Аферистка - Кристина Грэн

Я поняла, что не создана быть актрисой или подругой человека творческой профессии. Леопольд, оперный певец, считал меня немузыкальной и бессердечной. Макс, профессор философии, упрекал меня в том, что я недостаточно образованна и не способна к абстрактному мышлению. Когда меня спрашивали, чем я занимаюсь, я отвечала: «Ничем». Это удивляло и даже пугало моих новых знакомых. Ответ «ничем» ассоциировался у них с капитуляцией перед всеми общественными нормами, представлялся им эксцентрическим. У каждого человека должны быть цели и задачи, определяющие его бытие. Какой смысл имеет существование человека, который ничем не занимается?

Никакого. Впрочем, мне было безразлично, какое впечатление я произвожу на окружающих. В свои тридцать четыре года я не приносила обществу пользы, но и никому не вредила. Я пребывала в состоянии великого глухого миролюбия. Впрочем, возможно, у Йоханнеса Бреннера и Берн-гарда, приславшего мне счет за новый мобильный телефон, имелось другое мнение. Но этих двоих я считала мелочными людьми, для которых большим открытием стало то, что не все женщины подставляют левую щеку, когда их ударят по правой.

Би писала мне из Дублина, что Джордж завел роман с молоденькой официанткой. Би собиралась свести счеты с жизнью, но пока не могла решиться, каким способом сделать это. Все прежние попытки самоубийства оказывались неудачными. Получив от нее столь трагическое письмо, я позвонила в Дублин и узнала, что Би встретила слепого русского поэта, гения, которому она надеялась заменить глаза и для которого мечтала стать музой. Би из тех женщин, которые подставляли мужчинам для удара обе щеки. Но я не могла спорить с ней по телефону. Мне стало жаль пятидесяти фунтов, но я не могла напоминать о деньгах женщине, захлебывающейся от счастья. Би сказала, что ее новый друг получает стипендию от одного из культурных фондов, и это несколько успокоило меня. В конце длинного монолога она спросила, как у меня дела, и положила трубку прежде, чем я успела ответить.

О, как я завидовала ее способности испытывать сильные всепоглощающие чувства! Как завидовала ее смешной, нелепой жизни! Я сидела пьяная и одинокая в баре гостиницы «Рафаэль», и, наверное, у меня был очень жалкий вид. Во всяком случае, бармен с сочувствием посматривал на меня, а пианист заиграл бодрый, веселый мотив, стараясь вывести меня из подавленного состояния. Я почему-то вдруг вспомнила Фрейбург и покончившего с собой Бруно. Мы все — убийцы. Мы убиваем в себе человека. Единственным моим другом теперь, после смерти Клары, был алкоголь, он смягчал душевную боль и наводил грусть. Честностью и порядочностью привлечь мужчин невозможно. Я отдала бы миллион за то, чтобы меня кто-нибудь полюбил. Чтобы кто-нибудь обнял меня за плечи, отвел в номер, лег вместе со мной в постель, любил меня всю ночь, а потом навсегда остался рядом. Я отдала бы миллион за то, чтобы Клара была сейчас жива, за ее смех, за ее тепло. Почему никто из тех мужчин, которых я любила или которых я обманула, не удержал меня, не захотел, чтобы я осталась с ним?

Сейчас бы у меня был свой домик, семья, монотонный быт… А потом начались бы ссоры, появилась первая ложь, за ней последовал бы обман. Тьфу, какая гадость! Нет, я никогда не хотела так жить. Маленькое счастье не для меня. Но тех, у кого нескромные запросы, жизнь наказывает. У них могут быть деньги, но не бывает любви.

Я сидела за стойкой бара, свободная и одинокая. Передо мной бутылка «Дом Периньон». Только идиотки покупают такое дорогое шампанское, тем более что я терпеть его не могу. Рядом не было Клары, которая утешила бы меня. Она сказала бы, что мне везет: я все еще живу, у меня есть деньги и я здорова. Меня не преследуют власти и дух Бруно. Никто, кроме Клары, не мог сказать мне этого. Я огляделась по сторонам. Люди в баре пристально смотрели в свои стаканы. Все они хотели быть любимыми. Забудьте Венецию! Гондолы — слишком ненадежное транспортное средство. И в конце их покрывают черным бархатом, и они везут вас в последний путь. Для меня то будет путь в ад, потому что я сделала в жизни слишком мало добра. Впрочем, это никого не касается. Обманутые мной мужчины молчали, а Бруно покончил с собой. Нет истца, нет и судьи. Лишь изредка по ночам мучают кошмары.

Я готова честно и искренне полюбить, но вокруг не находилось никого, кто честно и искренне примет такую любовь. Впрочем, что за дурацкое слово — «любовь». Глупые женщины верят в силу чувства. Сколько надо проявить покорности и смирения, как нужно обманывать себя, чтобы не потерять эту слепую веру. Мой банковский счет пополняло много мужчин. Может быть, кто-нибудь из них действительно любил меня? Я подписала счет, который принес мне бармен, встала с высокого табурета и, стараясь не шататься, направилась к лифту.

На следующий день я встретила Йорга Бауэра. Он окликнул меня на улице. Услышав свое имя, я чуть не сорвалась с места и не бросилась бежать. Я едва сдержала себя и, не оглядываясь, быстро пошла вперед. Однако вскоре чья-то рука опустилась мне на плечо. У меня упало сердце. Я решила, что меня догнал один из тех, кого я когда-то обманула. Однако, обернувшись, я увидела мужчину, который недавно самым бессовестным образом использовал меня. Полицейского, сыгравшего в Цюрихе роль моего сутенера.

— Вот так встреча! — воскликнул он радостно. — Что ты делаешь в Мюнхене? Играешь в местном театре или занимаешься менее почтенным ремеслом?

Он был в клетчатом пиджаке бежевых и зеленых тонов и коричневых брюках. Каштановые волосы, карие глаза — все в этом человеке коричневых оттенков. Меня тошнило от него. Хорошо, что меня уже вырвало сегодня утром в номере.

— Оставь меня в покое. Я вернула тебе все долги в Цюрихе.

Я двинулась дальше, но Йорг зашагал рядом со мной.

— Какая злопамятная, — сказал Йорг Бауэр.

Я опустила глаза и увидела, что он обут в черные спортивные ботинки. О Боже, какая безвкусица! Как он может появляться в таком виде в центре города, на Максимилиан-штрассе?

— Заткнись, легавый, и проваливай отсюда!

— И какая вульгарная!

Я шла по улице, не поднимая на него глаз.

— Эй, послушай, я больше не полицейский. Меня выгнали из полиции. Дела в Цюрихе не заладились. Одним словом, зло снова победило добро.

Я остановилась.

— Это радует. Я всегда была на стороне зла, так удобней жить.

Йорг Бауэр засмеялся. У него были ровные здоровые зубы.

— Я знаю это, дорогая моя. Оставшись не у дел, я стал изучать твое прошлое. Надо же было хоть чем-то занять себя. Надо сказать, тебя непросто найти. Ты постоянно переезжаешь с места на место.

Значит, наша встреча не случайна. Может, следует толкнуть его под проезжающую машину? Йорг как будто догадался о моих намерениях и крепко вцепился в мою руку.