Гордость и предубеждение - Джейн Остин

Глава XIX

Счастливым для материнских чувств миссис Беннет был день, когда она рассталась с двумя самыми достойными своими дочерьми. Легко можно себе представить, с каким восторгом и гордостью она после этого навещала миссис Бингли и говорила о миссис Дарси. И, ради ее семейства, я была бы рада сказать,{85} что исполнение ее самой заветной мечты — выдать замуж сразу нескольких дочерей — произвело на нее такое благотворное влияние, что в конце жизни она, наконец, стала приветливой и рассудительной женщиной. Однако, увы, она время от времени по-прежнему была подвержена нервическим припадкам и поминутно совершала какую-нибудь глупость, быть может, к счастью для своего мужа, который в противном случае не смог бы насладиться непривычным для него домашним уютом.

Мистеру Беннету очень недоставало его второй дочери, и его привязанность к ней заставляла его выезжать из дома чаще, чем по любому другому поводу. Он очень любил навещать Пемберли, в особенности тогда, когда его меньше всего там ждали.

Мистер Бингли и Джейн прожили в Незерфилде только около года. Столь близкое соседство с ее матерью и меритонскими родственниками оказалось нежелательным даже при его мягком нраве и ее нежном сердце. Заветная мечта его сестер, наконец, осуществилась, и он приобрел имение в графстве, граничащем с Дербиширом. Таким образом Джейн и Элизабет, в дополнение ко всем другим радостям, оказались на расстоянии всего тридцати миль друг от друга.

Китти стала, с большой пользой для себя, проводить время в обществе двух старших сестер. Характер ее благодаря этому заметно улучшился. Она не была так упряма, как Лидия. И теперь, освобожденная от ее влияния, она под руководством Джейн и Элизабет стала менее раздражительной, менее вялой и менее невежественной. Разумеется, ее всячески оберегали от общества Лидии. И, несмотря на то, что миссис Уикхем частенько приглашала ее к себе, заманивая сестру балами и обществом молодых людей, мистер Беннет никогда не соглашался на такую поездку.

Единственной дочерью, которая продолжала оставаться в Лонгборне, была Мэри. Ей поневоле пришлось бросить заботу о самоусовершенствовании, так как миссис Беннет ни на минуту не могла оставаться в одиночестве. Таким образом Мэри стала принимать большее участие в жизни, хотя по-прежнему была способна читать наставления по поводу всякого пустяка. И, не чувствуя уже себя уязвленной тем, что она менее красива, чем ее сестры, она, как и предполагал ее отец, согласилась с этой переменой без особенных возражений.

Что касается Уикхема и Лидии, то замужество старших сестер не отразилось на их характерах. То, что Элизабет должна была теперь узнать до конца о его непорядочности и неблагодарности, было принято им с философским спокойствием. Несмотря ни на что, он не расставался с надеждой, что Дарси все же возьмет на себя заботу о его благосостоянии. Поздравительное письмо, полученное Элизабет ко дню свадьбы, свидетельствовало, что подобные надежды питал если и не он сам, то, по крайней мере, его жена. Вот что говорилось в этом письме:

«Моя дорогая Лиззи,

Желаю тебе всяческих радостей. Если ты любишь мистера Дарси хотя бы наполовину так сильно, как я люблю моего дорогого Уикхема, ты должна себя чувствовать очень счастливой. Как хорошо, что ты станешь такой богатой! Надеюсь, что когда тебе нечем будет заняться, ты вспомнишь о нас. Я уверена, что Уикхем был бы очень рад получить место при дворе, и боюсь, что у нас не будет хватать денег, чтобы прожить без некоторой поддержки. Думаю, что нам подошло бы любое место с доходом в триста-четыреста фунтов в год. Однако, если ты не найдешь нужным, пожалуйста, не говори об этом мистеру Дарси.

Так как ее сестра вовсе не находила это нужным, она постаралась в своем ответе положить конец всяким просьбам и ожиданиям подобного рода. Тем не менее Элизабет нередко посылала им то, что ей удавалось отложить благодаря экономии в собственных расходах, и находилось, таким образом, в ее личном распоряжении. Она отлично понимала, что средства, которыми располагали Уикхемы, были недостаточны для покрытия расходов двух людей, столь неумеренных в своих потребностях и столь мало заботящихся о будущем. И всякий раз, когда им приходилось переезжать с места на место, Элизабет или Джейн непременно должны были ждать просьбы о помощи в расплате с долгами. Их образ жизни, даже после того, как заключение мира позволило им вернуться на родину, оставался крайне безалаберным. Они вечно переезжали, стараясь устроиться подешевле, и вечно тратили денег больше, чем следовало. Привязанность Уикхема к Лидии очень скоро уступила место полному безразличию. Ее привязанность к мужу просуществовала немногим дольше. И, несмотря на молодость и полученное воспитание, она по-прежнему имела полное право на ту репутацию, которая за ней утвердилась после ее замужества.

Хотя Дарси никогда не соглашался принимать Уикхема в Пемберли, он все же, ради Элизабет, продолжал оказывать ему помощь в его карьере. Лидия иногда гостила у них, в то время, когда ее муж развлекался в Лондоне или Бате.{86} А у Бингли оба проводили нередко так много времени, что против этого восставал даже его ангельский характер, и он начинал говорить о необходимости намекнуть Уикхемам, что им уже пора уезжать.

Женитьба Дарси нанесла мисс Бингли глубокую рану, но так как она сочла полезным сохранить за собой возможность навещать Пемберли, она подавила обиду в своей душе, еще больше восторгалась Джорджианой, была почти так же, как прежде, внимательна к Дарси и вела себя безукоризненно вежливо по отношению к Элизабет.

Пемберли стал теперь для Джорджианы ее постоянным пристанищем. И между сестрами установилась та близость, на какую рассчитывал Дарси. Они даже полюбили друг друга именно так, как когда-то об этом мечтали. Джорджиана навсегда сохранила самое высокое мнение об Элизабет. Вместе с тем она с удивлением, почти близким к испугу, прислушивалась к ее задорной и веселой манере разговаривать с братом. Человек, который всегда вызывал в ней бесконечное уважение, иногда даже более сильное, чем любовь, теперь нередко оказывался предметом веселых шуток. И она постепенно уразумела то, что ей раньше никогда не приходило в голову. На опыте Элизабет она поняла, что женщина может позволить себе обращаться с мужем так, как не может обращаться сестра с братом, который старше ее на десять лет.

Женитьба племянника привела леди Кэтрин в крайнее бешенство. И, отвечая на извещавшее ее об этом письмо, она дала полную волю свойственной ее характеру прямоте. В ответе, таким образом, содержались настолько оскорбительные выражения, в особенности по адресу Элизабет, что на некоторое время всякое общение с Розингсом было прервано. Однако со временем Дарси, по настоянию Элизабет, решил пренебречь полученным оскорблением и сделал шаг к примирению. После небольшого сопротивления, леди Кэтрин то ли из-за своей привязанности к племяннику, то ли желая узнать, как себя держит его жена, сменила, наконец, гнев на милость. И она снизошла до того, чтобы навестить Пемберли, невзирая на то, что его сень была осквернена не только присутствием недостойной хозяйки, но также визитами ее дяди и тети из Лондона.

С Гардинерами у них установились самые близкие отношения. Дарси так же, как и Элизабет, по-настоящему их полюбил. И оба они навсегда сохранили чувство самой горячей благодарности к друзьям, которые привезли ее в Дербишир и тем самым сделали возможным их союз.

ПРИЛОЖЕНИЯ

От переводчика

В 1946 году было напечатано изложение беседы с английским писателем Сомерсетом Моэмом. Его попросили назвать десять романов, которые он считает лучшими в мировой литературе. Моэм назвал два русских романа («Война и мир» и «Братья Карамазовы»), три французских («Красное и белое», «Отец Горио» и «Мадам Бовари») и пять романов, написанных на английском языке. Из этих пяти хорошо известны русским читателям были только два: «История Тома Джонса, найденыша» и «Дэвид Копперфилд». Два других — «Моби Дик» Генри Мелвилла и «Грозовой перевал» Эмили Бронте были изданы на русском языке и нашли у нас широкое признание в пятидесятых годах. И только десятый, — роман умершей 150 лет тому назад английской писательницы Джейн Остин «Гордость и предубеждение» — до сих пор никогда не издавался в нашей стране.

Разумеется, перечень Моэма — условный и субъективный. Он не содержит некоторых прекрасных (может быть, не менее значительных) произведений названных и не названных в нем писателей. Например, в нем отсутствует «Герой нашего времени», — вероятно, лучшее произведение этого жанра во всей мировой литературе. Но и того обстоятельства, что известный английский литератор поставил роман Остин в ряд с любимыми у нас девятью другими романами, достаточно, чтобы привлечь внимание к «Гордости и предубеждению».