Тайны Парижа. Том 1 - Понсон дю Террайль

Но молодой человек мало обращал внимания и на шум бала, который слабо долетал до него, и на незнакомых ему гостей. Одна мысль завладела им всецело: найти повод к ссоре с графом Степаном, чтобы вызвать его на дуэль. Как ни легко казалось ему это с первого взгляда, но предлог все же надо было изобрести, а при теперешнем состоянии Армана он не мог ничего придумать. Он не был знаком с графом, не обменялся с ним ни одним словом и не мог, конечно, подойти к нему и попросту сказать:

— Я хочу убить вас, потому что вас любит баронесса Сент-Люс.

Граф мог вежливо отрицать этот факт.

И вот в то время, когда Арман ломал себе голову над этим вопросом, легкие шаги раздались по песку. Он почувствовал, точно электрический ток пробежал по его телу, и кровь прилила к его сердцу. Арман вздрогнул.

Две тени мелькнули сквозь деревья и прошли в двух шагах мимо неподвижно сидевшего Армана. Это были баронесса и граф Степан, разговаривавшие вполголоса. У Армана закружилась голова, и рука его невольно начала искать кинжал, нож или какое-нибудь оружие… Парочка прошла в двух шагах, не подозревая о присутствии человека, сидевшего на скамье, и Арман видел, как они направились к павильону.

Он окончательно потерял способность владеть собою и забыл, что сад полон гостей; он решил выследить их, подвергая себя, таким образом, быть может, насилию.

Сердце у него стучало, красные круги мелькали перед глазами, холодный пот выступил на лбу. Он издали следовал за ними, шатаясь, как пьяный; парочка проскользнула в павильон, освещенный просто канделябрами. Минуту спустя Арман, в свою очередь, пробрался в павильон, так как дверь забыли запереть, и очутился у маленькой, покрытой толстым ковром лестницы. Он поднялся по ней, и шум его шагов, заглушаемый ковром, совершенно не был слышен; он дошел до полуоткрытой двери, откуда выходил луч света.,. Толкнув дверь, он быстро осмотрелся кругом и остановился неподвижно, как бы пораженный громом, уничтоженный… Он стоял на пороге того самого будуара, где он провел столько упоительных часов у ног белокурой домино, будуара с восточными обоями, круглым диваном, висячими лампами; на том месте, где тогда сидела домино, он увидал госпожу Сент-Люс, а у ног ее графа Степана, державшего ее руки в своих. Вдруг баронесса вскрикнула и вскочила, точно увидела перед собою привидение. Она заметила на пороге неподвижного и бледного, как статуя, Армана.

— Вы! Вы! — вскричала она вне себя от волнения и гнева. Арман сделал шаг по направлению к ней, взглянул на пораженного графа и сказал ему:

— Прошу прощения, сударь, что нарушаю ваше уединение, но позвольте мне сказать вам, где вы находитесь…

Голос Армана хрипел и слова с трудом срывались с его губ.

— Сударь! — в свою очередь, остановил его граф.

— Выслушайте меня… выслушайте, — перебил Арман, причем голос его звучал так повелительно, что русский дворянин невольно замолчал. — Вы видите этот будуар? Ну, так в течение двух месяцев я проводил здесь почти каждый вечер. Сюда меня привозили в карете… с завязанными глазами… Здесь меня встречала замаскированная женщина… Эту женщину я в первый раз встретил на балу в Опере. — И, обернувшись к баронессе, Арман прибавил. — Эта женщина вот она!

Госпожа Сент-Люс вскрикнула, как дикий зверь, пойманный в расставленные сети; затем она подбежала к Арману и ударила его по лицу рукою, затянутою в перчатку.

— Вы подлец! — сказала она.

Арман зашатался, как человек, пораженный насмерть, и направился к графу с угрожающим видом, налившимися кровью глазами и пеною у рта.

— Сударь, — сказал он ему, — мне нужна вся ваша кровь, чтобы смыть это оскорбление!

Но граф Степан успел уже овладеть собою; он надменно смерил взглядом с ног до головы Армана и сказал:

— Я не имею счастья быть любимым госпожою Сент-Люс, как вы могли это подумать, увидав меня у ее ног. Я люблю ее действительно и осмелился стать перед нею на колени, чтобы признаться в этом; но ответ ее на мое признание не дает мне права сделаться заступником за оскорбленную честь баронессы.

Голос графа звучал спокойно и ровно; он говорил, улыбаясь, и прибавил с изумительною вежливостью:

— Впрочем, сударь, вы, очевидно, жертва ошибки или странного сходства… Госпожа Сент-Люс женщина честная и никогда не будет принимать, замаскированная, неизвестных ей лиц в своем будуаре.

Сказав это, граф предложил руку баронессе.

— Пойдемте, баронесса, — сказал он. — Этот молодой человек, по-видимому, помешан.

— Сударь! — вскричал Арман, загородив графу дорогу. — Неужели русские трусы?

— Если вы оскорбите меня лично, — холодно ответил граф, — то я готов драться с вами… но несколько позднее.

— Нет, нет! Сейчас же!

— Подумайте, мы скомпрометируем этим баронессу. До свидания… через две недели я к вашим услугам.

Граф отстранил Армана и вышел под руку с баронессой Сент-Люс.

Арман остался, как прикованный, на месте, обезумев от горя и отчаяния и устремив глаза на паркет, в положении человека, который видит, что последняя надежда его исчезла. Только час или два спустя, придя в себя, Арман вышел из рокового павильона и из проклятого дома, где его ударили по лицу.

Альберт Р. тщетно искал Армана и, подумав, что он уехал, приказал подать карету.

На следующий день после бала полковник застал своего дорогого мальчика страшно упавшего духом, как мы описали уже в начале нашего рассказа, и решил при помощи своего общества, главою которого он считался, заставить баронессу пережить ряд пыток, задев ее гордость и поразив ее в самой дорогой ее привязанности.

Что касается баронессы Сент-Люс, то бал, который продолжался до семи часов утра, был дан ею на прощание с парижским обществом. На другой день она уехала в свое поместье в Бретани, где она предполагала провести все лето и куда мы последуем за нею.

XXIX

В Финистере, в нескольких лье от Кемпера, голая красноватая скала страшной высоты выдалась в море в старый бретонский океан, омывающий ее своими седыми пенистыми волнами при монотонном шуме и под тусклым, холодным небом.

На этой скале, подобно маяку, господствующему над морем, возвышается один из тех феодальных замков, архитектура которых напоминает героическую и кровопролитную эпоху Крестовых походов и первых войн с Англией.

С моря этот замок имеет самый мрачный и печальный вид, так что его можно сравнить с гнездом бакланов — морских хищников. Его зубчатые почерневшие башни, на которых, вопреки революциям, развеваются обрывки феодального флага, растрескавшаяся сторожевая башня и покрытые мхом стены внушают суеверный страх рыболовам и морякам, близко подплывающим к нему. Со стороны суши, наоборот, вид замка совершенно меняется: плющ увивает его стены, огромный парк столетних вязов обрамляет зеленую лужайку, над которой возвышается крыльцо со стершимися ступеньками, лучи заходящего солнца золотят стекла стрельчатых окон, а за парком, между морем и большим каштановым лесом, раскинулась хорошенькая ярко-зеленая тенистая долина, на которой приютилась небольшая деревушка со своими глиняными домиками.