Наследие (СИ) - Евгения Техтелева

— Я предупреждаю тебя, некромант…

— Больше похоже на угрозу, — усмехнулся Фарен.

— Если ты не хочешь… неприятностей, не приближайся ни к ней, ни вообще к кому-либо из людей.

— К ней — это к кому?

Патриц порывисто подался к нему, отчего Фарен шарахнулся.

— Не нарывайся, — процедил бывший Страж.

— Я и не пытаюсь, — пожал плечами некромант. — И, признаться честно, сам этого не хочу, так что не беспокойся на мой счет.

— Не жертве охотнику указывать, быть ему спокойным или нет.

— Охотник спокоен, так что и ты будь в спокойствии.

«Считает себя героем? Ну да, идеальное воплощение», — подумал молодой человек, обойдя собеседника и уже за спиной слыша негодующие звуки стагата.

В смежной комнате с кузней Джайра осматривала себя в зеркале. Новая броня была что надо: облегающие манжетки из черного вельвета скрывали ладони в уютную полуперчатку, удобную для бесшумного карабканья по острым выступам; о замене смазки в Шипе даже и говорить нечего — теперь клинок будет входить в плоть как в масло. С одной стороны, новый выдубленный жилет, украшенный восточными узорами, свободно болтался на теле и держал свою форму, не облегая фигуру, но с другой стороны, туго стягивался ремнями, отчего Джайра себя чувствовала будто в змеиной коже, сверхпрочной и сверхлегкой. По скрытым все в том же вельвете наплечникам было приятно водить рукой, и она за все время осмотра очень часто ловила себя на этом.

— Ты превзошел себя, — наконец выдала Джайра свою оценку. — Я уж думала, ты уже не придумаешь ничего лучше тихоступов.

Кузнец, подперев бока, добродушно улыбался в бороду.

— Рад, что тебе по душе мой подарок.

Наемница обернулась к нему.

— Подарок? В этом нет подвоха?

— Никакого, — рассмеялся Расул.

Джайра вместе с ним не засмеялась, заметив слухача.

— Движения твои бесшумны, но ты не умеешь прятать свою тень.

Фарен вышел из-за дверей. Расул начал обтачивать клинки, делая вид, что его здесь нет.

— Что ты хочешь? — без тени прежнего гнева или раздражения спросила она Фарена, отчего он почувствовал облегчение, но начал все равно неуверенно:

— Я хотел… просить прощения… у тебя. То, что я сделал, было крайне… необдуманно. И то, что я… сорвался…

— Не знаю, за что мне тебя прощать, — остановила его Джайра. Фарен встретил ее прямой серьезный взгляд. — Как говорят тагари: «джи мондор джи оува — индо ремене индо ране» — «так решено, так сделано — это было, это прошло».

Чтобы хоть как-то выразить благодарность, Фарен склонил голову перед ней и, вздохнув, направился к выходу.

— Подожди.

Он снова повернулся к ней.

— Я… хочу попросить тебя о помощи.

Выпалив слова на вздохе, Джайра перевела дыхание и проглотила ком. После пары секунд неожиданного молчания снова подняла глаза на Фарена. Тот внимательно смотрел на нее.

— Я тебя слушаю.

Слова на мгновение вылетели у нее из головы.

Фарен улыбнулся.

— Если ты ждешь насмешек, напрасно — только отпетый негодяй будет смеяться в лицо человеку, просящему помощи. Надеюсь, ты не такого мнения обо мне?

Она замотала головой.

— Дело не в этом. Сегодня ночью я пойду на очень опасное дело, и оно может не стоить того риска, которому ты можешь подвергнуться, если пойдешь со мной.

Некромант покосился на Расула, все так же занятого заточкой.

— Я обязан тебе, поэтому пойду с тобой, стоило бы это того или нет.

Джайра услышала то, что хотела услышать от Патрица. В этот раз она не ошиблась в выборе союзника.

Она понизила голос почти до шепота:

— Сегодня новолуние. Пятиконечная Звезда появится в Октаве. Мне необходимо с ними поговорить, но они могут не сразу выслушать меня.

— То есть сначала напасть? — поймал ее мысль Фарен. — А я некромант. Я тебя понял. Дай мне знать, когда настанет время.

Джайра заметила, как на пару мгновений воспоминания застелили ему глаза.

… Холодный ветер в лесу был смирнее, чем в поле, но это не мешало ему продолжать жестоко разжигать холодный огонь в легких. Решив немного перевести дух, Фарен прислонился к дереву, оглядывая окрестности и прислушиваясь к звукам вокруг. Словно сама судьба вела его на смерть — прямо в руки Искателю, или это был злой рок, жестоко посмеявшийся над ним?.. Долгое время он искал смерть, но теперь уходит от нее, спасаясь бегством — почему? Жить хочется всегда, но к чему стремиться в его теперешней жизни? Освободиться от проклятья? Как? Кто мог это знать?..

С востока нарастал лай собак, с юга, со стороны деревни, тоже. К нему прибавился крик охочих до расправы с некромантом. Лес еще мог укрыть его от преследования — ночь охотно перекрашивала местность в тот же темный цвет, что и его плащ, но днем среди яркой зелени скрываться будет сложнее, а до рассвета всего ничего. На западе дорога была отрезана ржаными полями, бежать через которые было бы верхом самонадеянности. Оставалось только на север, к крепости Лотт на берегу Русалочьего озера, но она была близко к границе, по дорогам постоянно ходят патрули… Выхода все равно не было. Главное — выбраться из этой западни, а там уже можно не торопясь рассудить, куда идти дальше. Лишь бы уйти от собак.

Цепляясь одеждой за все ветки, Фарен стал пробираться в глубь леса, жалея, что меч бесследно пропал в неразберихе боя в ту треклятую ночь, когда на его форт напали Хладнокровные. Как главнокомандующий, он должен был вести людей даже на смерть, любым способом защищая границу от вторжения. Но у этих тварей целью был не просто кровавый голодный пир, они гнались за небольшим отрядом эльфов, перешедшими границу незадолго до нападения. Они ушли через этот же форт в Черную Пустыню около месяца назад в большем составе, назвав своей целью поиски пропавшего эльфийского князя, в одиночестве странствующего по миру. Вел этих эльфов другой князь — Херон Аэленилл, принц Озерного Края. Один короткий разговор с этим эльфом дал понять Фарену, что они угрозы не представляют ни границе, ни всей Ардонии, и что старые предрассудки ардонских королей в который раз оказывались ошибочными. Херон не оставлял сомнений в своей рассудительности и какой-то странной нечеловеческой мудрости, словно он был самим опытом, а не получал его из жизни. Впервые за долгое время изгнания в эту ничтожно маленькую крепость кто-то смог успокоить его тоску и угрызения совести. Как показалось Фарену, он был Херону не менее интересен, раз он так подробно выспрашивал его об обороне границ и на каждый ответ сокрушался такой отчаянной храбрости людей, граничащей с безрассудством, если бы не единственные средства, которыми располагали люди, в отличие от эльфов, — своими собственными силами. Эльфы оказались отзывчивыми друзьями, в этом убедились все пограничники, не сомневающиеся в том, что они должны любой ценой дать возможность эльфам уйти от погони. Даже ценой своей жизни. Благодарность спасенных была известна Фарену — он сам видел, как они пришли днем позже, осторожные, готовые к защите при малейшем признаке присутствия нежити, пришли, чтобы помочь выжившим. Но в живых не осталось никого, кроме него самого, а он так и не осмелился выйти к ним, снедаемый отвращением к самому себе. Это отвращение, уже перерастающее в ненависть, и сейчас гложет его — зачем жить такому монстру? Ведь это непоправимо, вдруг проклятье не снять? Но пока есть надежда, он будет сражаться с самим собой за свою жизнь. И помочь ему в этом может только он сам.