Предания, сказки и мифы западных славян - Галина Лифшиц-Артемьева

Ночь была темна, светил месяц, вокруг – ни души, только девушка и друг ее рядом.

Отправились они в путь: жених впереди, она за ним. И вдруг по всей деревне собаки завыли, как по покойнику.

– Какая дивная ночь, – говорит жених, – в это время мертвые встают из гроба, ты ничего не боишься, милая моя?

– Чего же мне бояться? Ты со мной. А око Божье надо мной. Скажи мне милый, живы ли твой отец и мать и рады ли будут нашей свадьбе?

– Не спрашивай, не спрашивай, милая, иди скорее за мной, все сама увидишь. А что это у тебя в правой руке?

– Это мой молитвенник.

– Выбрось его прочь! Эти молитвы тяжелее, чем могильная плита. Выбрось! Легче будет поспевать за мной!

Взял жених из рук ее книжку, выбросил и разом миновали они десять миль! А дорога-то шла по скалам, по чаще лесной, где дикие звери выли, словно предупреждали о скором несчастье.

А жениху хоть бы что! Он вперед, она за ним, по камням, скалам, белые ножки ее разбиваются о камни, кровь на них остается.

– Дивная ночь, ясная, – снова говорит жених, – в это время мертвые с живыми встречаются, ты ничего не боишься, милая моя?

– Чего же мне бояться? Ты со мной, а рука Господа надо мной, скажи мне, мой милый, а готов ли твой домик, чиста ли светличка, весела ли? И близко ли от дома костел?

– Не спрашивай, не спрашивай, милая, скоро все сама увидишь, иди скорее, время бежит, а дорога еще дальняя. А что у тебя за поясом?

– Это мои четки.

– Ха, эти четки, как кольцо змеи вокруг тебя! Они дышать тебе не дают, выбрось их прочь, мы спешим!

Схватил он четки, выбросил, и одолели они сразу двадцать миль.

А дорога шла низиной, через воды, луга, и жабы кричали в болоте, как по покойнику.

А жених все бежит вперед и вперед, а она уже еле поспевает за ним, осока режет ее бедные ножки, и трава на всем пути окрашена ее кровью.

– Дивная ночь, ясная, – произносит жених, – в это время живые спешат к гробу, ты ничего не боишься, милая моя?

– Ах, не боюсь, ведь ты со мной, а воля Божья надо мной. Дай только отдохнуть чуть-чуть, дыхание ослабло, ноги дрожат, в сердце словно ножи вонзились!

– Поспеши, девочка моя, ведь скоро мы уже там будем! Гости ждут, ждет угощенье, а время летит, как стрела. А что у тебя там на шее за веревочка? И что на той веревочке?

– Это крестик от моей матушки.

– Ха-ха! Это проклятое золото, углы у креста острые, колют тебя, выбрось его, полетишь, словно птица.

Сорвал он крестик с ее шеи и выбросил, и одолели они одним махом тридцать миль!

И вот перед ними на широкой равнине высится строение с высокими окнами и башня с колоколом над крышей.

– Вот мы и пришли, милая моя! Ничего не видишь?

– Ах, Боже! Это же костел!

– Нет, не костел, это моя крепость!

– Твоя крепость? Это кладбище и ряд крестов?

– Это не кресты, это мой сад! А ну-ка, милая моя, давай-ка, прыгай через ту стену!

– О, нет! Оставь меня! Жуток и ужасен твой взгляд, дыхание твое – как яд, а сердце словно твердый лед!

– Не бойся ничего, милая моя, у меня весело, всего много! И мяса достаточно, хоть и без крови. Но сегодня впервые будет иначе! А что у тебя в узелке, милая моя?

– Рубашки, которые я сшила.

– Нам больше двух и не нужно: одна тебе, другая мне.

Он взял у нее узелок и с хохотом бросил его на могилу за оградой.

– Ничего не бойся, смотри на меня и прыгай за узлом через забор, – велел он невесте.

– Но ты же всю эту тяжкую дорогу бежал передо мной, прыгни и сейчас первым, – отвечала ему она.

Жених перескочил через ограду, не думая о предательстве с ее стороны. Перескочил, а девушки снаружи не видать, только белая ее одежда мелькнула неподалеку. Бежит она, надеется укрыться в убежище.

Увидела маленький домик с низенькой дверкой, скользнула туда, закрыла дверь на запор, огляделась: комнатка – как клеть, без окон, лунный свет сквозь щели пробивается. И видит она: в центре на дощатом помосте – мертвец.

А снаружи звуки раздаются: целый полк могильных тварей собрался, шумят, стучат, песни страшные воют. Тут в дверь раздался страшный стук, друг ее кричит снаружи: «Поднимайся, умерший, открой мне затвор!»

И мертвый открыл глаза, поднял голову, огляделся…

– Боже Святый, помоги! Не отдай меня дьявольской силе! А ты, мертвый, ляг и не вставай! Пошли тебе Господь Бог вечный покой! – взмолилась девушка.

Тогда мертвый положил голову и закрыл глаза, как раньше.

Но снова раздался страшный стук в дверь, еще громче кричит ее друг:

– Поднимайся, мертвец, отодвинь засов!

И от этого стука, от этого голоса мертвый снова поднимается и разворачивает свое тело к двери.

– Господи Иисусе Христе, Спаситель душ! Смилуйся надо мной! – молится девушка. А мертвому велит:

– А ты, мертвец, не вставай, лежи, да поможет тебе Господь Бог, и мне тоже!

И мертвец снова лег и вытянулся, как прежде.

Но вновь снаружи: бух-бух-бух! У девушки в глазах потемнело и в ушах зазвенело!

– Вставай, мертвец, и отдай мне ту, живую!

Ах, беда, беда ей, несчастной! Покойник встает в третий раз и огромные свои мутные глаза поворачивает в сторону полумертвой от страха девушки.

– Дева Мария! Не покидай меня! И Сына своего моли обо мне! Негодно я Тебе молилась, прости мне мои прегрешения! Мария, Матерь Божия, освободи меня от злой силы!

И вдруг совсем рядом раздался крик петуха, а за ним словно целая дружина петухов закукарекала.

Тут мертвый, как стоял, так и повалился наземь, а снаружи воцарилась тишина, ни криков, ни топота. И злого ее друга не слыхать.

Утром люди пришли на литургию и остолбенели в ужасе: наверху пустой гроб, в покойницкой дрожащая девушка, а на каждой могиле по лоскуту от новых свадебных рубашек!

Хорошо ты, девушка сделала, что о Боге думала, а злого друга отвергла. Иначе с телом твоим белым, прекрасным сталось бы то же, что с теми рубашками!

Верба

Рано поутру спросил однажды муж свою молодую жену:

– Милая моя, голубка моя любимая, ты всегда со мной честна, я знаю. Только все же что-то ты скрываешь от меня. Мы вместе вот уже два года, и любовь к тебе живет в моем сердце с первого дня, как я тебя увидел. Открой мне: что с тобой происходит во сне?

Вечером ты ложишься в постель здоровая, свежая, полная жизни, а ночью лежит со мной рядом мертвое тело. Ни движения, ни вздоха, я даже дыхания твоего не слышу. Тело твое ледяное, как тело мертвеца перед погребением, и даже наше дитя, как бы горько оно ни плакало ночью, не может разбудить тебя.

Скажи мне, любимая, дорогая жена, какая болезнь тебя одолевает, какая тоска съедает?

Если хворь мучает, позовем лекаря или знахаря. Пусть найдет в поле среди трав былинку, которая тебя исцелит. Или отыщет сильное слово, исцеляющее недуги. Слово не ошибется! Могучее слово и воду укрощает, кораблям не дает тонуть; слово и огонь гасит, и гранитную скалу разрушает, и чудище губит. Слово звезду заставит упасть с неба. И тебе, любимая, поможет!

– Ах, милый мой супруг, – отвечает ему жена, – лучше оставить все как есть. То, что дано от рождения, никакие лекарства не излечат. Что Господь предназначил, то человеческое слово не изменит. Даже если я лежу ночью на нашем ложе бездыханная, сила Божья со мной, она защитит, она спасет, как и прежде спасала. Пусть ночью я кажусь мертвой, утром жизнь возвращается ко мне. Я просыпаюсь здоровой и счастливой. Доверься воле Божьей, мой любимый!

Но слова эти не успокоили мужа. Не захотел он отступиться, понадобилось ему раскрыть тайну жены. Пошел он к бабке-колдунье за советом:

– Ты, старуха, много знаешь. Помоги мне найти, что за болезнь у моей жены. Что с ней делается такое? Ложится вечером в нашу постель здоровая, свежая, а ночью превращается в мертвое тело – ни движения, ни вздоха, будто душа ее навсегда отлетела; тело ледяное, как у покойника перед погребением.

– А как же ей не быть мертвой по ночам, если она у тебя только наполовину живое существо? – отвечает бабка. – Днем с тобой она живая в доме, а ночью душа ее отлетает и становится деревцем. Иди к ручью, что под обрывом, найдешь там вербу с белой корой и желтыми ветвями. Вот в ней-то и живет ночами душа твоей жены!

Не захотел муж жить с женой, чья душа ночами живет в вербе. Жена должна быть женой и днем и ночью, а верба пусть сгниет в земле!

Взял он топор, пошел к обрыву, под которым бежал ручей, нашел вербу с белым стволом и желтыми ветками и срубил ее под корень. Тяжело упала верба в водяной поток, зашумела из глубины, зашумела, завздыхала, словно мать застонала перед смертью, прощаясь с младенцем, которому судьба теперь быть сиротинкой.