«Зайцем» на Парнас - Виктор Федорович Авдеев

продирался сквозь мокрый, росистый кустарник в соснячке. Он осунулся от бессонной ночи, порвал пиджак на локте и совершенно не заметил, что на востоке просочилась мутная розовая полоска — предвестница утра.

VIII

Задождило надолго, не по-летнему.

В пятницу после работы Юрий захватил обе пластинки и отправился к Полькиным. Чувство у него было такое, словно он несет не пластинки, а последнее «прости». (Письма Антонины он перестал хранить и рвал с тех пор, как одно из них нашли в его чемодане сожители по комнате и под общий хохот прочитали вслух.) Сердце у Юрия щемило, идти в некогда близкий дом было очень тяжело, но он понимал, что это надо сделать — отрезать все пути назад. Да и неудобно: Антонина давно напоминала, чтобы вернул пластинки.

На его стук никто не ответил. Еще из-за двери с лестничной площадки он услышал в квартире игривые, пронзительные звуки музыки. Наконец соседка открыла английский замок. Юрий вошел в полутемную, заполненную тремя вешалками общую переднюю, и его обдало запахом свежих пирогов с ливером, с капустой, печь которые Олимпиада Васильевна была такая мастерица.

В большой комнате Полькиных шло веселье. Дверь была распахнута, и вместе с режущими звуками аргентинского танго оттуда слышалось бойкое шарканье ног, говор. Две пары молодых людей танцевали между отодвинутым к стене столом, заставленным бутылками, закусками, и широким клеенчатым диваном с высокой спинкой, на полочке которого выстроились семь белых слоников. На стульях разных мастей, видимо занятых у соседей, сидели пожилые гости.

Юрий сразу увидел свою невесту и Валерия Чавинцева. Нежно придерживая Антонину за талию, кружась на узком пятачке, боксер что-то шептал ей на ухо, а она слушала, чуть отвернув голову, пылая щеками, и улыбалась. Чавинцев был в новом костюме, плотно облегавшем широкие плечи, в модном, тонко затянутом шелковом галстуке.

— Кто тут? — выходя из комнаты в переднюю, сказала Олимпиада Васильевна. В руке она несла пустую глубокую тарелку. — А, это ты.

И, даже не кивнув, прошла в кухню.

Музыка прекратилась, а патефонная иголка продолжала шипеть по центру пластинки: из комнаты стали выглядывать. Антонина слегка изменилась в лице, затем гордо выпрямилась, красивые глаза ее настороженно затаились. Видимо, приход Юрия застал ее врасплох, и она не сумела придать лицу то выражение, которое, как маску, надевала на себя при нем. В каком-то замешательстве находился и Валерий Чавинцев. Затем он с медлительным спокойствием переступил через порог, здороваясь, протянул сильную волосатую руку.

— Вот это кто, — сказал он. — А мы гуляем.

— Это хорошо, — ответил Юрий.

— Старый должок принес?

Очевидно, Чавинцеву было известно, что у Юрия оставались полькинские пластинки. Вообще говорил он уже уверенно, как человек близкий дому, его хозяевам.

Гости притихли, смотрели выжидательно. Соседка, открывшая Юрию дверь, дипломатично поджала губы. Хозяин сидел развалясь на стуле — длинный, красный, с расстегнутым воротником рубахи: он приподнял пятерню, приветствуя «зятя», буркнул:

— Раздевайся, проходи.

— Спасибо, — проговорил Юрий. — Я только на минутку, у меня технический кружок.

В рябом от дождя плаще, держа в руке снятую кепку, он стоял в двери. Что-то надо было сказал Антонине, а то получалось совсем неудобно. Он посмотрел на нее с улыбкой.

— Вроде бы у вас не было аргентинского танго?

— Это я захватил, — сказал Валерий.

Из кухни опять прошла Олимпиада Васильевна, неся в одной руке полную тарелку горячих пирожков, в другой моченые помидоры, крепко пахнущие укропом. Юрий посторонился и чуть не наступил на ногу гостье, сидевшей у простыни, закрывавшей на стене костюмы; он чувствовал, что мешает. Антонина, вероятно, ждала, что «жених» будет делать дальше. Видя, что Юрий не расстегивает плаща, она высокомерно отвернулась, стала менять крутившуюся впустую пластинку.

Из Полькиных один Никанор Спиридонович подошел к новому гостю. Маленькая головка его от загара, приобретенного в «саду-огороде», отливала медью, глаза пьяно блестели. В руке он, расплескивая, нес большую стопку водки, щедро налитую, до краев.

— Одну, Юрий. Уважь.

Вот все-таки кто был самым добрым в этой квартире. Может, и пожалел, что расстроилась свадьба? Юрий принял рюмку.

— Уж чтобы не разбивать компанию.

Он выпил, кто-то сунул ему пирожок с ливером. Юрий почувствовал себя еще неудобнее.

— Вкусные, — сказал он.

Олимпиада Васильевна не улыбнулась даже для приличия.

Вероятно, «теща», а с нею и еще кое-кто подумали, что он чуть ли не издеваться пришел сюда. Знали бы они, как он сейчас одинок, несчастен. «Теща»-то уж позлорадствовала бы и сказала, что этого он только и заслужил.

«А что, если взять да и остаться?»

Огненная влага от стопки пробежала по жилам Юрия. Интересно, чтобы произошло тут в комнате? Как бы себя повела Антонина? Снять плащ, повесить, подойти и предложить станцевать. Пошла бы? Сказать: забудем размолвку, я виноват. Почему-то Юрий был уверен, что Антонина ему бы простила. Она немного похудела за это время. Казалось, на лбу ее запечатлелись тревожные думы последних недель, и выглядела она еще красивее.

Выходившая в переднюю девушка нечаянно толкнула Юрия. В неудачном месте он остановился.

— Извините. Вы бы сели.

Вновь заиграл аргентинский джаз. Антонина кокетливо, вызывающе улыбнулась Валерию. Тот с готовностью обхватил ее за талию, и они дружно закружились по комнате между заставленным бутылками столом, никелированной кроватью и диваном с белыми «счастливыми» слониками. Скользя мимо бывшего жениха, Антонина не смотрела на него, и лицо ее в это время казалось закаменевшим. Юрий постарался непринужденно улыбнуться на прощанье.

— Хорошо всем повеселиться!

Никто ему не ответил.

Возвращался Юрий по еще светлой улице. Через всю мостовую от соснового бора падали длинные тени: за домами новостроящегося квартала садилось солнце.

«Рановато у Полькиных собрались, — подумал он. — Наверно, до утра гулять будут».

Нет, он уже не мог оставаться у них на вечеринке. Все было чуждо Юрию в этой квартире, и он поражался, как столько времени мог там уживаться. Все эти шифоньеры, комоды, трещавшие от добра, разговоры, кто что купил, кто с кем развелся, сытная одуряющая еда!.. Ему вспомнилось, как однажды Антонина ласково вырвала у него книжку. «Чего уткнулся? За это премию не начислят. Лучше поцелуй меня — полезней».

Мысленно он тут же обратился к бревенчатому домику Верниковых, Ксении, и нежность перемешалась у него с острой горечью и болью. Давно уж он там не был. Сто лет. Юрий задумался и больше не вспоминал о полькинской «родне».

IX

К августу городская листва стала пыльной и жесткой.

Юрий Косарев готовился к занятиям в вечерней школе. Ежедневно ездил на речку Ворону купаться, загорать, а то брал напрокат лодку в спортивном обществе «Охотник»