Ошибка архитектора - Эйлин Торен

возражающего Рэндана. Мужчина всё ворчал недовольно, что ничего с ним не случилось, что всё хорошо, но на это лекарь, мягкий и словно постоянно смущающийся меленький человечек, надавил на рану, и Рэндан взвыл, хрипло и надломлено, и было понятно, что ему намного больнее, чем он хочет показать.

Лекарь констатировал, что скорее всего в ребре у Рэндана основательная трещина, вполне возможно, что активность может привести к перелому, поэтому предписал конюху постельный режим. И Эйве подумалось, что для Рэндана это будет так же трагично, как и для Иана Шелрана.

После лекарь заявил, что надо зашить рану. “Шейте”, — буркнул на это конюх и Эйве пришлось сидеть рядом и помогать лекарю. Так случилось, что помогала она одной рукой, а вторую незаметно для лекаря сжимал Рэндан. А какой был у него взгляд, когда ей пришлось провожать лекаря, чтобы снова не заплутал, словами не передать.

Конюху прописали порошки от воспаления и Эйве нужно было делать перевязки. И да, она говорила себе, что это только из-за приказа герцога, но когда шла вечером в комнату Бэлта и Рэндана, чувствовала себя так хорошо, что стало отчаянно страшно, потому что влюблённость проходит, и женщина уже ощутила боль, что раздавила её, когда она увидела его с Юллин, что же будет дальше?

У Рэндана в тот же вечер случился жар. Он был невероятно горячим и сухим. Он открыл глаза потускневшие от горячки, когда она потрогала своей, как ей показалось ледяной, рукой его лоб.

— Шельма, — прохрипел он, едва слышно.

— И давно тебе так плохо?

— Это нормально, из-за шитья, — отозвался он. И понятно, что он наверняка много об этом знает.

— Холодно? Сейчас принесу одеяло ещё.

— Не уходи, — поймал её за юбку Рэндан.

— Я сейчас вернусь, — погладила Эйва его по руке.

Благо кладовые были здесь недалеко.

— Тебе надо порошок выпить, — предложила она, когда вернулась и накрыла его ещё одним одеялом.

— Не надо, само пройдёт.

— Рэндан, — вздохнула Эйва, высыпая порцию лекарства в стакан с водой.

Он прохрипел что-то, явно похожее на отказ.

— Если не выпьешь, то я уйду, — пригрозила горничная.

— А если выпью, посидишь со мной? — принял он игру с торгом.

— Посижу, — согласилась она.

Мужчина с трудом приподнялся на локтях и взял стакан из рук Эйвы.

— Давай, гляну что там, — и она указала на повязку.

— Не надо, завтра с утра.

Рэндан отдал стакан и, как только она поставила его на тумбу, была схвачена им, развёрнута и усажена к стене, а он положил ей голову на колени и обнял обеими руками.

— Что ты творишь? — кажется радостно возмутилась она.

— Чтобы ты не ушла, — прохрипел в неё Рэндан.

— Я же обещала посидеть с тобой, — покачала головой Эйва, но он только хмыкнул и вжался в неё сильнее, и ей захотелось плакать. Так это было искренне с его стороны, так просто и открыто.

Эйва ведь и вправду чувствовала, что он пытается справиться, не трогать её, раз она не разрешила, раз причинил боль. Она положила руку ему на лоб и замерла слушая его тяжёлое дыхание.

И не заметила, как уснула. Открыв глаза, поняла, что лежит в постели, обнимаемая Рэнданом, но при этом укутанная в одеяло. Неужели он сделал это, чтобы была между ними преграда?

Судя по нормальному теплу его тела горячка спала, дыхание тоже перестало быть тяжёлым. Эйва лежала и смотрела на суровые черты его лица. Оно было сейчас спокойным, умиротворённым и даже мягким. Рэндан был из тех, кто пугал своим видом, но был невероятно надёжным. Был…

И Эйва точно знала, что скорее всего Юллин взобралась на него без его желания, а он сейчас даже не пытался оправдаться свалив всё на мелкую дрянь. И это было так просто. Но его внутреннее благородство, основательное, как монумент, не давало ему сделать этого, даже несмотря на то, что сейчас ему было очень плохо. Так же плохо, как Эйве без него.

— Что ты там на мне нашла? — спросил он, не открывая глаз.

— Думаю, как встать и не разбудить тебя, — ответила Эйва, улыбаясь.

Он усмехнулся.

— А я думаю, как встать, чтобы не разбудить тебя.

— Тебе нельзя, Рэндан! — возмутилась женщина.

— По нужде — под себя? — и он открыл глаза, встречаясь с её взглядом.

— Ты не про это сейчас думал, — парировала Эйва.

— Правда? — мужчина приподнял бровь.

— Да, — кивнула она.

— Я не буду лежать, Эйва! — вздохнул конюх.

— Рэндан, нельзя так. А если лекарь прав и у тебя ребро не выдержит?

— Всё оно выдержит, шельма, — заупрямился он.

— Перестань, — Эйва мотнула головой и они сцепились взглядами.

Было видно, что он будто сражается с собой и наверное ещё немного и не важно будет наличие или отсутствие каких-либо преград между ними, плевать будет и на боль в поврежденном ребре…

— Полежи хотя бы сегодня, — попросила Эйва. — Только жар спал, а ты уже вскочить собираешься.

И он вздохнул, слегка поморщившись от боли.

— Хорошо, — с трудом согласился Рэндан. — Но только сегодня.

— Если без горячки сегодня будешь, — возразила она.

— Эйва, — взмолился он.

— Рэндан, — ответила она, мотая упрямо головой.

— Ладно-ладно, но я ненавижу просто лежать и ничего не делать.

— Я тебе книжку принесу, — и она вспомнила, как видела его в библиотеке, когда он изучал специальную книгу, чтобы построить мост. У него было такое потрясающее лицо.

— Какую? — заинтересовался Рэндан.

— Какую хочешь, — улыбнулась Эйва

— Хорошо, — согласился он.

И она принесла ему книгу и проверяла потом на обеде и ужине, есть ли у него жар. Но всё было хорошо. Он был погружён в чтение и был таким забавным. Эйва ловила себя на мысли что всё закончится, закончится очень скоро, и было горько, больно…

Конечно Рэндан встал на следующий день. Удержать его в постели было невозможно, точнее можно, но она бы на это не пошла. Только радовалась, что смогла найти ему подходящую рубаху на замену предыдущей. Он поворчал, но довод, что она была уже совсем в непотребном виде принял, как и новую рубаху.

Несколько дней прошли в суете и тем не менее Эйва приходила менять повязки на ране Рэндана, хотя у неё было понимание, что это мог бы сделать и Бэлт, но кажется тот специально отстранился, давая им возможность побыть вместе.

Потом случился разговор с герцогом о её шрамах, деликатный, но грустный разговор. Рэндан после поездки в город стал раздражительным и ещё более замкнутым. Ей не удавалось поговорить с ним, надо было бы поднять эту тему, но не хотелось — было больно, мерзко