Изабелла, или Тайны Мадридского двора. Том 2 - Георг Борн

— Стоп! — скомандовал капитан, и Прим крикнул генералам: — Стреляйте!

Раздался жуткий треск, казалось, вся «Лигера» грозила погрузиться на дно.

— Эй, — крикнул Прим, — слышите, как здесь гремит и трещит? Вот такие ядра я люблю! Да, да, бегите, наемники, преследователи беззащитной женщины! Капитан, вперед!

Приказ Прима был исполнен: винт завертелся, и вскоре «Лигера» оставила за собой побежденного неприятеля.

Сквозь телескоп можно было рассмотреть, как два крейсера, наконец, вышли из гавани, торопясь на помощь королевским суднам, чтобы преследовать «Лигеру», но расстояние, на которое отошел корабль Прима, увеличивалось с каждой минутой.

Матроса отнесли в одну из кают, и Прим вскоре убедился, что всякая попытка вернуть его к жизни напрасна. Это была единственная жертва неожиданного морского боя. «Лигеру» подбрасывало на волнах, которые разыгрались не на шутку. Вся палуба была залита водой, так что офицеры и матросы едва держались на ней.

Сидя в каюте, Энрика чувствовала, как волны швыряют корабль из стороны в сторону и с треском, перемешанным с завыванием ветра, ударяют о борт.

Она благодарила небо, увидев Франциско и Рамиро, целыми и невредимыми спускавшихся в каюту. Прим оставался на палубе и вместе с капитаном управлял кораблем.

Более трех часов «Лигера» находилась в крайне опасном положении. Когда на востоке стало медленно и тяжело подниматься солнце, брызгая слабыми бледными лучами на разъяренное море, шторм еще бушевал, темные волны кидали корабль из стороны в сторону, как мячик. Но вот солнце огненным шаром пробилось, наконец, сквозь тучи, и на лице капитана, выросшего на море, засияла улыбка.

— Не пройдет и часа, господин маршал, как море стихнет, — сказал он.

Предсказание капитана сбылось, солнце разогнало и рассеяло тучи, ветер утих, и вместе с яркими лучами успокоилась стихия, как бы укрощенная какой-то волшебной силой.

— Мы промокли, как водяные крысы, — сказал Прим, обращаясь к капитану, — надо бы переменить одежду.

Около полудня «Лигера» вошла в океан. Убитый матрос под молитвы экипажа и генералов, стоявших с обнаженными головами, был опущен на дно.

Через некоторое время на палубе корабля послышался голос капитана:

— Впереди земля!

Берега Испании уже ясно виднелись вдали, и изгнанники вскоре увидели перед собой родину.

ТОПЕТЕ В КАДИСЕ

Сцена, разыгравшаяся в кабинете королевы между Изабеллой, Гонсалесом Браво и контр-адмиралом Топете, повлекшая за собой преследование Энрики, имела и другие последствия.

Изабелла не могла преодолеть своего негодования, с тех пор как ей попали в руки шифрованные письма Прима и Серано.

Крайне взволнованная, она всю ночь просидела над бумагами и, узнав по почерку письмо Серано, тотчас приказала пуститься в погоню за Энрикой.

— Я думала разлучить этого контр-адмирала с ней, велев немедленно отправиться в Кадис, но, кажется, этим самым устроила им свидание. Я не подозревала, что эта сеньора, называющая себя герцогиней де ла Торре, была уже на пути в Кадис, с помощью Топете попала на корабль и теперь мчится на Тенерифу в объятия своего Франциско. О, я умираю от досады! Как они ненавистны мне! Остается надеяться на то, что преследователи настигнут Энрику, и тогда она почувствует мою власть. Для нее во мне нет жалости, нет пощады, вместо его объятий она пойдет к позорному столбу! Я заставлю показывать пальцами на эту герцогиню из народа, даже если придется всех подкупить. Эта проклятая Энрика будет так унижена и наказана, как только может наказать моя власть, и это станет настоящим бальзамом на мое сердце!

Голубые, когда-то мечтательные глаза королевы метали молнии.

Когда она только собралась дотронуться до колокольчика, адъютант доложил ей о приходе министр-президента и генерал-интенданта.

— Превосходно, пусть войдут, — сказала королева, все еще держа письмо Серано в руках, — это подходящие люди для моих планов.

Марфори и Гонсалес Браво, подобострастно кланяясь, вошли в кабинет. Сегодня они являлись самыми близкими друзьями королевы.

Дон Марфори, грудь которого была сплошь увешена блестящими орденами, с удовольствием отметил, что при его появлении лицо королевы просияло. Изабелла любила этого человека, который был настолько бессовестен, что при каждом случае хвастался этой любовью.

Не дожидаясь приглашения, он подошел к королеве, поцеловал руку и многозначительно заглянул в глаза.

— Дорогой дон Марфори, — начала Изабелла, обворожительно улыбаясь, — вы пришли сюда сообщить нам день нашего отъезда, и мы должны сознаться, что искренне радуемся случаю оставить тягостную для нас столицу.

— Если вы, ваше величество, желаете, двор может уже завтра перебраться в Эскуриал.

— Превосходно, не будем медлить! Как здоровье благочестивой сестры Патрочинио? Может ли она ехать с нами?

— Доктора сообщили мне, что состояние здоровья несчастной сестры самое плачевное. Раны причиняют ей ужасные страдания, и, кажется, никогда не будут излечены.

— О, станем молиться за бедную страдалицу, — сказала королева, обратив взоры к небу, — она перенесла много несправедливостей, и мы должны вознаградить ее за все. Значит, она не может сопровождать нас?

— Она очень желает этого, ваше величество, и потому поедет, вопреки совету врачей.

— И только для того, чтобы находиться вблизи нас! О, эта любовь трогает нас до слез! Как счастливы мы, что еще, кроме вас, имеем столько верных друзей вокруг себя. И вас, господин министр, мы считаем в их числе.

— Милость вашего величества для меня благодеяние. Да будет, суждено мне и впредь доказывать мою искреннюю преданность вашему величеству! — сказал лицемер Браво, изобразив на лице чистосердечие.

— Для этого скоро представится случай, господин министр. Садитесь, господа, — продолжала королева, опускаясь на мягкую оттоманку, — нам приятно видеть вас сегодня у себя. Вы знаете, какую находку мы недавно сделали в замке Дельмонте, вам также должно быть известно, что контр-адмирал Топете участвует в сговоре, планы его нам неясны, но, по всей вероятности, они враждебны нам.

— Я считаю своей обязанностью обратить на них внимание вашего величества, — подтвердил Гонсалес Браво.

— Вы помните, господин министр, как оскорбил вас контр-адмирал в нашем присутствии.

— Этот неотесанный дон Топете, очевидно, также один из тех своевольных господ, — прервал Марфори, — которые в прежнее время осмеливались считать двор своим домом.

— Совершенно верно, дорогой генерал-интендант, вы точно выразились. Да, дон Топете относится к числу этих господ, и мы должны сознаться, что он нам так неприятен и при своей кажущейся честности кажется таким ненадежным, и даже опасным, что мы во что бы то ни стало хотим его устранить.