Служители тайной веры - Роберт Святополк-Мирский

Здесь заканчивалась вторая страница.

Филипп скомкал ее и уронил на землю.

Анница читала, заглядывая сбоку через руку на брата. Она читала быстрее, и пока Филипп дочитывал, она уже отошла, присела у могилы и погладила рукой землю. Потом обернулась и сказала Медведеву:

— Спасибо за отца. Это хорошо, что именно здесь его могила. Он всегда хотел умереть на московской стороне.

— Завтра я еду в Москву, — негромко, но твердо сказал Филипп. — Спасибо, Вася. Теперь я, не колеблясь, сделаю то, что завещал отец.

— Поедем вместе, — сказал Медведев, — я тоже еду в Москву завтра!

...Они выехали ранним утром.

На этот раз Василий не скрывал от своих людей, куда едет, и, прощаясь, отец Мефодий сказал:

— Бог даст, встретишься с игуменом Иосифом — расскажи, как тут у нас идут дела... — Он сделал маленькую паузу и добавил: — ...с постройкой храма Божьего. Он заботится об этом. А обо мне, — Мефодий взял Василия под руку, — обо мне ты скажи, что я всем доволен и благодарю его, что послал в хорошее место, где живут истинные христиане...

— Так ведь Иосиф в Волоке Дамском, — удивился Медведев, — а я в Москву — и сразу обратно.

— Кто знает — игумен Иосиф иногда бывает и в Москве — может, как раз застанешь его... случайно.

— Ну, разве что случайно... — подозрительно покосился Медведев.

Мефодий торжественно благословил обоих путников в дорогу и пообещал ежедневно молиться, чтобы Господь уберег их в пути от злых людей, лютых болезней и прочих напастей.

...Медведев увидел одинокого голубя, когда они с Филиппом отъехали от Медведевки за три версты. Голубь летел в ту же сторону, куда они ехали.

В округе ни у кого, кроме Мефодия, голубей не было.

Только теперь Медведев все понял.

Глава девятая. Благодарность Великого князя.

Великий князь Московский Иван Васильевич всю последнюю неделю был в скверном настроении.

Все произошло оттого, что несколько месяцев назад, поддавшись минуте гнева и послушавшись навета, он ввязался в чрезвычайно запутанный и, как теперь уже стало ясно, неразрешимый спор.

Великий князь всегда живо интересовался церковными делами и, считая себя человеком сведущим и притом справедливым, любил самолично разрешать споры между духовными лицами, особенно если дело касалось обрядной стороны. Всякого рода разногласия нет-нет да и возникали, и до сих пор великому князю удавалось улаживать их. Но на этот раз жестокий спор разгорался все жарче и грозил перейти в смертельную вражду между почтенными служителями церкви, а великий князь чувствовал, что ему не удается найти правильного решения, что сильно уязвляло его самолюбие.

Два месяца назад мастер Аристотель Фьораванти, приглашенный из Италии по совету великой княгини Софьи, закончил начатое четыре года назад строительство большой соборной церкви Успения в Кремле.

Это событие великий князь решил отметить со всей пышностью, приличествующей случаю. Освящение нового каменного собора, ставшего гордостью московского Кремля и великого князя, Иван Васильевич отпраздновал с необыкновенной для своего скуповатого нрава щедростью. Всем нищим города была роздана милостыня, великий князь угостил роскошным обедом митрополита, епископов, архимандритов и всех бояр. На следующий день митрополит и все белое духовенство снова обедали у государя в средней горнице, причем сам великий князь с сыном своим стояли перед ними во время обеда, и, наконец, все соборы ели и пили на дворе великокняжеском целых семь дней.

Однако еще через неделю, когда великому кнзю назвали сумму расходов, он горько пожалел о своей минутной слабости. И в тот недобрый миг, когда Иван Васильевич хмуро кусал губы, вспоминая, как много, жадно и невоздержанно ело и пило духовенство на празднике освящения, откуда ни возьмись явился старый дьяк Алексей Полуехтов и шепнул князю на ухо, что как раз во время этого освящения митрополит Геронтий допустил чудовищную, непростительную ошибку, граничащую с богопротивной ересью: освящая Успенский собор, он ходил вокруг него с крестом в руках ПРОТИВ СОЛНЦА!

Вообще-то говоря, великий князь, присутствуя лично на церемонии, не обратил никакого внимания на то, в какую сторону ходил с крестом митрополит, и в другое время этот случай послужил бы не более как поводом для одного из обычных богословских диспутов, участие в которых великий князь почитал для себя приятным и благочестивым занятием. Но в эту минуту раздражение государя, вызванное отнюдь не религиозными причинами, немедленно нашло свое воплощение в яркой вспышке грозного великокняжеского неудовольствия.

— Вот оно что! — с видом человека, нашедшего наконец ответ на долго мучивший его вопрос, воскликнул Иван Васильевич. — А я-то думаю, за что Господь наказывает меня?! Теперь все ясно — не миновать нам всем гнева Господня!

Великий князь немедленно велел провести следствие по этому делу, и вот тут-то началась та бесконечная свара, которой теперь он уже был сам не рад. Начали рыться в книгах, и нигде не нашли указаний на то, как следует ходить с крестами. Собрали все белое духовенство. Разгорелся ожесточенный спор. Недовольные митрополитом немедленно использовали этот случай как повод для злых нападок на главу церкви. Митрополит пришел в ярость. Великий князь, не желая отступаться от своего слова, велел призвать для разрешения спора мудрейших и уважаемых мужей церкви: молодого, но многоумного чудовского архимандрита Геннадия и убеленного сединой, но красноречивого и энергичного владыку ростовского, архиепископа Вассиана. Те поспешили на зов, но с их появлением спор достиг высшего накала и перешел всякие допустимые границы. Молодой архимандрит, известный железной непреклонностью в догматах греческого закона и, между прочим, человек, считающий себя достойным более высокого положения, немедля встав на сторону великого князя, ополчился против митрополита Геронтия, прямо назвав его действия еретическими и богопротивными. Старик Вассиан, суетясь и вскакивая с места, позволил себе резкие и язвительные выпады не только против архимандрита, но даже против самого великого князя. Геронтий, доведенный в конце концов до исступления, вышел из себя, рассвирепел и с такой силой ударил митрополичьим посохом о дубовый пол, что пробил в нем дыру, через которую потом в гридню великою князя стали лазить мыши.

Одним словом, дело едва не дошло до рукоприкладства, и великий князь должен был прервать диспут до следующего дня, угрюмо призвав спорщиков к ответственности в словах и действиях. Но уже по одному взгляду, каким обменялись при выходе митрополит с Геннадием и Геннадий с Вассианом, великий князь понял, что отныне между ними начнется смертельная вражда, а это не сулило ничего хорошего.