Замуж за принца - Элизабет Блэквелл

—  Вот это был бы позор! — насмешливо отозвался Маркус, сделанным осуждением тряся головой.

Пока я придумывала остроумный ответ, деревья расступились и мы выехали на поляну. Сверкнула на солнце вода, и я поняла, что это тот самый луг, на котором мы лежали столько лет назад и где я чуть было не отдалась своему возлюбленному. Маркус проследил за направлением моего взгляда, и мне показалось, что его мысли сделали то же самое. Мы вспомнили мальчика и девочку, которыми мы когда-то были, которые наслаждались друг другом и были уверены, что обрели свое счастье. Затем мы взглянули на мужчину и женщину, в которых мы превратились. Мы были измучены и испуганы и знали, что счастье способно ускользнуть, как бы мы ни пытались его удержать. Остаток пути до города мы проделали в полном молчании.

У подножия холма, на котором стоял замок, Маркус натянул поводья.

— Пожалуйста, подумай над моим предложением.

Я увидела в его глазах грусть и отчаянную попытку сохранить остатки самоуважения. Внезапно мне мучительно захотелось, чтобы он поехал в замок со мной, чтобы мне не пришлось в одиночку иметь дело с ужасами, ожидающими меня там. Но Маркусу предстояло узнать, жива ли его жена. Я не имела права взваливать на него свои беды.

Я его вежливо, но сдержанно поблагодарила и, сойдя с повозки, зашагала к замку, стараясь идти уверенно и решительно. Пустота двора маячила впереди, увлекая меня к последней ужасной обязанности. Ведро с водой показалось мне невероятно тяжелым, и я сказала себе, что это его вес замедляет мое возвращение в Северную башню. Не существовало красивых фраз, способных смягчить удар, который я должна была нанести Розе. Ее родители умерли, и мне предстояло стать единственным свидетелем ее ужасного горя.

Я еще раз повернула за угол и, к своему удивлению, увидела, что дверь открыта. Ускорив шаг, я быстро вошла в комнату, поставила ведро и окликнула Розу по имени. Ответа не последовало. И гостиная, и спальня были пусты.

Охваченная страхом, я попятилась в коридор. Я представила себе, как на этом же месте стоит Роза, размышляя над своими дальнейшими действиями, и мгновенно поняла, куда она пошла. И что она там увидит.

Я бросилась бежать в королевские покои, громко стуча подошвами туфель по каменному полу извилистых коридоров.

— Роза! — кричала я.

Моего слуха достиг тихий звук, скорее похожий на стон, чем на какое-то слово, и я вбежала в комнату. Роза, ссутулившись, сидела на полу возле тела матери, вцепившись в застывшую безжизненную руку королевы. Я в ужасе упала на колени рядом с ней.

—  Что ты здесь делаешь? — упрекнула ее я и тут же пожалела о собственной резкости.

Роза согнулась, прижимая колени к груди и превратившись в воплощение невыносимого горя.

—  Я ее поцеловала. Я почувствовала ее дыхание, — пробормотала Роза.

От страха я забыла об этикете.

— Твоя мама умерла, разве ты не понимаешь?

— Нет, нет, этого не может быть!

Я наклонилась и осторожно прижала ладонь к щеке королевы Ленор. Ее кожа была холодной, а грудь неподвижна. Я знала, что человеческое тело способно на чудеса. Что, если королева лежала здесь долгие дни в этом адском состоянии между жизнью и смертью? Возможно, увидев свою любимую дочь, она умиротворенно отошла в мир иной?

Это было возможно. Нельзя было исключать и того, что Роза просто вообразила то, чего ей так страстно хотелось. Я понимала, что этого я уже никогда не узнаю. Все, что имело значение, это то, что душа покинула тело королевы Ленор, а угроза жизни Розы возрастала с каждой минутой, проведенной ею возле тела матери.

— Вставай, — приказала я, хватая Розу за руки.

Она пыталась сопротивляться, но я не уступала.

—  Тебе нельзя здесь оставаться, — настаивала я, то ли выталкивая, то ли выволакивая ее из комнаты.

Роза всхлипывала, но, спотыкаясь, прошла рядом со мной через гостиную и вышла в коридор. Я продолжала обнимать ее одной рукой за плечи и увлекать за собой. Роза машинально шла вперед, угрюмо глядя куда-то в пространство. Когда мы подошли к ее спальне, она обернулась ко мне и тихо спросила:

— Где все?

Я затолкала ее внутрь и задвинула засов на двери. Хотя я считала, что мы остались одни, воры, бродившие по Сент-Элсипу, могли вскоре осмелеть и явиться в крепость.

—  Элиза, почему мы не встретили других дам или слуг? — уже громче спросила Роза.

— Многие сбежали, — ответила я, не глядя ей в глаза.

—  Или умерли. — Произнеся эти слова вслух, она в полной мере осознала их значение. — Они умерли?

— Не все.

Когда эпидемия закончится, те, кто выжил, вернутся. Мы с Розой не всегда будем здесь одни...

— Ты лжешь! Они мертвы! Все мертвы!

Этот вопль вырвался из нее подобно злому духу. Я обхватила Розу обеими руками, но она рухнула на пол. Я опустилась на корточки рядом с ней, прижимая ладони к ее спине и пытаясь уложить ее голову себе на колени, но она не желала, чтобы ее утешали. Как бьющийся в истерике ребенок, она вырвалась и свернулась калачиком. Отчаянные крики, казалось, рвались из самой глубины ее существа. Я опасалась, что при виде мертвых родителей она утратила рассудок.

Внезапно воцарилась тишина. Роза лежала, обхватив руками колени, прижимая их к груди. Распущенные и спутанные волосы укрыли ее шелковистым покрывалом. Она плотно зажмурила глаза и дышала тяжело и прерывисто.

— Пойдем, — прошептала я. — Тебе необходимо отдохнуть.

Она не сопротивлялась, когда я укладывала ее на кровать, расшнуровывала платье и раздевала до сорочки. Отвернув одеяла, я ласково укрыла принцессу. День клонился к закату, и в комнате сгущались сумерки. В это время я обычно готовила ужин и обдумывала, что буду рассказывать Розе, когда стемнеет. Я спросила у Розы, не хочет ли она чего-нибудь попить. В ответ она покачала головой. Я легла рядом и начала гладить ее по волосам, чтобы успокоить. Но она уже и так успокоилась. И ее спокойствие выглядело пугающе. Я наблюдала за ней всю ночь. Когда свеча догорела, я зажгла еще одну. Она лежала тихо, но не умиротворенно. По ее щекам стекали слезы, хотя она не издавала ни единого звука. Эта противоестественная тишина тревожила меня больше, чем истерика.

—  Другие выздоровели, переболев чумой, также, как я, — сказала я ей. — Есть и другие люди, кроме нас, которые спаслись.

— Спаслись, — прошептала Роза. — Какой в этом смысл?

Ее безразличные глаза смотрели в потолок. Это были последние слова, которые она произнесла в ту ночь, а также в следующий день и в следующую ночь. Я не решалась оставить ее даже на секунду, а она лежала безразличная ко всему, не отвечая на мои вопросы и соглашаясь выпить лишь несколько глотков воды. Я убеждала себя, что от этой ранимой и эмоциональной девушки следовало ожидать такого проявления горя и что ей просто необходимо время, чтобы справиться с этим потрясением.

А потом появились красные пятна.

19

Последняя битва

Сначала я увидела их у нее на руках, лежащих поверх одеяла. Четыре красных прыщика, каждый не больше родинки. Они не вызвали бы ни малейших опасений у человека, не знающего, что они предвещают.

Заметила ли их Роза? С учетом ее летаргии вряд ли. Но ее пассивность и отказ от еды принимали зловещие масштабы. Я считала, что она болеет больше душой, чем телом. Я пропустила симптомы наступающей на нее болезни, которая подтачивала ее силы, готовясь к финальному броску.

На мгновение я припала к кровати, оплакивая ее судьбу. Все предосторожности короля, вся моя забота, все впустую! При мысли о том, что у меня отнимут человека, которого я люблю больше всего на свете, я не смогла удержаться от рыданий. Я чувствовала себя совершенно беспомощной перед нависшим над принцессой злом. И вдруг мой рассудок восстал против этой потери. С той же упрямой решимостью, с которой я когда-то покидала ферму, я поклялась, что Роза не умрет. Я решила вцепиться в нее и вцепиться в жизнь. Чума отняла у меня мать и братьев. Миссис Тьюкс. Королеву Ленор. Я решила, что не отдам ей Розу.

Сунув руку в мешок с припасами, которые я притащила из своей комнаты, я нащупала на самом дне маленькую деревянную шкатулку. Затем я открыла крышку и принялась изучать запас трав и снадобий Флоры. Средства от чумы не существовало, но я отказывалась беспомощно сдаваться болезни. Я решила, что ослаблю своего смертельного врага, атаковав его со всех сторон. Кожа Розы уже горела от жара, поэтому прежде всего было необходимо ее охладить. Схватив со стола чистую салфетку, я смочила ее водой, а затем положила мокрую ткань на лоб девушки.

— Ты горишь, — сказала я. — Это облегчит твое состояние.

Даже этого простого и совершенно незначительного действия оказалось довольно, чтобы я воодушевилась. Зачерпнув из мешка миску овса, я повесила его вариться в котелке надогнем. Когда овес размягчился в кашицу, я заставила Розу съесть несколько ложек, понимая, что без еды она ослабеет. Затем я предложила ей сменить сорочку, рассчитывая взглянуть на ее тело и выяснить, как прогрессирует болезнь.