Чекисты рассказывают. Книга 3-я - В. Шевченко

Ее поблекшие губы, как давеча, после ссоры с дочерью, мелко задрожали, лицо сморщилось. Но на этот раз Мишутина не заплакала, пересилила себя.

— А обиднее всего то, что тебя не поддерживает самый близкий тебе человек, — тихо проговорила она минуту спустя. — Вы слышали, как Лиза сказала, когда вы пришли: «Опять из-за папаши!» Господи, сколько в ней зла.

Видимо, для Мишутиной это было самое больное место — отношение дочери к отцу, точнее, к памяти его. И Дружинин поспешил перевести разговор в другое русло — начал расспрашивать Анастасию Владимировну о раскулаченном брате Мишутина.

Улицу окутывали серые декабрьские сумерки, и в окнах домов уже зажигались вечерние огни, когда Дружинин покинул квартиру Мишутиной. До автобусной остановки он шел медленно, заложив руки за спину, целиком отдавшись своим мыслям. С этими мыслями потом он долго качался в переполненном автобусе, на котором ему предстояло пересечь едва ли не пол-Москвы.

Сопоставляя сведения, полученные от Сологубова и от Мишутиной, Дружинин все больше склонялся к выводу, что его искомая, так сказать, главная истина находится где-то на пересечении двух частных. В одном случае — американский разведорган «Служба-22», в котором ныне орудует Мальт — Мишутин, в другом — сотрудничество, быть может, того же лица во время войны с изменниками Родины — власовцами. Платформа, безусловно, общая — антисоветская. К тому же надо иметь в виду, что многие из власовцев в последний период войны, спасаясь от возмездия, бежали в зону действий американской армии, где и нашли себе приют. Так что дорога из РОА до «Службы-22» могла быть если и не совсем прямой, то достаточно накатанной, а главное — не столь уж длинной. Что касается территориального расположения «осиного гнезда», то оно после допроса Сологубова тоже известно. Туда, наверное, и должен быть нацелен дальнейший поиск.

Но это дело будущего. Теперь же надо как следует разобраться в составных частных данных — насколько они соответствуют действительности? И прежде всего проверить, уточнить сведения, полученные от Мишутиной.

За эту работу Дружинин взялся на другой же день, в понедельник. В обеденный перерыв, прежде чем пойти в столовую, он спустился на первый этаж, в библиотеку, попросил подшивку «Известий» за август 1946 года. Полистав пожелтевшие от времени страницы, нашел нужное сообщение.

«На днях Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела дела по обвинению Власова А. А., Малышкина В. Ф., Жиленкова Г. И., Трухина Ф. И., Закутного Д. Е., Благовещенского И. А., Меандрова М. А., Мальцева В. И. Зверева Г. А., Буянченко С. К., Корбунова В. Д. и Шатова Н. С. в измене Родине и в том, что они, будучи агентами германской разведки, проводили активную шпионско-диверсионную и террористическую деятельность против Советского Союза. Все обвиняемые признали себя виновными в предъявленных им обвинениях...»

Дружинин переписал фамилии в записную книжку. О некоторых из этой группы предателей он кое-что помнил — об одних больше, о других меньше. Это в сущности были разные люди. И мотивы предательства у каждого были свои. Одни сдались гитлеровцам из-за трусости, дрожа за собственную шкуру. Другие считали себя обиженными Советской властью — ее сознательные враги. С кем же из этих двенадцати изменников ездил по лагерям советских военнопленных генерал Мишутин?

Вот Власов — кулацкий сын, выдававший себя перед немецкими хозяевами за помещичьего отпрыска. Или начальник штаба РОА Трухин, которому, кстати сказать, незачем было хитрить: его отец до Октябрьской революции имел богатое поместье в Костромской губернии. Обе эти фамилии Дружинин называл Анастасии Владимировне, она решительно отвергла их.

По той же причине из списка были вычеркнуты два других ближайших подручных Власова — Малышкин и самозваный генерал Жиленков. Что касается еще одного сомнительного генерала, произведенного Власовым из бывшего подполковника, начальника санатория в Ялте Мальцева, то тут Дружинин не сразу решил, оставить его в своем реестре или нет: «подполковник-генерал» в РОА ведал авиацией и, хотя самолетов у него было, что называется, кот наплакал, надо полагать, имел прямое отношение к пополнению подчиненных ему подразделений. А вот еще памятная фигура — Зверев Григорий, бывший комендант Харькова. У Власова он командовал частью и, следовательно, непосредственно занимался делами войскового комплектования...

Так Дружинин перебрал всех названных в сообщении Верховного суда и в итоге оставил в своем списке семь фамилий. По ним он должен затребовать следственные дела из архива, чтобы проверить, кто же из этих семи изменников дал показания о генерале Мишутине и к чему сводились сами показания.

Но прежде чем делать заявку в архив, Дружинин после обеда решил позвонить Мишутиной: не вспомнит ли она сейчас из целого перечня фамилий нужную — ту, что следователь называл при допросе.

И вдруг неожиданная удача. Наверное, потому, что Мишутина была не так взволнована, как накануне, во время трудного разговора у нее на квартире, а может, помог сам список — ослабевшей памяти женщины было за что зацепиться. Когда Дружинин назвал ей по телефону фамилию, стоявшую в его перечне под третьим номером, она уверенно воскликнула:

— Вот он!

Да, этого власовца вчера, пытаясь расшевелить память Мишутиной, Дружинин пропустил — сам запамятовал о нем.

— Не ошибаетесь, Анастасия Владимировна?

— Нет, нет, он самый!

На другой день Дружинин дал заявку в архив, и в среду, как только удалось выкроить немного времени, уже сидел в читальном зале и просматривал нужное следственное дело. Оно было довольно пухлым: чтобы даже бегло ознакомиться с ним, потребовалось несколько часов.

Долистав дело примерно до середины, Николай Васильевич наконец нашел то, что искал. Жадно впился глазами в потускневшие от времени строчки протокольной записи. К сожалению, данные о генерале Мишутине оказались скупыми. Даже очень скупыми.

В одном месте дававший показания власовец сообщал, что зимой 1943 года он вместе с генералом Мишутиным и майором Копытовым ездил в Норвегию, где находился один из лагерей советских военнопленных. С большим трудом там удалось завербовать семнадцать человек, в основном бывших уголовников, четверо из которых по дороге сбежали. Через несколько страниц Мишутин был предположительно назван в числе изменников Родины, которые в конце апреля 1945 года сдались в плен генералу Петчу — командующему 7-й американской армией, вступившей к тому времени на территорию Чехословакии, где находились власовские части.

Когда Дружинин, просмотрев дело до конца, убедился, что больше нигде на его страницах генерал Мишутин не проходит, он снова вернулся к последнему, предположительному, сообщению власовца о бегстве Мишутина к американцам. Именно здесь, по-видимому, надо было искать ответ на неясный пока вопрос: почему во время следствия по делу группы власовских главарей Мишутину не было уделено должного внимания? Ограничились лишь допросом его жены, чтобы выяснить, что представляет этот генерал Мишутин, имеет ли он что-либо общее с тем Мишутиным, который в свое время был командиром дивизии Советской Армии и затем пропал без вести. И ничего определенного, похоже, не установили. Да и как было установить, если сам Мишутин бесследно исчез (по крайней мере, для тех, кто вел тогда следствие), растворился среди прочих изменников Родины, пособников гитлеровских оккупантов, пригретых под крылом союзнической американской армии. «На нет и суда нет», — говорится в таких случаях. Эту пословицу в то время можно было применить в самом буквальном смысле.