Трудные дети (СИ) - Молчанова Людмила

   - Без разницы. Я там прописана и там живу. Я прошу довольно простых вещей. Мне нужно учиться.

   - Ты месяц не посещала универ, и я сомневаюсь насчет твоего острого желания попасть в альма-матер.

   - Сил не было, - честно призналась я, отчего Марат лишь сильнее насупился.

   - А сейчас есть?

   - Есть. К тому же есть еще преогромнейший стимул не сидеть дома.

   Мы разошлись в разные стороны, не поменяв собственных решений. Но через два дня меня все-таки отпустили, уведомив, что шаг влево, шаг вправо - расстрел на месте. Приставили охрану, выделили машину специальную, которая отвозила и привозила меня на учебу. Марат строго следил за предписаниями врача насчет диеты и лечения, так что иногда даже приезжал за мной - особенно в первые дни - чтобы забрать на обед и проконтролировать прием лекарств и витаминов.

   Это было немного забавно - сидеть в дорогущем элитном ресторане и видеть напротив решительного и внушительного чечена, который провожает взглядом маленькие кругляшки лекарства, чтобы удостовериться в том, что каждая окажется заглотанной.

   - Я не самоубийца и не дура, чтобы сознательно гробить свое здоровье, - насмешливо проговорила я, запивая горькие таблетки. - Тем более, ради такого человека, как ты. Как там говорят? Овчинка выделки не стоит?

   - Не ерничай и ешь, - пододвинул ко мне тарелку и с удовольствием принялся за свою порцию. - И не болтай, ладно? У меня важная встреча через час, а у тебя вроде как пара.

   - Сколько недоверия, - попробовала суп и слегка поморщилась. - Пара, пара, не волнуйся, я не обманываю. Что за встреча, кстати?

   - Ерунда.

   - Ясно, - уткнулась в тарелку и замолчала, не выказывая и тени заинтересованности, что было опять же непривычно и настораживающе.

   Я всегда старалась быть в курсе дел, быть полезной и нужной, и да, мне льстило, что Марат мог обсуждать со мной важные вопросы, дела и все это без утайки и без боязни неодобрения. Наши мысли и методы всегда сходились, так что я являлась эдаким усилителем уверенности в нужные моменты. Например, когда чечен сомневался. Тем не менее, все сводилось к одному - я не была равнодушной. Никогда.

   - Ты молчалива.

   - Ем.

   - Раньше тебя это не останавливало, радость моя, - уголком губ улыбнулся Марат, давая понять, что наспех придуманную отмазку оценил, но ни капли в нее не поверил. - По правде, тебя никогда ничего не останавливало.

   - Подай соль, пожалуйста, - дождалась солонку, и, выдержав внушительную паузу, словно не слышала немого вопроса, ответила: - Суть в том, что мне все равно, где ты, с кем ты и что с тобой. Без разницы. Для особо торжественных случаев у тебя есть жена, для не особо торжественных...ммм...Ты всегда отличался находчивостью, Залмаев, и я могу на что угодно поспорить, что у тебя все давно продумано и выверено до деталей. Так что ничего не изменится, буду ли я знать о твоих делах или нет. Мне все равно.

   Марат нервно скомкал салфетку, зажав ее в могучем кулаке, и хрустнул костяшками пальцев. Я лишь вопросительно приподняла бровь. Без насмешки, без радости от того, что облапошила и сделала больно. В моих руках оказалось сильное оружие, потрясающе действенное, и выпускать его...Не-е-е-т. Я не настолько глупа.

   - Залмаев? Раньше ты меня по-другому называла, - наконец, произнес он хоть что-то в попытке заполнить гнетущую паузу.

   - Если хочешь, могу называть тебя богом и повелителем, но суть не поменяется.

   Аккуратно промокнула губы и откинулась на спинку стула, чувствуя себя наевшейся до отвала. Сразу же разморило и потянуло в сон. Не удержавшись, я зевнула и кулачком потерла слипавшиеся глаза.

   - Чего ты хочешь, Саш? - положив локти на стол, Марат изучающе прищурился, стараясь заглянуть как можно глубже и понять, что у меня на уме. Вернее, какова моя конечная цель, которую я, безусловно, поставила. Этого скрыть не получилось. - Только не говори, что тебе плевать и все равно. Тебе не все равно, хорошая моя. Ты чего-то добиваешься, и я силюсь понять, чего.

   - Чтобы ты отстал от меня.

   - По мелочам ты размениваться не любишь, - гортанно хохотнул мужчина. - Впрочем, как и я сам. Такая цель слишком незначительна. Я спрашиваю в общем. Глобально, так сказать. Чего ты пытаешься добиться?

   - Того, что никогда не получу от тебя.

   - Я могу дать тебе все.

   Лукаво прищурившись, я покачала головой.

   - Э-э, нет, ласточка моя, не можешь. Я точно знаю. Поэтому не вижу смысла говорить тебе о том, что я хочу. Но я знаю еще кое-что - другой мужчина меня с лихвой удовлетворит.

   Несчастная салфетка полетела на пол.

   - Я тебя никуда не отпущу, ласточка моя, - передразнил Марат, напрягаясь от сдерживаемой, стремительно нахлынувшей ярости от одной только мысли о моей измене и другом мужчине. Какой восприимчивый, однако. Впрочем, как всегда. - Из-под земли достану, но найду.

   Я звонко рассмеялась, привлекая внимание редких, но богатых посетителей ресторана.

   - Никогда не замечала в тебе тяги к некрофилии, хороший мой, - грациозно поднялась, обошла круглый стол, склонилась над неподвижным, пытающимся справиться со злостью мужчиной, и мягко поцеловала его в щеку. Выпрямилась и сразу же холодно улыбнулась. - Поехали, Залмаев, у меня пара. А у тебя - важная встреча. Время не ждет.

   Мне не нужно было открытое столкновение, хотя бы потому, что Марат по-прежнему сильнее, и я его не переиграю. Если я буду в открытую дразнить его или Оксану, то снова окажусь избитой. Или на грани нервного срыва, чего совершенно не хочется. Но что мне мешает их подзуживать по отдельности? С Маратом получалось вполне неплохо - нащупав слабое место, я нежно и аккуратно его штурмовала и колола, с Ксюшей же...Что ж, я твердо решила сделать так, чтобы оба пожалели о том, что притащили меня в дом розовой мечты. В конце концов, мне восемнадцать лет, можно сказать, что я трудный подросток после нервного срыва. И разве мне не полагается дух бунтарства и неповиновения? То, что мне чуждо вести себя безрассудно, еще не означает, что я не могу себя так вести. Хотели - получите и распишитесь. Теперь без обид.

   Я дразнила и действовала на нервы. Не словами - действиями. До вечера пропадала в универе, на удивление сильно сблизилась с сокурсниками, втянулась в их компанию и чувствовала себя в ней вполне органично и расслабленно. Вся эта "золотая молодежь" оказалась на удивление простой, настолько, насколько могут быть простыми дети без царя в голове, наделенные властью, деньгами и возможностями. Они очень жестоки были, по-детски эгоистичны и легко управляемы, и ничто из этих факторов не являлось для меня проблемой. Я умнее их всех, следовательно, с легкостью могу манипулировать, плюс еще играет роль тот факт, что меня принимают за "свою", что, безусловно, играет только на руку.

   Но бегать с ними на тусовки, в клубы и напиваться в стельку - впрочем, как и ширяться - я не планировала. Пока. Все еще впереди, а действовать приходилось постепенно.

   После учебы меня привозили домой, где, как счастливая семья с картины королевской мечты, милые и неимоверно сюсюкающие Марат и Оксана ужинали, переговаривались друг с другом, Ксюша что-то с восторгом и нескрываемой радостью рассказывала мужу, который внимательно ее слушал, но особенно загорался, когда она начала делиться мыслями о ребенке. Их совместном ребенке. Это все было до тошноты противно, так что действительно хотелось блевать от сладости и приторности, и я старалась как можно быстрее свалить в выделенную для меня комнату, и сразу же, стоило оказаться в спасительных четырех стенах, резко щелкала замков, закрывая его до предела.

   Я не думала, что все окажется настолько...трудно и больно. В конце концов, я сильная, я точно знаю, что хочу от жизни, а гадкая семейная идиллия, в которой мне нет места и от которой буквально воротит - не предел моих мечтаний. Далеко не предел. Только вот, пусть я все прекрасно понимаю, все равно сердце бьется где-то в горле, как заведенное, мешая вздохнуть полной грудью. С каждым разом, после созерцания подобных сцен, выносить их оказывалось все сложнее. И требовалось время, много времени, чтобы утихомирить расшатанные нервы, чтобы снова натянуть маску презрительной вежливости, с которой я, наверное, почти срослась. Но я всегда - всегда! - находила в себе силы улыбнуться себе в зеркале, с удовлетворением подмечая признаки выздоровления (так сказать, налицо), высоко поднять голову и отпереть дверь.