Румбы фантастики - Виталий Севастьянов

— Мухи не мешают? Вывести не надо?

Две недели зимних четвергов

Что-то происходит со временем. Нехорошее такое, несправедливое. Ну, не совсем со временем, а конкретно — с днями недели. Ведь глупость получается: только-только рабочее настроение, желание работать, оперативность, инициатива, а тут бабах! — суббота. А в понедельник опять еле-еле раскачивается все. Раскачивается понедельник, раскачивается вторник, в среду пошло дело. Дальше — лучше, четверг. Полная отдача, до самоотверженности. Хуже в пятницу, настроение во второй половине дня превосходное, дела начинают из рук валиться, к пяти часам совсем плохо. И повторяется карусель.

Так что лучшим днем можно считать четверг. Плюс вторая половина среды и первая — пятницы. Два полновесных рабочих дня. Маловато для недели.

Конечно, тут многое еще зависит и от времени года. Летом даже в четверг дело с трудом движется. То же самое весной. А вот поздней осенью — да… Но самый идеальный вариант — зима. Декабрь, январь. На улице холод собачий, бежать никуда не надо, не хочется просто. И тут полный простор для работы, все условия. Хорошее дело — зимние четверги.

Мысли такие появлялись у Николая Свиридовича довольно регулярно, поскольку командовал он конторой, в которой было семеро сотрудников, в большинстве своем молодых и женского пола. По причине всеобщей молодости по имени-отчеству называли только троих: самого Николая Свиридовича, его зама Геннадия Петровича и солидную женщину, ветерана конторы Веру Анатольевну. Все же остальные были просто Таней, Галей, Алей, Сережей и Светой. Ну, а молодые, они не совсем, конечно, безответственные, но элементы вольности присутствуют. Им тяжелее входить в рабочую форму после выходных. Пожилому особенно-то и раскачиваться не надо, за много лет привык он, придя на работу в понедельник, тут же браться как следует.

Тут надо заметить, что не вся молодежь легковесная. Геннадия Петровича пожилым никак нельзя было назвать, ему еще и тридцати нет. Но серьезен! Так серьезен был Геннадий Петрович, что и Николай Свиридович изредка удивлялся: это надо же, какая, однако, молодежь случается! И строгость во взгляде, и спешки никакой, и легкомыслия в помине нет. Пунктуален, аккуратен, гладко выбрит. Никаких джинсов — костюм.

И молодые чувствовали особость зама. Если к Николаю Свиридовичу относились как к неизбежному начальственному злу, в Вере Анатольевне видели женщину строгую, но справедливую, то на Геннадия Петровича смотрели с опаской и в его присутствии замолкали и расходились по рабочим местам. Тот же будто и не замечал особого к себе отношения, считал, наверное, что так и нужно. И молодость его была совсем незаметной.

С выполнением плана почти всегда все было в порядке. А когда было не в порядке, Николая Свиридовича и обуревали мысли о несправедливости распределения дней недели и мысли о том, как бы это выкрутиться с планом и, не получив нагоняя от руководства, дать нагоняй подчиненным.

Вот во время такого прорыва зашел к Николаю Свиридовичу один его старый знакомый. Был знакомый человеком разнообразных увлечений: писал одно время музыку, которую услышать можно было только с помощью специальных очков, занимался лозоходством — воду подземную искал посредством стандартной пятикопеечной монеты (она у него на ребро становилась над тем местом, где водопроводную трубу прорвало), сконструировал микросамолет для охоты на мух.

Несмотря на занятость и неудачи, Николай Свиридович знакомца чаем угостил и поведал свои размышления. Просто поделиться захотелось с умным человеком.

Однако знакомый заинтересовался, стал рассеян, невпопад ответил, что, да, мол, нельзя так работать, отдыхать-то когда? И, наскоро попрощавшись, ушел, Николай Свиридович удивленно пожал плечами и принялся вновь за безнадежные попытки выправить положение с планом.

Появился знакомый вновь месяца через два, когда на горизонте опять замаячила угроза невыполнения квартального плана. Время было весеннее, почти летнее и жара стояла подходящая, как раз для того, чтобы работалось с прохладцей, зевалось в окно и даже дремалось по причине вечерних прогулок и недосыпания. Чем почти весь коллектив (за исключением старших товарищей и к ним примкнувших) благополучно и занимался. Конечно, в этой ситуации Николай Свиридович мог в сердцах стукнуть кулаком по столу, поорать, сердясь, и народ взялся бы за дело. Но надолго ли хватило бы такого заряда? Не все же время орать? И Николай Свиридович, сам понемногу поддаваясь расслабляющему действию жары, меланхолически прикидывал, как велико будет недовольство руководства и в какие санкции оно выльется.

Тут и явился знакомый, который принес с собой средних размеров коробку. В коробке был прибор, напоминающий терминал компьютера, с экраном и клавиатурой.

Выяснилось, что знакомый понял заботы Николая Свиридовича о планах и их выполнении. Но понял на свой лад. Зачем, решил он, применять пятидневный рабочий цикл, когда можно и двухдневным обойтись? Два дня работаешь — два дня отдыхаешь. Человеку совсем не обязательно какое-то время разгоняться для плодотворной деятельности, говорил он. Зная, что через два дня наступит заслуженный отдых, он будет трудиться еще упорнее, чем если бы отдых ожидал его через пять дней.

Сомнительные выводы. Так Николай Свиридович и решил, слушая знакомого. Так прямо он ему и сказал. Если то и дело отдыхать, то не только план не выполнишь, а и на кусок хлеба не заработаешь! Почему бы в таком случае не отдыхать пять дней в неделю, а два работать? Или вообще не работать ни одного дня, а только отдыхать? Результат тот же будет!

Но знакомый Николая Свиридовича прервал этот всплеск отрицательных эмоций и попросил выслушать его до конца. Суть предложения состояла не просто в частых выходных, а в выходных вневременных. Внешне все оставалось по-прежнему, сотрудники приходили на работу ежедневно. Но через каждые два дня они получали возможность отойти в некий временной закоулок и, отдохнув в закоулке те же два дня, вновь вернуться на работу как ни в чем не бывало.

Вот, к примеру, выходит Николай Свиридович в понедельник на работу и работает до конца вторника как обычно. Затем включается установка и возвращает его к началу понедельника и дает возможность провести эти два дня — до среды — уже не работая. Среда и четверг проходят в успешном труде, потом «Клац!» — отдыхай эти же дни. Ну, а в пятницу возвращать нечего, за ней все равно суббота и воскресенье идут.

Курорт, а не рабочая неделя. Нечего и говорить, что шло это новшество абсолютно вразрез с раздумьями Николая Свиридовича о том, как распределяется нагрузка на дни недели. Тут только к среде дело начинает идти как следует, а что будет, если каждые два дня народ отдыхать станет?

И он, было, уже совсем собрался заикнуться знакомому об этом, но в последний момент кое-что сообразил, и язык от ошеломления прикусил в буквальном смысле слова. Это какие же светлые перспективы открылись, какой выход великолепный нашелся из создавшегося положения! Да что там один план! Два, три плана можно запросто смастерить! Только бы не проболтаться, только бы этот знакомый ничего не понял и остался в уверенности, что все так и будет, как он задумал.

Не иначе, как в роду Николая Свиридовича и актеры была и разведчики. Таким он заинтересованным прикинулся, таким восторженным! И кофе крепкий заварил, хотя сам его не любил, чай предпочитал. И даже — запрещено ведь строжайше, но чего не сделаешь ради такого распрекрасного аппарата — по рюмке коньяка себе и гостю из тайного запаса налил. А сам все выспрашивал: как же аппарат работает, как управлять им, как устроить, чтобы у каждого в конторе шесть выходных дней на неделе получалось.

Гость размяк от ласкового обхождения, был многословен и объяснял, и показывал. В принципе действия Николай Свиридович мало что понял — образование не то. А вот управлять научился, несложное дело. Для начала они с гостем под разными предлогами зазвали в кабинет к Николаю Свиридовичу всех по очереди сотрудников и ввели в память машины снимки их биополей. Происходило это незаметно для сотрудников. Набирались на экране фамилия, имя и отчество: Макарин Сергей Николаевич. Потом Николай Свиридович звал по селектору: «Сережа, зайди на минуточку!» Тот являлся. Николай Свиридович ему: «Ты помнишь, что отчет к среде нужен?» Сергей, недоумевая — из-за такой малости вызвали, — «Помню, не беспокойтесь!». А в это время гость клавишу записи нажимает и — готово, биополе Сергея записано. Зовут следующего.

О том, что проводится эксперимент, Николай Свиридович своего гостя уговорил не сообщать. Тот его заверил, что все совершенно безвредно для здоровья. А раз безвредно — чего зря народ беспокоить? Если все хорошо войдет, то можно будет и официально сообщить. От такого количества выходных вряд ли кто откажется.