Пираты Карибского моря. Проклятие капитана - Юрий Папоров

Вчера над Москитовым берегом стремительно пронесся небольшой шторм. Природа пробовала свои силы. На море волнение определялось не более чем в четыре балла, дул умеренный ветер.

Педро потянул на себя дверь, она бесшумно подалась, пропустив свет луны, который скошенным квадратом лег на пол каюты. Чистое черное небо было украшено звездной россыпью. «Каталина» под малыми парусами тихонько двигалась вперед левым галсом курсом галфвинд. Поскрипывал перекладываемый рулевым штурвал. Неяркий свет от фонаря освещал группу вахтенных. Они, чтобы не тревожить сон капитана, говорили шепотом. А де ла Крусу не спалось. Уже началось 4 ноября 1705 года. Оставался какой-нибудь час хода до устья Уауы. А там… три часа полных парусов, и «Каталина» с рассветом окажется у реки, указанной Уильямом Дампсом.

«Что сделал Гант с Каталиной? Как поступил? Где она сейчас? — возможно, в тысячный раз за прошедшие годы Педро задавал самому себе эти вопросы и не получал ответа. — Или я ничего не понимаю в людях, или Дампе не соврал. Слишком мал шанс, чтобы кто-либо успел их снять до нашего возвращения. А вернемся без Ганта… ему ясно — бриг, он и весь его экипаж последуют на дно, как потопленная ими шхуна! Неужели я поведу себя так жестоко? Да, на этот раз я так и поступлю!»

Это решение как бы подвело черту его рассуждениям. Он притворил дверь и попытался уснуть.

Забрезжил рассвет, в подзорную трубу уже можно было различить начало заливчика, в который впадала нужная им река.

Все давно поднялись, рядом с рулевым на мостике стоял де ла Крус. Большая часть экипажа собралась на полуюте и шканцах, Коко был свободен от своих прямых обязанностей. Он лишь приготовил тройную порцию черного кофе. Предстоял бой, и Медико запрещая давать команде какую-либо еду. Коко забавно обвесил себя с ног до головы разным оружием.

С мостика спустились Девото и Тетю. Почетный капитан на этот раз, без чьей-либо просьбы, прямо протиснувшись в гущу матросов, начал:

— Вы помните, что Генри Джон Морган стал рыцарем и новым губернатором Ямайки. Однако от того, что Морган сделался сэром, у него не прибавилось ни доброты, ни совести. Как только нога его ступила на землю Ямайки, он тут же начал замышлять новые пиратские набеги. На свои собственные деньги создал армаду, которая сделала совершенно невыносимым плавание в Карибском море торговых кораблей под любым, кроме английского, флагом. Карл Второй снова получал в свой карман порядочный куш. Но вот Морган вторгся в дело торговли рабами. Оно не находилось под покровительством английских магнатов, и они немедля начали давить на министров королевского двора, чтобы те, в свою очередь, насели на короля. И Карл вторично был вынужден «принимать меры». Он отстранил Моргана от командования войсками,

— Но армада осталась, — заметил Адальберто.

— Да, но этот блестящий полководец и редкостный негодяй, ослепший из-за страсти делать деньги, зарабатывать их на людской крови, не сумел обратить внимания на происходившие в политике изменения. Да и был ли он способен на это по складу своего ума? Морган не желал ничего знать о делах, вершившихся вне пределов Ямайки и Карибского моря, и в один прекрасный день… был лишен всякой власти. Но отнять у него награбленных им баснословных богатств никто не мог. Морган уединился в своей асиенде, и вот там алкоголь быстрехонько придавил его как следует. В тысяча шестьсот восемьдесят восьмом году в возрасте пятидесяти трех лет сэр Морган скончался. Тогдашний губернатор Ямайки герцог Альбемарле, его приятель по разгульной жизни в Лондоне, распорядился предать тело «великого пирата» земле со всеми военными почестями, положенными адмиралу и рыцарю. Однако в земле тело не задержалось надолго. Через четыре года она вышвырнула из себя останки самого кровожадного пирата на свете. Землетрясение выбросило кости Моргана в море. Там их, естественно, никто не мог найти.

— Когда это было? — спросил Адальберто.

— Седьмого июня тысяча шестьсот девяносто второго года, ровно в одиннадцать часов сорок минут первый толчок разрушил кладбище и опустил его под воду. И тут же второй, более сильный, в секунду превратил Порт-Ройяль в развалины, а третий навечно сомкнул над бывшим городом волны океана.

Тетю замолчал, а Девото поглядел на капитанский мостик, вперед по курсу «Католины» и с иронической улыбкой заметил:

— Умер ваш Морган, Тетю, и с ним — его сила! Не действует! Я и прежде сомневался… — однако Девото не договорил.

— Слева по борту, в заливе у самого устья реки, вижу парусник! — радостно прокричал Зоркий.

Девото одним прыжком оказался на мостике, взял из рук капитана подзорную трубу.

— Это Гант, Педро! Я тебя поздравляю…

— Тысяча утопленников, восставших со дна океана! Это его шхуна! — прокричал боцман. — Я узнал! Видел в порту Кайона.

— Если это действительно шхуна Ганта, то, друзья мои, кто до конца разъяснит мне, что такое есть человек? — в сердцах произнес де ла Крус.

Поскольку никто его не понял, и Педро это почувствовал, он продолжил:

— Я думаю о Дампсе! Ограбить беззащитный корабль, загнать экипаж в трюмы, задраить люки и пустить шхуну ко дну с живыми людьми. И тут же с достоинством джентльмена, по-рыцарски вести с нами беседу и… спокойно предать собрата по ремеслу.

— Он спасал свою шкуру, — сказал Девото.

— Если это действительно Гант, Дампе ее спас. — И, повысив голос, де ла Крус отдал команду: — Свистать всех наверх! Приготовиться к бою!

Матросы, не успев исполнить приказа капитана, потеряли вдруг равновесие и повалились на задрожавшую под ними палубу. Нос «Каталины» врезался в отмель, и она стала у входа в залив.

У Тетю и Девото мгновенно родилась одна и та же мысль: «Неподвижная мишень. Гант это предвидел!»

— Шлюпки на воду! Заводить якоря! — уже звучала команда капитана. — Боцман, живо!

А Добрая Душа и сам понял, чем такая напасть могла обернуться для «Каталины» и что ему немедленно следовало делать.

Чуть более чем в четверти кабельтова от корабля были сброшены два кормовых якоря. Паруса капитан поставил так, чтобы ветер, хотя и слабый, все же способствовал движению судна в сторону кормы.

— К канатам! — прозвучал звонкий голос де ла Круса.

Все, кто был на палубе, переместились на корму. По три человека с каждой стороны встало к крестовинам двух брашпилей. Остальные ухватились за канаты. Повинуясь общим усилиям, толстые манильские тросы — в тех местах и в то время редкая снасть — послушно ложились на оси кабестанов. Но… по мере того как происходило натяжение канатов, якоря ползли по дну.

— У основания банки сильное подводное течение, — определил Тетю. — Ну и бестия же этот Гант!