Служители тайной веры - Роберт Святополк-Мирский

Леваш бесцеремонно стащил Василия с коня и расцеловал.

— Побегу, обрадую Ядвигу! — ринулся он к двери.

— Я бы советовал тебе не торопиться, — сказал Медведев, — я не уверен, что она примет это известие столь же радостно, как ты...

Леваш наморщил лоб.

— Да, пожалуй, ты прав, Вася... Я не подумал. Все-таки у них были дети... Бедняжки... Ничего! Я заменю им отца и воспитаю их получше, чем этот убийца!

Углубившись в свои размышления и бормоча что-то под нос, Леваш озабоченно побрел к дому, и, воспользовавшись этим, Медведев снова сел в седло.

Василий направился в Бартеневку, и чем ближе подъезжал к дому Филиппа и Анницы, тем тяжелее становилось у него на душе. Навстречу выбежал слуга, и Василий узнал, что молодых хозяев нет дома — Филипп уехал осматривать поля, Анница на охоте. К удивлению слуги, это известие как будто обрадовало Медведева. Он попросил передать хозяевам, что ждет их в Медведевке к заходу солнца.

Василий застал Картымазова в разгаре веселой игры с детьми и собаками. Петр, Настенька и их помолодевший отец весело бегали по лужайке, перебрасываясь мячом, в то время как огромная свора псов во что бы то ни стало норовила отнять этот мяч. Федор Лукич, увидев Медведева издали, бросился к нему и радостно, по-отцовски обнял. Запыхавшиеся Петр и Настенька тоже подбежали поздороваться и, почувствовав, что Василию надо поговорить с отцом, снова вернулись на лужайку отнимать мяч у собак, которые тем временем завладели им. Картымазов сразу заметил по лицу Василия, что не все ладно.

— Что-нибудь недоброе?

— Привез кое-какие бумаги. Вот, прочти. — Он протянул Картымазову два листка.

— Что это?

— Отрывок из исповеди покойного Яна Кожуха Кроткого.

— Да ну?! — поднял брови Федор Лукич. — «Покойный Ян Кожух Кроткий» — это звучит весьма успокоительно!

Картымазов внимательно прочел листки. Он опустился на скамью и некоторое время молчал. С лужайки все время доносились взрывы веселого смеха и лай собак.

— Хватит, дети! — крикнул Картымазов и обернулся к Василию. — Ты заезжал к Бартеневым?

— Да, но не застал их дома. Просил приехать к заходу солнца.

— Хорошо, Вася. Я приеду с ними.

...Жители Медведевки усвоили, что хозяин может появиться так же внезапно, как исчезнуть, и хочет, чтобы его люди обращали на это как можно меньше внимания. Поэтому, увидев Медведева, все, стараясь скрыть радость, с непринужденным видом здоровались с Василием так, будто расстались с ним вчера перед сном.

Отец Мефодий проявил чуть больше любопытства, спросив:

— Надеюсь, Господь способствовал успешному ходу твоих дел, как мы ему о том ежедневно молились?

— Да, батюшка! — с улыбкой ответил Медведев. — Я наконец имею то, чего мне так недоставало.

Василий склонился и расстегнул сумку у седла. Мефодий затаил дыхание.

Медведев вынул огромную книгу.

— Что это? — спросил Мефодий, и в голосе его прозвучало разочарование.

— Первая книга в библиотеке, которую я давно решил завести... — ответил Медведев и удивленно спросил: — Разве я не говорил, что последние месяцы только и думал об этом?

— Возможно, я забыл... — смиренно ответил Мефодий. — Но я рад, что тебе удалось задуманное. — Он добродушно потрогал рукав новенького кафтана Василия. — Прекрасное сукно! В Московию такого не возят...

— Ты проницателен, святой отец!

— Имеющий глаза — да видит! — улыбнулся священник.

...Когда солнце стало клониться к закату, Василий вышел из терема и направился в березовую рощу.

Одинокая могила под старой березой была аккуратно огорожена, и осенние, чуть увядшие цветы лежали на холмике под крестом, который Медведев сколотил когда-то своими руками.

— Василий Иваныч! — раздался за спиной жизнерадостный голос Николы. — Мы нынче собираемся на ночную рыбалку. Может, пойдешь с нами, а?!

— Нет, — тихо ответил Медведев и, увидев, что юноша собирается присесть на скамейку у могилы, остановил его. — Ты, Никола, оставь меня, я хочу побыть один, а когда приедут мои друзья — проси их прийти сюда.

— Ладно, я провожу. А то, может, надумаешь?

Медведев отрицательно покачал головой, и Никола, огорченно разведя руками, отправился к дому.

Солнце заходило, и длинные тени березовых стволов, пересекаясь и скрещиваясь, легли на землю.

Медведев вспомнил, что тогда был такой же вечер, он вспомнил груду сырой весенней земли и тихий торжественный голос Иосифа:

И если люди, забыв о тебе, никогда не узнают, кем ты был, — спи спокойно! — Господь знает имя твое!

— Здравствуй, Вася, — раздался голос Филиппа.

Медведев обернулся.

Филипп и Анница стояли рядом.

Увидев, что Василий не ответил и не тронулся с места, они удивленно переглянулись и с недоумением посмотрели на Картымазова, который остановился чуть поодаль.

Василий тихо произнес:

— Поклонитесь этой могиле. Здесь почивает ваш отец.

Солнце еще не успело растаять меж стволов берез, когда Филипп и Анница прочли две страницы, которые привез Василий. И хотя текст начинался с середины фразы и обрывался на полуслове, никаких сомнений в его правдивости не было, потому что все, о чем сказал перед смертью Ян Кожух Кроткий, подтверждалось событиями далекой весенней ночи, когда Василий Медведев впервые ступил на порубежную землю берега Угры.

...я чувствовал, что старый Бартенев собирается перейти на московскую сторону, — начиналась первая страница, — но надеялся, что, когда дочь Картымазова будет в наших руках, мы крепко привяжем к Литве обоих друзей, — Медведева тогда еще не было. У меня появился смелый боевой парень — фамилия его была Полуехтов, но он называя себя Ярый и просил никому не выдавать, что перебежал к нам с московской стороны. В тот день, когда было решено увезти к нам дочь Картымазова, мы со Степаном поехали с утра в Медынь, разведать, нет ли какой опасности с московской стороны. Там все оказалось спокойно, великокняжеских войск поблизости не было, и, пообедав, мы уже собрались в обратный путь, как вдруг на постоялый двор приехал со стороны Москвы молодой парнишка, как потом оказалось, — Медведев, который сразу нам обоим очень не понравился. Настораживало и то, зачем этот человек, очень похожий на великокняжеского гонца, едет на рубеж. Мне пора было возвращаться, чтобы приготовиться к ночному визиту в Картымазовку, а Степан попросил меня разрешить ему настичь Медведева и, если удастся, выяснить, везет ли тот с собой бумаги и какие. Я посоветовал ему быть поосторожней, потому что сразу понял — этого Медведева голыми руками не возьмешь! Я уехал обходной дорогой, чтобы не встретиться ненароком с татями Антипа, а Степан погнался за Медведевым. Потом он рассказал мне, как все было. Он еще не успел догнать Медведева, как вдруг увидел ехавшего навстречу Бартенева. Степан его знал с виду, но старик Степана никогда не видел. Полуехтов, он быстрый, смекалистый, сразу догадался, куда торопится Бартенев по дороге, ведущей в Москву. Он остановил старика и вежливо спросил, не встречался ли ему гонец от великого князя. Бартенев ответил, что недавно виден похожего человека. Тогда Степан сказал, что гонец этот едет в Картымазовку с важным известием от великого князя для передачи этого известия Бартеневу, а он сам его слуга, который отстал в пути. Они помчались обратно и вскоре встретили мужика с телегой, который недавно видел Медведева. Но теперь уже Степану было не до Медведева, он хотел не дать Бартеневу уехать в Москву и только выжидал случая, чтобы убить его. Он все тянул время и надеялся подъехать к дому Картымазова, когда мы там будем. Так и получилось. Подъезжая к Картымазовке, они увидели пожар и услыхали шум драки. Бартенев хотел броситься вперед, и тут Степан неожиданным ударам сабли сзади повалил старика на месте. К этому времени мы уже прихватили дочь Картымазова и отступали с боем, как вдруг из лесу вылетел Степан, который тащил за собой на аркане мертвое тело изменника Бартенева. Он потом объяснил, что хотел использовать это как устрашающий аргумент против Картымазова и молодого Бартенева, но опоздал — мы уже захватили девчонку, у нас были раненые, и надо было возвращаться обратно. Он поскакал следом, протащив мертвое тело на своем аркане через весь лес до самых Березок. Я еще тогда удивлялся, потому что сам он, Степан, совсем недавно бежал к нам с московской стороны, но потом подумал, что все они, изменники, таковы — больше всего ненавидят таких же, как сами, изменников. Он тащил тело за собой и далеко отстал от отряда. Как сейчас помню, я задержался, подождал его и крикнул: «Брось ты эту...»