Оккупация - Андрей Щупов

— Их родной язык — русский. По дайкирийски они тоже немного понимают, но говорят пока плохо. Будет лучше, если я буду переводить.

— Да будет так, милейший Салудин! — брезгливо оглядев убранство барака, каргал сделал знак своим слугам, и двое из них немедленно принесли нечто вроде небольших ковриков, быстро застелив ближайшие лавки. Еще трое слуг распахнули принесенный сундук, из которого на свет вынырнул поднос с диковинными фруктами и высоким явно не пустующим кувшином.

— Будет лучше, если мы пересядем. — Сказал Фебуин. — А заодно поднимем кубки за вашу сегодняшнюю победу. Уверен, такого вина вы давно не пробовали.

— Это точно! — хмыкнул Танкист и первым двинулся к застеленным коврами лавкам.

Пожалуй, один только Танкист и пил вволю. Шматов с Мироновы ограничились тем, что только попробовали вино, после чего с жадностью налегли на фрукты, благо последние обладали замечательным вкусом, напоминая нечто среднее между ананасом, морковью и персиком. Была здесь, впрочем, и привычная слива вперемешку с краснощекими яблоками, дразнили взор тугие кисти винограда. Все, разумеется, отменного качества, без пятен, червоточин и гнили. Еще одна причина, по которой, верно, понравилось Ксении местное житье-бытье. Можно было не сомневаться, что за того же несчастного червяка, обнаруженного в яблоке каргалом или мафатом, кого-нибудь из слуг немедленно приговаривают к наказанию. Может быть, даже к смерти. Так или иначе, но вино господа офицеры только пригубливали, справедливо рассудив, что головы лучше сохранять трезвыми — в особенности накануне решающего боя. Танкист же себя ни в чем не ограничивал, поскольку чуть ранее по общему соглашению бывшего зека произвели в оруженосцы, лишив, таким образом, права на поединок. Татуированный приятель особенно не ерепенился, хотя и попытался поначалу изобразить обиду. Как бы то ни было, но вино быстро поправило его настроение, и очень скоро каргал стал поглядывать на Танкиста с отеческой благожелательностью. Иначе и быть не могло, так как последний бесцеремонно перебивал всех и каждого, то и дело встревал в беседу, веско высказывая собственное мнение. Такое поведение позволительно не каждому, и ничего удивительного, что Фебуин решил прислушиваться к мнению этого маленького человечка.

Впрочем, разговор не клеился, и очень скоро это стало ясно всем присутствующим. Каргал говорил красиво и осторожно, щедро пересыпая обычные фразы великоречивыми комплиментами в адрес «несравненных бойцов» из России, однако цель его визита мало-помалу выплывала наружу. Дело заключалось в том, что каргал был игроком — игроком страстным и азартным, готовым ради победы практически на все. Об этой самой победе он и собирался с ними поговорить, но как и положено на востоке — с переговорами не спешил. В конце концов, не выдержал подогретый вином Танкист. Ухнув по лавочке кулачком, он сипло вопросил:

— Ты, каргалушка, хвостом не виляй! Мы здесь, в натуре, люди простые и привыкли к честному базару. Выкладывай, что у тебя на уме и чего от нас хочешь, а уж мы подумаем, какую запросить цену.

Покраснев, Салудин перевел сказанное. Наверняка он основательно подредактировал слова бывшего зека, иначе не встрепенулся бы столь оживленно высокородный Фебуин. Скорее всего, ему понравился сорвавшееся с уст Танкиста упоминание «цены». Людям торговым и любящим деньги подомные материи всегда близки и понятны, — Фебуин же деньги, по всей видимости, боготворил. А потому застрекотал оживленно и радостно. Сергей заметил, что, слушая его, шерх склонил свою лобастую голову, сурово поджал губы. Он и речь высокородного чиновника перевел, не поднимая глаз.

— Этот человек хочет, чтобы во втором туре мы проиграли его фавориту. Зовут фаворита Зурбан, и будет он на поединке в золотых доспехах. Зурбан — боец сильный, но каргал не хочет рисковать, поскольку решил поставить на него большие деньги. Если мы согласимся, то Зурбан не убьет нас, а только оглушит ложными ударами.

— А лучники! — немедленно возмутился Танкист. — Разве ваши стрелки не добивают всех упавших?

— Это было лишь в первом поединке, в котором дрались преимущественно рабы. Теперь бои начинаются настоящие, а потому добивать раненых не будут. Кроме того, на арену приедет сам мафат со всей своей свитой, прибудут князья и высокородные шерхи. Уже сейчас по ориентировочным прикидкам ставки будут необычайно высоки. И если вы покажете красивый бой, а в итоге ляжете под Зурбана, выигрыш составит огромную сумму.

— Выигрыш — это хорошо, но что мы будем с этого иметь? — хмыкнул Танкист.

Ответ каргала они поняли без перевода.

— Вы будете иметь свободу.

Послушав еще некоторое время страстную воркотню Фебуина, шерх с тем же угрюмым видом взглянул на россиян.

— Он клянется, что все продумано до мелочей. Конечно, оставлять нас живыми опасно, но он берется все устроить. Говорит, что вскоре после поединка верные люди выведут нас за пределы города, дадут денег и укажут дорогу к границам страны. Фебуин говорит, что это для нас наилучший выход. Мы не только сумеем заработать, но и сохраним жизнь, поскольку встреча с хараном нам уже угрожать не будет.

— А Зурбан? — поинтересовался Миронов. — За жизнь Зурбана он не боится?

На этот раз каргал тоже понял вопрос без перевода. Снисходительно улыбнулся наивности вопрошающего, неспешно заговорил.

— Ну? Чего он там трендит?

Не отвлекаясь на Танкиста, шерх продолжал слушать. По мере того, как он вникал в объяснения мафата, черты лица его все больше каменели.

— Он говорит, что в случае выхода Зурбана в финал, они подготовят хищника должным образом. Дадут сонных трав, от которых харан уснет прямо на арене. А Зурбан свою роль исполнит, как надо. И мечом красиво помашет, и стрел в разные стороны попускает. Словом, все пройдет наилучшим образом. Вы же, тем временем, будете уже далеко.

— Так-то оно так, но если я, к примеру, не хочу уезжать! — возмутился Танкист. — Если я, к примеру, желаю здесь остаться? Иметь свой дворец, свиту, вооруженных слуг?

Шерх хмуро перевел слова блатаря, и каргал немедленно расцвел улыбкой. С ним торговались, а в этих материях он был, бесспорно, силен.

— Насчет дворца он не знает, — сказал Салудин, — но уютный домик с садом и парочкой симпатичных рабынь он может вам устроить… Только это все враки, — оборвал сам себя шерх. — Ни черта он вам не даст. И живыми отсюда вы тоже не уйдете. Для него это слишком большой риск. Куда проще убить вас. Сначала поединщиков, а после и оруженосца.

— Вот, значит, как? — Танкист нехорошо прищурился. — Это ты, значит, что же, в натуре? Зуб даешь, что так оно все и будет, или только предположение делаешь?

Самое удивительное, что вывернутый язык блатного шерх понял прекрасно. И ответил таким же вывернутым образом, что лишний раз подтверждало его недюжинные умственные способности.

— Зуб даю, — серьезно ответил он. — Именно так все и будет. Вы исполните то, что от вас требуется, принесете ему прибыль, и сразу после этого вас уничтожат.

— Что же нам ему ответить? — Шматов пристально взглянул на шерха.

— Я уже говорил: это ваш выбор. Я буду драться честно.

— Что ж, значит, и нечего более толковать! — Шматов решительно хлопнул себя по колену. — Посылаем его куда подальше и будем надеяться на помощь Вадика.

— Э-э, братан, зачем же спешить? — заволновался Танкист. — Может, все-таки выторгуем у него какую-нибудь халяву? Не отпускать же это чмо просто так!

— Именно просто так мы его и отпустим. — Миронов жестко взглянул на шерха. — Ответь ему, Салудин, что мы не торгаши и в грязные игры не играем. Пусть ищет других жуликов.

Подняв голову, шерх заговрорил на дайкирийском — твердо и неуступчиво. Вполне возможно, что пару фраз Салудин добавил и от себя лично. Во всяком случае, с каждым его словом широкая физиономия каргала наливалась бурым свекольным цветом, а улыбка таяла, превращаясь в грозный оскал. Не дослушав шерха до конца, он вскочил с места, брызгая слюной, начал выплевывать череду сердитых слов. Ясно было и без толмача, что дайк грозил им сотнями несчастий.

Не отвечая, Салудин красноречиво опрокинул свой кубок, выливая недопитое вино. То же самое проделали Миронов со Шматовым. Танкисту выливать было нечего, но с вызывающим видом он отщипнул от грозди крупную виноградину, прожевав, выплюнул косточки на ковер.

— Теперь пусть попробует унести отсюда жратву. — С ухмылкой проворковал он. — И станет после этого последним чмошником…

Договорить он не успел. Правая рука каргала метнулась к его улыбающейся физиономии, желая наказать наглеца. Шерх оказался быстрее — перехватил жирную руку, стиснув так, что багроваое лицо Фебуина немедленно побледнело. Ринувшиеся на выручку стражники дайки, неожиданно остановились. Сергей с Потапом не могли этого видеть, но можно было с уверенностью предположить, что Шерх пустил в ход свои незримые руки. Лязгнула сталь, и Шматов с Мироновым согласно выхватили из ножен свои мечи.