Жена - девочка - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предложение было с радостью принято двумя другими — особенно тем, кто держал ручку двери.
Любезно предоставив другим войти, он был последним, кто собрался занять свое место. Однако, войдя в вагон, он словно спохватился — некая мысль заставила его изменить свое решение.
— Ах, леди! — сказал он. — Я надеюсь, что вы извините меня, если я покину вас и выкурю сигару. Я умираю без сигары.
Возможно, дамы сказали бы: «Курите здесь, рядом с нами», — но был ведь еще незнакомец, с которым надо было бы обговорить это, и потому они ответили:
— О, безусловно, сэр.
Но если бы кто-то из них внимательно понаблюдал за ним, прежде чем он ушел! Джентльмен стремительно выскочил на перрон, как будто у него была иная причина уйти, а совсем не курение.
Дамы подумали, что это несколько странно и даже невежливо.
— Мистер Свинтон — неисправимый курильщик, — сказала самая старшая из дам, словно извиняясь за него.
С этим замечанием она обратилась к единственному джентльмену, который остался в компании дам.
— Да, я вижу, что это так, — ответил тот тоном, в котором чувствовалась ирония.
Он уже обратил внимание на одинокого пассажира, в сюртуке и кепке, тихо сидевшего в углу вагона.
Несмотря на тусклый свет, он узнал этого человека и был более чем уверен, что и Свинтон узнал его. Взгляд попутчика остановился на дамах, и все они вскоре также узнали его.
Причем узнавание не сопровождалось словами или хотя бы кивком в знак приветствия. Только удивление и некоторое замешательство: как поступить? К счастью, тусклая масляная лампа не позволяла разглядеть выражение их лиц.
Некоторую неловкость испытывали Джулия Гирдвуд и ее мать. Корнелия же менее всего заботилась о том, чтобы скрыть свои чувства. Ей нечего было скрывать.
Но Луи Лукас предпочитал темноту — это он оставался единственным джентльменом в компании с дамами. Сначала он занял место напротив попутчика, напротив того самого джентльмена, который когда-то стрелял в его ньюфаундленда. Но это было малоприятное место, и он пересел, заняв место мистера Свинтона.
Он сделал это, отговорившись тем, что хотел бы сидеть поближе к миссис Гирдвуд.
Таким образом, Майнарда оставили без визави.
То, что произошло, казалось ему весьма странным. Да и как иначе? Около него, почти касаясь его плеча, сидела девушка, которую он когда-то любил, или, во всяком случае, восхищался ею.
Это была мимолетная страсть. Она прошла, и теперь сердце его было равнодушным и холодным. Было время, когда прикосновение этой изящной руки будило кровь и заставляло ее горячо пульсировать в венах. Теперь же ее прикосновение, поскольку они сидели рядом на одном диване, произвело на него не большее впечатление, чем прикосновение статуи, высеченной искусным скульптором.
Испытывала ли она такие же чувства?
Ему было трудно судить об этом, да и его это мало интересовало. Если у него и были чувства к ней, то лишь благодарность. Он вспомнил, как ему казалось, что именно она послала к нему на помощь посла со звездным флагом, и это подтвердила Бланш Вернон в той памятной беседе во время охоты на фазанов.
И потому он задавался вопросом: «Должен ли я заговорить с нею?»
Мысли вернули его в прошлое, он вспомнил все, что произошло между ними — ее холодное прощание на утесе, где он спас ее от наводнения; ее почти презрительный отказ на балу в Ньюпорте. Но он помнил также ее последние слова, посланные ему при выходе из танцевального зала и ее прощальный взгляд с балкона, когда он уезжал из Ньюпорта.
Эти слова и взгляд, снова всплывшие в давних воспоминаниях, заставили его повторить вопрос к самому себе: «Должен ли я заговорить с нею?» Десять раз он уже был готов начать беседу, и каждый раз не решался на это.
Времени было более чем достаточно, чтобы поговорить вволю. Хотя почтовый поезд, делая сорок миль в час, и должен был добраться до Лондона за пятнадцать минут, казалось, он никогда не доедет до станции. Время тянулось так медленно, потому что даже единым словом не обменялся в пути с капитаном Майнардом ни один из его бывших знакомых.
Все они почувствовали себя свободнее только тогда, когда показался перрон, давший им возможность избавиться от вынужденного соседства с ним!
Джулия, возможно, была исключением. Она последняя из компании покинула вагон, в то время как Майнард все еще находился там.
Казалось, она специально задержалась, в надежде на то, что разговор все же состоится.
Слова «Это бессердечно, жестоко!» — уже готовы были сорваться с ее уст, но чувство гордости остановило ее, и она быстро выскочила из вагона, чтобы избежать унижения.
Майнард также был близок к тому, чтобы заговорить. И он также подавил свое желание — гордостью, но не бессердечностью.
* * *
Он наблюдал за ними, шедшими по перрону. Он видел, как к ним присоединились двое джентльменов — один из них сделал это украдкой, как будто не желал, чтобы его заметили.
Он знал, что скрывающимся господином был Свинтон, и знал, почему он не желает попадаться Майнарду на глаза.
Майнарда более не волновали ни действия этого господина, ни — тем более — его компания. Единственной реакцией Майнарда были слова:
— Странно, что в каждом неприятном эпизоде в моей судьбе я встречаю эту компанию — в Ньюпорте, в Париже — и вот теперь в Лондоне, когда мое несчастье велико как никогда!
Майнард продолжал размышлять над этим совпадением, пока железнодорожный носильщик не усадил его в кэб, погрузив также его чемодан.
Служащий, не понимая причины витания в облаках этого странного пассажира, был недоволен.
Захлопнутая с силой дверца напомнила Майнарду о его рассеянности: он забыл дать носильщику чаевые!
Глава LXIII
«КАК ЭТО СЛАДКО, КАК СЛАДКО!»
Сидя в кэбе, Майнард благополучно добрался до своего дома рядом с Портмэн Сквер. Благодаря собственному
