Поцелуй шелки - Тессония Одетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В воздухе повисает тишина. Мои легкие сжимаются от произнесенных слов. По общему признанию, ругать братство последними словами – это слишком, и я даже сожалею об этом. Все здесь отнеслись ко мне с большей добротой, чем я когда-либо ожидала от церкви со столь дурной репутацией. Даже неодобрение отца Виктора по отношению ко мне было вполне оправданным. Однако я понимала, что должна переступить черту. Это единственный способ добиться желаемого.
Единственный способ.
Глубоко вздохнув, я возвращаюсь на свое место рядом с Гретой и Брайони. Только тогда публика, опомнившись, начинает сначала смеяться, а затем аплодировать. Я складываю руки по швам и смотрю в пустое пространство. Мои колени дрожат, а самообладание грозит вот-вот покинуть меня.
«Не сейчас. Потерпи еще немного».
– Ну что ж, – начинает отец Виктор, поморщившись, – я прошу прощения за довольно красноречивую формулировку принцессы Мэйзи. А теперь давайте послушаем Брайони Роуз и помолимся Всевышнему в надежде, что ее речь окажется гораздо менее язвительной.
Публика хихикает, но я почти не слышу этого. Я также не понимаю ни слова из того, что говорит Брайони. Все мое внимание сосредоточено на жаре, что вызывает взгляд Дориана, который прожигает мой профиль с другой стороны помоста.
Кажется, речь Брайони заканчивается слишком быстро. Как и все остальное после. Брат Биллиус вручает Дориану четыре цветка: на этот раз розы, одна из которых белая, а остальные – красные. Дориан приглашает Грету присоединиться к нему в центре помоста, где протягивает ей красную розу. После чего отец Виктор приглашает случайную девушку из зала принять розу от имени Ванессы. Симпатичная блондинка, весьма старательно хлопающая ресницами, принимает красную розу и жеманно благодарит Дориана. Он произносит мое имя.
Мое имя.
Еще слишком рано.
Слишком рано.
На этом все закончится.
Глубоко вздохнув, я иду к Дориану и останавливаюсь в нескольких футах перед ним. Он держит две оставшиеся розы, по одной в каждой руке. По залу проносится шепот, и мой пульс учащается, когда я поднимаю глаза, чтобы встретиться с Дорианом взглядом. Выражение его лица искажено болью. Он не двигается, не предпринимает попытки протянуть мне цветок.
Наконец, он начинает поднимать одну из роз.
Одновременно ужас и облегчение захлестывают меня, обрушиваясь на мое сердце, подобно волне во время прилива.
Красная роза.
Каждая моя частичка хочет принять цветок, мои пальцы умоляют меня потянуться за ним.
Но я этого не делаю.
– Дай мне белую розу, – шепчу я сквозь зубы.
Челюсть Дориана напрягается.
– Нет.
– Дай мне ее. Сейчас же.
– Нет.
Мои плечи начинает бить мелкая дрожь.
– Я не уйду с этого помоста, пока ты не подаришь мне белую розу. Я вырву ее из твоих рук, если придется.
Его лицо вытягивается еще больше. Я вижу, как дергается его кадык.
Я едва замечаю отца Виктора, когда тот подходит к Дориану сзади.
– Подари ей белую розу, – говорит он мягким, едва ли не извиняющимся голосом. Этого достаточно, чтобы моя нижняя губа задрожала.
Дориан так сильно сжимает стебли обоих цветков, что костяшки его пальцев белеют. Я слышу щелчок и опускаю взгляд, чтобы увидеть раздробленный стебель. Белая роза теперь свисает только с зеленой нити. С громким вздохом Дориан протягивает мне сломанный цветок. Цветок, который положит конец этой игре. Положит конец нам.
Я принимаю розу и отворачиваюсь. Я не останавливаюсь, когда добираюсь до Греты и Брайони, не останавливаюсь у подножия помоста. Мои ноги несут меня по проходу, мимо скамей с наблюдающими зрителями, пока я не достигаю тихих коридоров за пределами нефа. Только тогда я позволяю своим слезам пролиться.
Глава XXXVII
Добравшись до своей комнаты, я кидаю белую розу на туалетный столик, бросаюсь к своему гардеробу и, вытаскивая одежду, бесцеремонно запихиваю ее в свою ковровую сумку. Я презираю то, как слезы текут по моим щекам, как мое горло горит от попыток подавить рыдания. Я даже не уверена, почему плачу. Мне ясно только одно, – чем усерднее я работаю над упаковкой своей сумки, тем больше дрожат мои конечности. Кажется, я вот-вот упаду.
Я изо всех сил пытаюсь уместить все свои наряды в одну сумку, и в следующее мгновение силы покидают меня. Выругавшись сквозь зубы, я падаю на кровать и закрываю лицо руками. Проходит минута, возможно, даже несколько, когда я слышу тихий стук в дверь. Я не могу найти в себе силы ответить и ничего не говорю, когда слышу, как она открывается. За этим следует характерный звук когтей Подаксиса, а также человеческие шаги.
Мое сердце подскакивает к горлу, когда я думаю, кому они принадлежат. Я вскакиваю на ноги и оборачиваюсь. К счастью, с моим ракообразным другом в комнату входит только Брайони, которая закрывает за собой дверь.
– Что вы здесь делаете? – Я вытираю заплаканное лицо, понимая, что, должно быть, выгляжу ужасно.
Подаксис останавливается у моих ног, уголки его глаз опущены вниз.
– Я беспокоился о тебе, – шепчет он.
– Как и я, – грустно улыбается мне Брайони. – Сама понимаешь, после такой речи и всего остального. Твое выступление получилось настолько эффектным, что я не даже не надеялась, что кто-то станет слушать мое.
– Прошу прощения, – говорю я, шмыгая носом. – Я не хотела перетягивать одеяло на себя.
– Не беспокойся об этом, – легкомысленно отмахивается Брайони. – Мне все равно. Я почти не прилагала усилий, когда готовилась, потому что была уверена, что сегодня вечером отправлюсь домой.
– Вместо этого домой отправлюсь я, – сухо отзываюсь я, снова возвращаясь к сумке. На этот раз я стараюсь складывать вещи аккуратно, чтобы сэкономить место. Когда и это не помогает, я начинаю думать, не оставить ли их здесь. Если Надя захочет вернуть свои костюмы, возможно, она сделает мне одолжение и заберет их отсюда сама. Я отодвигаю сумку в сторону в поисках отороченного соболем пальто. Накинув его, я избегаю встречаться с Брайони взглядом.
– Мне пора идти.
– С тобой все в порядке?
Я игнорирую этот вопрос, сосредоточившись на пуговицах в попытке справиться с новой волной слез, наворачивающихся на глаза. Когда Подаксис успокаивающе постукивает когтем по моей лодыжке, это только усугубляет ситуацию.
– Мэйзи, – твердо говорит
