегда, когда Эмилио получил наводку на Круза.

Снаружи завыли полицейские сирены. При этом звуке мышцы в груди сжались. Чудесно. Из-за звука сирен у него когда-нибудь случится инфаркт.

Сирены? У дома Баухауса?

А утро так хорошо начиналось…

Эмилио всегда нравилось самому раздевать своих сучек. Он любил отрывать пуговицы и разрывать прозрачные трусики. Конечно, девушкам платили за то, чтобы они доставляли удовольствие. Но он смаковал их протест, удивленное блеяние или, еще лучше, тихую грусть, когда уничтожал любимый предмет одежды. В их глазах читалась ненависть, но им все равно приходилось его трахать. Вот она, власть. Вы сделаете то, что я вам скажу.

Героин Баухауса был чистейшим. Конечно, Баухаусу это известно, а Эмилио все выяснил достаточно быстро. То, что нужно, чтобы мягко вывести его из-под кокаина. Эмилио не хотел вырубиться, пока он с Ямайкой, поэтому запил свой мет коллекционным виски из запасов Баухауса. Наркотики, чтобы возбудиться. Наркотики, чтобы успокоиться. Вскоре химия его тела то возбуждалась, то успокаивалась. Эмилио был заряжен. Если бы он сейчас зажал провода осциллографа между пальцами, на экране появилась бы волна.

Он сорвал с нее куртку и бросил на пол красной спальни. Она поняла, что ее не надо поднимать, и стянула с себя толстовку с надписью «Беверли Хиллз», пока они стояли лицом к лицу. Ловкая, подумал он. Опытная.

Интересно, насколько она хороша?

Он указал взглядом на пол перед собой. Она опустилась на колени и расстегнула миллион застежек, за которыми скрывался его член. Когда его итальянские штаны с идеальными стрелками упали на пол (без звона монет: Эмилио никогда не носил мелочь в карманах, считая такую привычку вульгарной), она начала тереться лицом, как котенок, о густые и жесткие волосы в его паху. Эмилио брил свой лобок целый год, поверив теории о том, что волосы становятся гуще после каждого бритья. Похоже, миф оказался правдой. Он мог взять свои лобковые волосы в кулак, с силой потянуть и не почувствовать боли.

Он схватил ее за затылок и поводил лицом вокруг своей набухающей эрекции. Отшкурим немного…

Всю жизнь люди хотели что-нибудь отобрать у него. Эмилио почти сорок лет был начеку, охраняя собственность.

Освещение в красной спальне регулировалось реостатом. Ямайка повернула его на минимум и зажгла свечи. Огромная водная кровать стала похожа на алтарь. Когда она тянулась к панели управления у изголовья, встала коленом на одеяло. Поверхность кровати отозвалась волнообразными движениями.

Когда Эмилио кому-то что-то давал, он хотел, чтобы это все видели. Он хотел, чтобы его подарки принимались с благодарностью, их адресаты и свидетели аплодировали его вкусу и щедрости. Когда люди не дожидались щедрот и грубо забирали у него что-нибудь без разрешения, он приходил в ярость.

Когда Ямайка оторвалась от его члена, чтобы поцеловать в губы, Эмилио взял в руку опасную бритву. Шарнирная цепочка, на которой та висела, была сделана ювелиром из Маленькой Гаваны. Он процветал, создавая украшения для наркодельцов. Эмилио дернул бритву вниз, и замок цепочки со щелчком открылся. Платиновая бритва бесшумно распрямилась – ее шарнир был хорошо смазан.

Ямайка подняла руку и нежно взяла его за предплечье. Этот жест можно было интерпретировать двояко: или шлюха забылась в сексуальном возбуждении, или она готова обороняться, если игра с бритвой зайдет слишком далеко. Его сердце гнало кровь по венам через мозг и потом вниз, к члену. Эта Ямайка – крутая сучка.

Его большой палец остался на хвостике опасной бритвы, похожем на курок. Их глаза говорили без слов. Он дернул рукой, и лезвие разрезало ткань ее сорочки, в сантиметре от плоти. Она быстро перевела дыхание и сказала, что он хорошо обращается с этой штукой. Эмилио с ней согласился.

Круз забрал кое-что у Эмилио. Украл. И не деньги, какую-нибудь небольшую сумму, которая проходит через падальщиков. Такие риски есть у любого бизнеса, где работают ушлые курьеры, у которых достаточно ума, чтобы не попасться копам. Эмилио промотал много зелени, чтобы доказать, что деньги ничего для него не значат. Его легкомыслие по отношению к деньгам было свидетельством нищей молодости. Да, он швырялся наличкой, но знал, куда приземлился каждый цент.

Круз украл Чикиту, взял ее без разрешения и сломал. Мучимый чувством вины, он сбежал в Чикаго, вместо того чтобы попросить прощения и предложить компенсацию. Было достаточно легко выяснить, что произошло на фатальной вечеринке в пентхаусе у других дроидов-обдолбышей. Все они видели, как Чики нырнула вниз. И Круз не остался выразить почтение. Пара тумаков, немного работы бритвой, и все разрешилось бы. У Круза появился бы шрам как постоянное напоминание о промахе.

Проблема в том, что никто не знал, насколько может разозлиться Эмилио и к каким последствиям, смертельным или не очень, все приведет. На сцену выходит Рози, реша́ла. Сцену покидает Круз, первым классом «Восточных авиалиний».

Это стало делом принципа. Показательная порка. Нельзя закрывать глаза на внутренний кризис. Эмилио и так сражался с многочисленными драконами. Трудовую дисциплину он предпочитал восстанавливать лично. Это позволяло не растерять основные навыки и не порвать связь с улицами, которые дали ему так много.

К несчастью для Круза, неделя тянулась медленно. Место Рози занял белый парень по имени Рифф. Он хорошо справлялся со своими обязанностями, руководил людьми и распределял товарные потоки. Эмилио мог уехать в небольшой отпуск. Он полностью выкупил первый класс, чтобы ему не досаждали туристы и прочие идиоты. Оставил стюардессе чаевые стодолларовой банкнотой, и она дала ему свой чикагский номер, написав его на карточке под своим именем, Стеф. Эмилио чувствовал себя по-мальчишески расточительным и сошел с трапа самолета в приподнятом настроении, которое даже Баухаус не смог испортить.

Ему было хорошо с Ямайкой, но он не забывал о цели поездки на север. На воображаемом чеке стояло имя Круза.

Ямайка была влажной, упругой, умелой и не говорила «нет». Немного веревок, чуть-чуть анальных забав, горошинка крема с эвкалиптом, две или три капельки гашишного масла. Несколько синяков и струйка крови – ее