Россия. Погружение в бездну - Игорь Фроянов

Шебаршин недоумевает по поводу того,

«что в действительности случилось 19–20 августа, каким образом дальновидный, хитрый, целеустремленный Крючков оказался в тюрьме, на что он рассчитывал, почему так нелепо, по — дилетантски проводились меры чрезвычайного положения»

Там же. С. 138

Громадный интерес представляют воспоминания Шебаршина о дне 19 августа:

«Начальник ПГУ и его заместители узнали о создании ГКЧП и введении в стране чрезвычайного положения утром 19 августа из сообщений по радио. Этот факт, установленный двумя комиссиями — ведомственной и государственной. Тем же утром начальник ПГУ участвовал в совещании у председателя КГБ. День 19 августа проходил так. Звонок дежурного: «Совещание в кабинете председателя в 9.30». Если раннее утро начинается с телефонных звонков, добра не жди. Это вестники тревоги, нарушения нормального хода жизни. Мелькнула мысль: «Нормальной жизни уже не будет никогда». Передаю информационной службе указание записывать на пленку передаваемые по радио тексты документов ГКЧП и отправляюсь из Ясенева на Лубянку. Как обычно по утрам в понедельник, на улицах много автомашин, люди возвращаются из — за города. Очереди на автобусных остановках, народ спешит на работу. Спокойно в центре, обычная толкучка у «Детского мира», никаких внешних признаков ЧП. В углублении коридора напротив кабинета председателя ждут 9.30 знакомые все лица — члены коллегии, начальники управлений. Все слегка подавлены, не слышно разговоров, не видно улыбок. Крючков начинает совещание без предисловий; понять, что произошло, невозможно. По привычке делаю короткие пометки, по привычке про себя пытаюсь кратко, одной фразой, прокомментировать речь Крючкова. Получается: «Чрезвычайное положение введено с целью помочь в уборке урожая». Говорит Крючков отрывисто, он очень возбужден, завершает выступление примерно такими словами: «Работайте!» С предложением задавать вопросы не обращается. Мелькнула фигура Плеханова, начальника службы охраны, генерал совершенно подавлен. («Видимо, беспокоится о здоровье президента? Ведь он болен?») Какой — то ободряющий жест в его сторону сделал Крючков. Расходимся понурые, обмениваемся не мнениями, а бессмысленными ругательствами вполголоса» (курсив мой. — И. Ф.)»

Шебаршин Л. В. Из жизни начальника разведки. С. 138–139

В. А. Крючков, стало быть, выступив с разъяснениями по поводу начавшихся 19 августа событий перед командным составом КГБ, не поставил перед сослуживцами какой — нибудь задачи, но отпустил их с пустым в тот момент напутствием: «Работайте».

Аналогичную картину воссоздает генерал КГБ В. С. Широнин.

«В середине августа 1991 года,—

сообщает он,—

я возвратился из командировки в Нахичевань. Доложил о прибытии. Каких — то внеочередных указаний не последовало, наоборот, было предложено несколько суток отдохнуть. О создании ГКЧП услышал лишь из сообщения по радио и срочно прибыл в центральное здание на Лубянке. Большинство сотрудников также слышали аббревиатуру «ГКЧП» впервые, она ничего им не объясняла. Собирались по кабинетам, ждали разъяснений. Обстановка была спокойной, в чем — то даже обыденной (курсив мой. — И. Ф.). К середине дня 19 августа оперсостав, наконец, был оповещен, что Крючков провел совещание с руководителями подразделений, на котором объявил, что вводится режим ЧП. С какой целью? Воспрепятствовать дезорганизации страны, погасить межнациональные конфликты. Вдобавок участники совещания рассказали, что Крючков несколько раз возвращался к вопросу об уборке урожая. Говорил, что надо бы сформировать бригады чекистов в общей сложности до 2 тысяч человек и послать их на помощь селу. Стало также известно, что… ожидается выступление В. Крючкова на сессии ВС РСФСР. Но выступление не состоялось…»

ШиронинВ. С. КГБ — ЦРУ. Секретные пружины перестройки. С. 233

Свидетельства Л. В. Шебаршина и В. С. Широнина подтверждает бывший руководитель разведки ГДР М. Вольф. Касаясь событий августа 1991 года, он пишет:

«Мои давние коллеги в КГБ горько сетовали на то, что даже они не были проинформированы о том, что происходит. Так как они прекрасно понимали полную дезорганизованность и непродуманность происходящего, не удивительно, что они отказались поддержать путчистов открыто»

Вольф М. Игра на чужом поле. Тридцать лет во главе разведки. С. 374.

Итак, становится ясно, что КГБ 19–21 августа был скорее пассивен, чем активен. В. А. Крючков, как явствует из сообщений Шебаршина, Широнина и Вольфа, держал свой Комитет (за исключением группы «Альфа»), так сказать, на расстоянии от событий этих дней, полагая, очевидно, что обойдется без гэбистов и в конце концов сумеет уладиться с российским руководством

(Такую надежду, вероятно, подавали достаточно спокойные и отчасти конструктивные переговоры ГКЧП с руководителями союзных республик, а также краев и областей:

«19, а затем 20 августа члены ГКЧП переговорили по телефону с руководителями всех союзных республик, многих краев и областей. Кравчук (Украина), Назарбаев (Казахстан), Акаев (Киргизия), Дементей (Белоруссия) и другие отмечали сложность ситуации, осуждения по поводу введения чрезвычайного положения не высказывали, а Кравчук даже сказал, что не исключает возможности введения чрезвычайного положения в западных областях Украины, где обстановку считал наиболее настораживающей. Спокойный разговор состоялся с Назарбаевым. Положение в стране он также оценивал как критическое, не испытывал никакого восторга от предстоящего подписания нового Союзного договора. Условились поддерживать контакт и обмениваться информацией»

Крючков В. А. Личное дело. Ч. 2. С. 192–193).

Это собственно подтверждает и Ельцин, говоря о

«выжидательной позиции КГБ»

Ельцин Б. Н. Записки президента. С. 96

Такая выжидательность сбивалась на отстраненность. Но какая в России «свадьба без баяна», а путч — без КГБ?..

Привлекает к себе внимание упоминание Широниным намечавшегося выступления председателя КГБ в Верховном Совете РСФСР. Об этом говорит и сам Крючков:

«В ночь на 21 августа у меня состоялись два или три разговора с Ельциным. Ему я говорил, что никакого штурма «Белого дома» не намечается. Разговоры были вполне спокойными. Я не почувствовал какого — то раздражения, более того, Ельцин сказал, что надо искать выход из создавшегося положения, и хорошо было бы ему, Ельцину, слетать вместе со мной в Форос к Горбачеву для того, чтобы отрегулировать ситуацию. Он предложил мне выступить на открывавшейся 21 августа сессии Верховного Совета РСФСР с объяснением обстановки и ответить на возможные вопросы. Я посоветовался с Янаевым и дал согласие на вылет к Горбачеву в Форос и на выступление на сессии Верховного Совета России. Мы условились утром 21 августа решить технические вопросы и реализовать договоренность»

Крючков В.А. Личное дело. Ч. 2. С. 197—198

Об одном из этих телефонных разговоров вспоминает и Б. Н. Ельцин:

«Разговор наш дословно не помню, но сценарий его был интересный. Крючков оправдывался» (курсив мой. — И. Ф.)

Ельцин Б. Н. Записки президента. С. 98

Если Крючков на самом деле оправдывался, то он тем самым укреплял Ельцина в мысли о слабости, неуверенности и нерешительности ГКЧП, об эфемерности планов гэкачепистов.

«Тихий старичок со стальным взглядом»,

как Ельцин характеризует Крючкова, должен был понимать, в каком ключе надо вести разговор с Ельциным. Он избрал тон оправдательный. Время покажет, случайность ли это… Показателен и телефонный разговор Ельцина с Янаевым.

«Я вспоминаю,

— повествует российский президент,—

довольно мрачный эпизод августовского путча. Как я звонил Янаеву. Я сказал ему, что их заявление о здоровье Горбачева — ложь. Потребовал медицинского заключения или заявления президента. «Будет заключение», — ответил он»

Там же. С. 131

Стиль разговора (если он верно передан) совершенно не соответствует тому, когда на одном конце провода находится путчист, а на другом — его политическая жертва. Во всяком случае, с настоящими путчистами, представляющими серьезную опасность, в такой вызывающей манере не говорят.

У Крючкова имели место и другие, вполне мирные, телефонные контакты с представителями российского руководства. Так, глубокой ночью 21 августа, после гибели на Калининском проспекте трех парней, он говорил по телефону с Г. Э. Бурбулисом. Крючков рассказывает: