Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества - Бьёрн Ларссон

— Не так ли, сэр? — спросил я, подойдя к Тейлору и встав перед ним на расстоянии фута, глядя прямо в его мёртвые глаза. — Не так ли?

Тейлор моргнул и открыл рот, но его бесформенные руки не шелохнулись.

— Не так ли? — пришлось мне спросить в третий раз, и на сей раз таким голосом, из-за которого, хочу я того или нет, почти у всех волосы встают дыбом.

Тейлор медленно кивнул, и его глаза вернулись из странного мира его существования к жизни, ибо страх — это тоже часть жизни.

И он сказал глухо, обращаясь и к своим и к нашим, что впредь все должны меня слушаться.

— Сначала добыча, — добавил он, делая вид, что сам всё продумал. — Обеспечьте безопасность кораблей-призов, наших трофеев, а также мужественных членов экипажа «Кассандры», это прежде всего. Вот так. Господин Сильвер совершенно прав.

Члены экипажей с восторгом смотрели на меня, когда я проходил мимо них. Ингленд потерял голову и соображение, это так, но это с каждым может случиться. А я намеренно пошёл против Тейлора и нанёс ему опережающий удар, с вашего позволения будь сказано. Это заслуживает уважения.

Затем я направился к Ингленду, стоявшему в стороне, опустив голоду. Я изо всех сил старался не показать своего торжества от сознания того, что я был прав, а Ингленд — нет. Ибо только что и он собственными руками убил одного из тех, без которых можно обойтись на этом свете.

— Видишь сам, Эдвард, — сказал я по-дружески, — что я тебе нужен, если ты хочешь оставаться живым и здоровым ещё какое-то время. С Тейлором шутки плохи, как ты знаешь.

— Джон, — сказал Ингленд, и это было впервые после случая со Скиннером, когда он обратился ко мне по имени, — мне наплевать на Тейлора, и на жизнь, и на здоровье. К чёрту всё это. Я убил живого человека. Ты понимаешь, что это значит?

— Ты был полностью прав, Эдвард. Это было необходимо. Цель оправдывает средства.

— Нет, Джон, ошибаешься. Нет таких целей, теперь я это понимаю, хотя и слишком поздно. Высшая цель, Джон, — не отнимать жизнь. Лишать человека жизни — самое большое из всех преступлений.

— Даже если этим ты спас жизнь полдюжине человек из команды «Кассандры», которым боцман Тейлора отрубил бы головы, если бы получил свободу действий?

— Да, даже в подобном случае. Ибо, скажу тебе, Джон, боцман действует по законам своей совести, а я — по законам своей. Кроме того, разве мы можем быть уверены, что боцман действительно убил бы их? Разве я спрашивал его перед тем, как потерял разум? Послушай только! Если бы не ты, Тейлор бросил бы против меня и против тех, кто должен был меня защищать, всех своих людей. Могло быть ещё больше крови, чем та, которую я пытался остановить. Есть лишь одна-единственная заповедь — не убий, и я её нарушил. Плохи мои дела, Джон; конченый я человек.

На сей раз, похоже, он был абсолютно уверен в своей правоте. Но глаза его смотрели без всякого выражения, утратив признаки той жизни, которую он так свято ценил.

Две недели ушло на то, чтобы навести порядок после поражения «Кассандры», похоронить мёртвых, снять «Каприз» с мели, подсчитать и разделить богатый груз «Кассандры», привести один из кораблей в надлежащий вид. «Каприз» был так безнадёжно разбит, что мы решили его не чинить, а бросили все силы на «Кассандру», ставшую нашим новым судном.

Настроение у нас было неважное. Ингленд взялся за дело и много работал, но вид его тоже никого не веселил. Тейлор в основном пребывал на борту «Виктории». Начались раздоры из-за медикаментов «Кассандры», так как половина команды Тейлора страдала триппером и сифилисом. Я прекратил перебранку, объяснив, что людям, у которых капитан — отчаянная голова, нужно оказывать всяческую помощь. Ртуть «Кассандры», сказал я, возможно, облегчит им жизнь в этом аду, но мы должны считать себя счастливчиками, потому что пока не приговорены к смерти из-за распутства.

Потом, когда ветер подул со стороны «Виктории», можно было услышать, как Тейлор ругался, проклиная мягкотелость и слабость мозгов у тех, кто не имеет права быть капитаном судна с Весёлым Роджером, тех, кто позорит и бесчестит гордое племя пиратов, тех, кто позорит их дурную репутацию, которая им очень дорога, так как наводит ужас на весь мир. Вскоре и среди членов нашего экипажа начался ропот. Я, понятно, защищал Ингленда и напоминал им, что мы под его командованием достаточно разбогатели, что мало кто может похвастаться подобными успехами. Посмотрите хотя бы на Тейлора, сказал я, он без конца сквернословит. Это всё из-за зависти. Он хочет, чтобы вы выбрали его капитаном, тогда он сможет добраться до нашей добычи, ибо самому ему удалось обобрать лишь горстку незадачливых мореходов, курсировавших вдоль побережья, и всё. Эти слова были хорошо понятны нашим людям. И когда команда Тейлора опять стала насмехаться над нами по поводу того, что мы избрали в капитаны труса, который не выносит вида крови, наши сумели им ответить.

Но дальше перебранок дело не заходило, и нам удалось бы тихо и спокойно убраться оттуда, если бы не Маккра — капитан захваченной «Кассандры», который внезапно выступил, требуя предоставить гарантию безопасности ему самому и всем оставшимся в живых членам его экипажа. Требовать гарантии безопасности и возвращения корабля после того, как они уничтожили чуть ли не семь дюжин членов нашей команды! Если бы не Ингленд, я бы не возражал против того, чтобы подвергнуть капитана Маккру медленной смерти, как того желала вся наша команда.

Маккре повезло, что Ингленд первым ступил в этом бою на «Кассандру». Тейлор пообещал вознаграждение в десять тысяч серебром тому, кто, будь он местным жителем или пиратом, доставит Маккру к нему, живым или мёртвым. И вот Ингленд нехотя принимает Маккру на борт, но тот явно не имеет ни малейшего представления, как пираты ведут свои дела к всеобщему благу. Маккра вообразил, что Ингленд может принимать любые решения по своему усмотрению, что он такой же капитан милостью Божьей, как и сам Маккра.

— Уважаемый капитан Маккра, — начал своё объяснение Ингленд, — к сожалению, вы, видимо, не поняли, с какими людьми вы имеете дело. Они ненавидят капитанов, всех капитанов, даже своих собственных, кроме самых кровожадных, вроде Тейлора. К вам они питают особое отвращение, ибо из-за вас погибли восемьдесят наших удальцов.

— Я всего лишь выполнял свой долг, — пылко возразил капитан Маккра.

Я, присутствовавший при этом разговоре в качестве представителя экипажа, расхохотался.

— Если вы вообще хотите выбраться из этой ситуации живым, прислушайтесь к моему совету, — сказал я. — Никогда больше не произносите слово «долг». Это глупо, если учесть, что на вашей совести сто двадцать погибших с обеих сторон.