Париж… до востребования - Наталья Котенёва

могла, что мне будут делать предложение в такой форме! Меня вдруг разобрал смех. Сначала я прикрывала рот руками, чтобы не обидеть претендента, а потом уже смеялась в голос, откидываясь на спинку дивана, смеялась до слез, все сильней и громче, у меня буквально начиналась истерика.

Завадовский сделал оскорбленную мину, нахмурился, но по мере того, как мой смех стал переходить во всхлипывания, а затем и в плачь, он забеспокоился, сбегал на кухню и вернулся со стаканом воды.

— Эй, подруга, Саш, ты чего? Что я такого сказал? Я тебя обидел? Я же тебе предложение сделал! Ну, не хочешь — не надо! Силой никто тебя под венец не тащит. Не плачь только!

Он сунул мне в руку стакан, присел рядом, попытался обнять, но я вырвалась, передернула плечами, закрыла лицо ладонями и рыдания снова сотрясли все тело.

Бедный Завадовский метался по комнате, уже боясь даже приблизиться к дивану.

Конечно, Илья — идиот, неотесанный болван! Тоже мне, осчастливил, предложение сделал! А оно мне нужно?! Нувориш самонадеянный! Думает, что все покупается? И ведь ничего этому козлу не объяснишь, не докажешь — взрослый мальчик, со своим опытом, со своим отношением к жизни…

Я нашла в себе силы поднести стакан с водой к губам и, хотя руки тряслись и зубы стучали по стеклу, мне удалось сделать несколько глотков. Постепенно истерика прекратилась, лишь время от времени из горла вырывались громкие всхлипы. Ненормальная реакция какая-то, раньше я не была склонна ни к истерикам, ни к иным настолько бурным проявлениям эмоций. Что-то со мной не так последнее время. Превращаюсь в истеричку. Чуть что — сразу слезы, сразу рыдания. Таблеточек попить, что ли?

И вообще, нужно разобраться что же все-таки происходит? Почему все мои знакомые мужчины так на меня кидаются? Тестостероновая эпидемия у них что ли? Вот ведь и вправду набросились! А вдруг, это, действительно, эпидемия, каким бы невероятным это ни было? А вдруг? Нет… глупости, какая эпидемия… И тут мысленно влепила ладонью себе в лоб! Я догадалась! Это Рагар! Ну, конечно! Он изменил мою энергетику, и я стала притягивать мужчин, сама не желая того. Уф! Теперь многое становится понятным. Но такое положение вещей меня в любом случае не устраивало, это было к тому же еще и очень опасно. Мало ли какой озабоченный ко мне станет приставать, или маньяк меня учует. Ой, нет! Не нужно мне такого. Срочно звонить Марго! Нужно учиться управлять своей энергетикой, а в этом мне может помочь только она.

Конечно, по делу мы так и не поговорили, Илюшка опять надрался, а я не солоно хлебавши, отправилась домой.

Глава 38. Ничего нет лучше плохой погоды

Париж. Январь 2019.

Вопреки моим опасениям, Ратманов понравился Марго. Мадам Юсупова убрала коготки и вполне мирно приняла нас с Андреем, напоила неизбежным чаем с какими-то вкусными сладостями и весьма любезно улыбалась молодому человеку. Чем уж таким он ее покорил, не знаю. Но Марго была сама любезность.

Вот только улыбки улыбками, а Андрей все равно был тщательно допрошен и ему пришлось поведать свою историю, не только про знакомство с моим крестным, но и про всю свою жизнь: про учебу в Строгановке, про то, как очутился во Франции и ответить на множество других вопросов въедливой мадам, которая с умением профессиональной дознавательницы прощупала молодого человека со всех сторон…

Из ответов Андрея на пристрастные расспросы Марго, я узнавала многое о своем постояльце. Я ведь так и не удосужилась подробно расспросить своего гостя. Марго, словно специально спрашивала Ратманова о таких вещах, о которых мне нужно было узнать в первую очередь.

О своей семье Ратманов рассказал вскользь, мама — преподаватель французского языка в школе, отец — руководитель какого-то закрытого конструкторского бюро, про родителей он отвечал очень неохотно. Насколько я поняла, отношения в семье были напряженные. Но какое это имело для меня значение, мне с ним детей не крестить и всю его подноготную знать я не хотела.

А вот про свою учебу в Строгановке Андрей говорил охотно. Рисовать он начал еще в раннем детстве, посещал художественную школу, но в Строгановскую академию поступил, уже отслужив срочную. Марго особенно интересовал вопрос почему Андрей, будучи по профессии человеком далеким от политики, вдруг так увлекся деятельностью группы Геннадия Петровича.

Оказалось, что с Геннадием их познакомил армейский друг Андрея, а с Клодом они встретились на одном из собраний на квартире у моего крестного. Побывав там в первый раз, Ратманов увлекся идеями новых друзей. Его привлекло то, что это были люди с твердыми убеждениями и обширными знаниями, те, кого можно было назвать интеллектуалами, они были друзья и единомышленники моего отца. Они разработали программу преобразований в России, основанную на тщательно собранных материалах и расчетах, а не на тех фейковых данных, которые втюхивают народу. Автором программы и ее руководителем был профессор Шатов, мой отец. Клод приклонялся перед ним. А меня жгла обида на отца за то, что он сделал с моей памятью, за то, что испробовал на мне свой экспериментальный аппарат, не проверив его действие. Он уничтожил мою память, изменил на сто восемьдесят градусов мою судьбу. Это отец оставил меня на скамейке бульвара и вместе с мамой скрылся, а потом и вовсе пропал. Что бы ни говорил Геннадий, как бы не объяснял причины почему так вышло, мне от этого не стало легче. Это было как, если бы кто-то стал утешать ослепшего человека тем, что в результате слепоты у него значительно улучшилось обоняние. Я давно считала отца виновником всех моих несчастий.

Но Ратманов не подозревал о моих обидах, о моих чувствах, да и зачем ему? Все, что было важно для него — это, что сподвижники профессора Шатова настоящие мужики, герои и интересы страны ставят прежде собственных.

Он знал цену убеждений, принципов, они были важны в его системе ценностей. Служба в специальных войсках, участие в операциях в горячих точках провели водораздел в его оценках интересов политиканов и долгом перед родиной, верностью присяге и предательством руководителей страны. Из армии он вернулся в мирную жизнь зрелым мужчиной с собственным представлением о том, где правда, где ложь. Ратманов не декларировал свое отношение к тому, что происходило в стране, но по его оценкам и по тому, как он говорил об этом, было ясно на какой он стороне.

С Клодом у них сразу возникла взаимная симпатия, а потом и дружба. Во