Земля воров (ЛП) - Халле Карина

— Что я по-прежнему отказываюсь делать, — говорю я, расправляя плечи. Я не собираюсь позволять ему и дальше запугивать меня. — Я не женюсь на принцессе Фриде.

— Из-за нее. — Он с презрением кивает в сторону Бринлы, хотя и отказывается смотреть на нее.

— Из-за нее, — говорю я. — Потому что я не марионетка на ниточках. Я твой сын, и у меня есть своя жизнь и свои мечты, мечты, за которые ты унижал меня с тех пор, как умерла моя мать. Мы — твоя семья, твои дети, твоя плоть и кровь. Разве это для тебя ничего не значит? Разве в твоей груди нет сердца, которое велит быть отцом, а не правителем? Разве ты не видишь, что твое презрение к собственным детям — это именно то, что разрушит нашу семью, а не объединит нас?

Мой отец продолжает смотреть на меня, не мигая, так неподвижно, что я удивляюсь, как могу быть его сыном, когда мое сердце бьется как сумасшедшее, ладони потеют, и я чувствую, что земля вот-вот поглотит меня целиком. Все внутри меня беспорядочно, хаотично и реально, а он просто статуя со льдом в венах.

— Берите ее, — холодно говорит он, и прежде чем я успеваю осознать, что происходит, из-за спины моего дяди выходят два охранника и хватают Бринлу. Она кричит, Видар кричит, и начинается хаос.

Леми лает и выскакивает из кареты перед Бринлой, готовясь к атаке, но она быстро дает ему понять своим пристальным взглядом и движением запястья, чтобы он остался на месте, не желая, чтобы он пострадал.

Он слушается, опускается на задние лапы, но яростно рычит, и это отвлекает внимание всех, давая мне возможность действовать.

Я хватаю отца сзади, уже обнажив кинжал и приставив к его шее.

— Отпустите Бринлу, или я прикончу его, — приказываю я.

— Андор! — кричит мой дядя, направляясь ко мне. — Отпусти его!

— Отойди, — говорю я. — Я это сделаю.

— У тебя кишка тонка, — усмехается мой отец.

— У меня больше мужества, чем у тебя когда-либо будет, — говорю я, вжимая кинжал глубже, настолько, что он задыхается, и я понимаю, что пролил кровь.

— Андор, пожалуйста, — говорит Видар, медленно приближаясь ко мне с поднятыми руками, как будто я дикий зверь. Возможно, я того заслуживаю, но даже несмотря на то, что кровь шумит в моей голове, а сердце бьется как сумасшедшее, я полностью контролирую себя и мыслю ясно.

— Я отпущу его, — говорю я. — Я не причиню ему боль. Все, что он должен сделать, — это отпустить Бринлу и пообещать, что она будет в безопасности в этом доме, пообещать, что он никогда не будет преследовать ее. Что он принимает то, что она со мной, что она — женщина, которую я люблю, и никакие угрозы, разочарованные взгляды или злобные комментарии не заставят меня изменить свое решение. Я не женюсь на принцессе. Я выбираю Бринлу своей женой, так же как я сам буду принимать каждое следующее решение в своей жизни. Не для тебя, не для синдиката, а для себя. — Я с трудом сглатываю, встречаясь с полными страха и слез глазами Бринлы. — Ради нее.

Мой отец ворчит, ничего не говоря.

Я вдавливаю кинжал глубже, пока он не начинает извиваться.

Все остальные молчат. Все ждут, когда мой отец сдастся.

— Ладно, ладно, — говорит он. — Стражи, отпустите женщину.

Охранники немедленно отпускают Бринлу и отступают. Она вынимает из ножен свой меч и сжимает его в руке в качестве предупреждения, на всякий случай.

Но я не отпускаю отца.

— Обещай мне, что она сможет свободно жить в нашем доме, что ты не причинишь ей вреда, ни ты, ни твой брат, или, клянусь богинями, я убью вас обоих во сне.

— Хорошо, хорошо, — говорит он.

— Обещай!

— Я обещаю. — Он практически умоляет. Я не думаю, что кто-то из нас когда-либо видел его таким.

Поэтому я отпускаю его.

Он, спотыкаясь, отходит от меня к своему брату, хватаясь за окровавленное горло, из которого сочится лишь струйка крови.

— Но ты больше не мой сын, — говорит он.

Я пожимаю плечами, возвращая кинжал на место.

— И я уверен, что это ни черта не изменит в наших отношениях.

Мы смотрим друг на друга в течение нескольких секунд, между нами пульсирует ненависть и враждебность. Хотя сейчас в воздухе витает еще что-то, что усложняет ситуацию. Мне кажется, я вижу проблеск уважения. Лучше не зацикливаться на этом.

Штайнер откашливается за моей спиной. Я поворачиваюсь и вижу, как он тянется к двери кареты.

— Пожалуй, сейчас подходящий момент, чтобы сказать, что у нас есть утешительный приз, отец.

Он забирается внутрь и выносит гигантское яйцо смертодрага, с трудом поднимая его, но все же справляясь.

— Что это? — устало спрашивает мой отец хриплым голосом.

— Оплодотворенное яйцо смертодрага, — отвечает Штайнер. — Как ты и просил. Хотя, технически, ты просил яйца циклодрага, но нам пришлось обойтись тем, что было.

— Вы притащили оплодотворенное яйцо смертодрага? — выпаливает мой дядя. Он разводит руками. — Где, черт возьми, мы будем выращивать эту гигантскую тварь, когда она вылупится?

Штайнер пожимает плечами.

— Уверен, мы что-нибудь придумаем.

Я смотрю на отца. Он уставился на яйцо, его выражение лица меняется с яростного на восторженное. Не такое счастливое, как от мысли, что он станет бессмертным, но близко. Вероятно, он представляет себе сорокафутового дракона, и себя в качестве всадника, уничтожающего врага в какой-нибудь будущей войне. Если бы я действительно хотел подразнить его, я бы сказал, что он никогда не сможет его обучить и что Бринла — единственная, кому это под силу, или, по крайней мере, единственная, кого дракон не съест.

Но поскольку мой отец выглядит счастливым, даже злобно счастливым, это означает, что давление на меня спало. Я больше не интересую его, как и Бринла.

Глава 37

Бринла

Три месяца спустя

— Снежки? — спрашивает меня Андор, сидя верхом на Ониксе, который в предвкушении танцует на месте.

— Только если ты хочешь снова проиграть, — говорю я, сжимая поводья Джунипер, белой кобылы, на которой еду. Технически она принадлежит Штайнеру, но поскольку младший Колбек не интересуется верховой ездой, она по умолчанию стала моей.

И это отлично, потому что она намного быстрее коня Андора.

Он улыбается, вокруг его глаз появляются морщинки, и я чувствую, как трепещет мое сердце. Как же я люблю этого мужчину. Это граничит с преступлением.

Он тоже это знает. Он использует свою внешность, чтобы обезоружить меня.

— Хи-я! — кричит он Ониксу, дергая за поводья, и его конь срывается с места, устремляясь галопом прочь от Штормглена.

Он оставляет меня в облаке пыли и опавших листьев, но мне достаточно только щелкнуть языком, и Джунипер устремляется вперед, как молния, ее белая грива развевается на ветру.

Леми лает, присоединяясь к погоне, и мчится рядом со мной, пока мы догоняем Андора, как раз перед тем, как выехать на главную дорогу. Как только мы начинаем скакать быстрее, чем он может бежать, он начинает перемещаться и будет весело мелькать тут и там всю дорогу до озера Эфст.

Мы не возвращались сюда с момента нашего первого визита, лето ушло, уступив место оттенкам золота и бронзы, осень уже у нашего порога. Смена сезонов — это что-то новое для меня, поскольку единственное, что меняется в Эсланде, — это путь солнца, и я наслаждаюсь природой при каждом удобном случае. Первый опавший лист с могучих дубов за замком наполнил меня восторгом, хотя Солла сокрушалась, что это предвещает долгую зиму.

Но зима еще не наступила. Хотя в горах всегда есть снег, Андор говорит, что в Штормглене снега не будет еще пару месяцев. До тех пор я наслаждаюсь длинными тенями, мерцающими пшеничными полями и прохладными ночами, которые располагают к разговорам у камина с горячим грушевым сидром.

Я тоже не сижу без дела. Мы с Андором дважды возвращались в Мидланд, чтобы собрать больше суэна и навестить мою мать. Наши разговоры короткие — и, если честно, странные. Она моя мать, но в то же время она уже не моя мать. Но даже этих коротких встреч с ней достаточно, чтобы залечить рану в моем сердце, потому что знаю, что она не совсем ушла из моей жизни. Она также помогает советами по выращиванию смертодрага, который должен вылупиться примерно через шестнадцать месяцев. Оказалось, что яйцо имеет очень длительный период созревания из-за размера дракона. Но это устраивает всех, так как нам нужно время, чтобы подготовиться к его появлению. Ну, устраивает всех, кроме Торстена, который хочет своего проклятого дракона прямо сейчас. Для какой цели, мы не совсем уверены. Один дракон, который захочет убить всех, кроме меня, не нужен ни Колбекам, ни жителям Норланда. Ведь никто не сможет оседлать его в грядущей войне.