Косыгин - Виктор Андриянов

Эта дорога известна как 502-я стройка. А с Игарки шла 501-я. На каждой из них было по 50 тысяч заключенных…

Достроить ее можно было за полтора года, и была бы дорога на Игарку, Норильск. И в этом случае началось бы масштабное освоение Севера, страна сберегла бы многие миллиарды рублей. Полноценных, а вовсе не деревянных. Конечно, лагеря надо было закрывать, но для того, чтобы достроить дорогу, можно было найти другие решения.

Над «мертвой» дорогой от Надыма до Медвежьего и дальше в сторону Уренгоя мы летели с Косыгиным в 1973 году. В вертолете еще были Лалаянц, заместитель председателя Госплана, Дымшиц, председатель Госплана Байбаков, министры Щербина, Оруджев.

Часть «сталинской дороги», которую восстановили строители, помогла освоить Надым и Медвежье. Была идея — дать жизнь всей «мертвой» дороге. Вертолет летел над трассой, и я рассказывал премьеру, что здесь было, что можно сделать, восстановив дорогу.

Мы сидели с Косыгиным у одного иллюминатора, и я показывал: «Вот здесь ровная местность, почти нет пересечений». — «А от Надыма к Салехарду?» — «Там сплошные пересечения. Огромное количество речек, ручьев… Если проложить трубопровод, здесь вечная мерзлота и размывы, мы не сможем обеспечить устойчивое положение газопровода».

На Медвежьем месторождении, у первой установки, которую ввели в 72-м году, вертолет приземлился. Во время этой поездки Косыгин планировал посмотреть газовый север. И обязательно хотел побывать на промысле.

Когда летели над трассой, Косыгин ответил на мое предложение: «В чем же вопрос? Раз вы считаете, что надо восстанавливать дорогу, восстанавливайте». — «Очень важно, чтобы Вы убедились, что это надо делать». «Считайте, что я убедился». — «Но этого мало. Рельсы надо, шпалы надо, крепления, стрелочные переводы. Надо, чтобы это все в планах было». — «Понятно. Хорошо, хорошо».

И мы эту дорогу восстановили, потом продолжили ее до Уренгоя, а это позволило на 3–4 года приблизить пуск Уренгойского месторождения. Минтрансстрой пришел железной дорогой к Уренгою позже. А иначе как? От Надыма до Уренгоя 250 километров! На такое расстояние перевезти миллионы тонн грузов было бы невозможно. За короткий зимний период это было сделать нельзя. Восстановили дорогу: Алексей Николаевич дал толчок.

— Юрий Петрович, освоение Западной Сибири было бы невозможно без блочной технологии. Это ваша разработка. Вас поддержали Дымшиц, Щербина, Косыгин.

— Прилетели мы на Медвежье, поехали на первую установку, которую мы там ввели. Для тех, кто не бывал на промыслах, надо пояснить, что газоприемный пункт — это по сути целый завод.

Там было много блочных комплектов. У нас там все хорошо, чисто, аккуратно. У Косыгина верх похвалы было: «Чистенько, чистенько!» Были еще Дымшиц и Щербина. Они меня пропустили вперед. Я докладываю Алексею Николаевичу, а они идут сзади. Прошли по одному цеху, другому. Он обо всем расспрашивает, интересуется. Я хорошо знал технологию, все ему рассказывал.

— Сколько же времени ушло на строительство? — спросил Косыгин. Я ответил, что установку начали монтировать в декабре 1971 года и ввели в эксплуатацию 8 апреля 1972 года.

— Как?! — удивился он.

Я отвечаю, что мы ввели объект в строй за четыре с половиной месяца. В 5,8 раза быстрее нормативного срока. И при этом от сметной стоимости объекта сэкономили более чем 19 процентов.

Остановились. Косыгин подождал, пока подойдут Дымшиц и Щербина, и говорит: «Товарищ Баталин утверждает, что все эти цеха построены за четыре с половиной месяца».

«Да-да, Алексей Николаевич!» — ответили в голос Щербина и Дымшиц.

Косыгин головой покачал: «Да, удивительно!»

С его стороны, конечно, было не очень тактично ставить под сомнение мои слова. Он, видимо, это почувствовал и сказал: «Давайте поподробнее расскажите, как вы этого добились». Тогда с энтузиазмом я начал рассказывать про комплектно-блочный метод. Он сказал: «Надо же развивать этот метод!» Я ответил: «Да, Алексей Николаевич, надо развивать, идеология у нас такая-то».

«А как в принципе развивать?» — спросил Косыгин. Я ответил, что надо развивать это направление как систему и применять много новейших достижений, организационных, технических, управленческих. Потому что потребность будет огромная, и эта система должна быть саморегулируемой. Он спрашивает: «А за чем же дело стало?» Я сказал, что у нас есть задумки создать нового типа систему, структуру, с большими правами, чем сегодня. С правами главка, позволяющими самим формировать штатное расписание, иметь большую свободу в использовании финансовых ресурсов. Это должно быть совершенно иное структурное подразделение — без лишних звеньев. Надо совместить промышленный и строительный баланс. Не наделять подразделения, которые внизу, полной хозяйственной самостоятельностью, иметь подразделения, а не самостоятельные финансово-экономические структуры.

Алексей Николаевич слушал очень внимательно, много раз просил уточнить то или иное положение, объяснить, почему надо поступать так, а не иначе. Особенно его заинтересовали предложения о том, что организации должны специализироваться не по видам работ и не по видам строительства, а по этапам производственного процесса. Точнее, по этапам производственно-технологического процесса. Это относится не только к строительству трубопроводов, но и ЛЭП, дорог…

«За чем же дело стало?» — повторил Косыгин.

Я сказал, что мы отступаем от существующих норм. Поэтому было бы желательно, чтобы вышло постановление или распоряжение Совета Министров о создании такой структуры с предоставлением ей необходимых прав. Он обещал поддержку. И действительно поддержал.

Три пятилетки можно назвать косыгинскими. Самая успешная восьмая, 1965–1970 годы дали прирост экономического потенциала примерно в полтора раза… Но из-за искусственных ограничений более чем двукратное увеличение прибыли в народном хозяйстве за период с 1965 по 1970 год не было использовано ни на техническое обновление предприятий, ни на повышение реальных доходов работников. Экономическая реформа принесла трудовым коллективам огромные средства, но не дала реальных возможностей их рационального использования. Этим «усечением» Брежнев и его стареющее окружение угробили смысл косыгинских реформ.

Затем страну выручали нефтедоллары. В 1970 году добыча тюменской нефти составляла 31 миллион тонн, через пять лет — 148 миллионов, а через десять — 313. По расчетам академика Аганбегяна, нефтяники обеспечили прирост национального дохода за пять лет в объеме 110 миллиардов рублей. По курсу тех лет это примерно столько же долларов.