Анжелика. Королевские празднества - Анн Голон

Да еще Ортанс с ее талантом усложнять жизнь близким. Ей удавалось отравить даже лучшие воспоминания. Анжелике казалось нелепым то, что она огорчилась, словно ребенок, вспомнив, как ворчала добрая Пюльшери, пока они с Ортанс без умолку болтали зимними днями, склонившись в тусклом свете над шитьем в больших пустых комнатах замка Монтелу. Тетушка предрекала Анжелике, что та вырастет слишком легкомысленной. Ортанс тем не менее ценила то, что сестра составляла ей компанию, пока сама она сидела у окна и вышивала или чинила одежду.

Как и раньше, в Анжелике вспыхивало непреодолимое желание броситься вон из дома, но она подавляла его усилием воли, сознавая что сама навлекла на себя непонятную угрозу.

Однажды в полдень, спускаясь по лестнице, она заметила в вестибюле старого дядюшку, который, пошатываясь и опираясь на трость, подошел к входной двери и, украдкой оглядевшись по сторонам, отодвинул задвижку.

Анжелика подошла к нему и взяла под руку, помогая переступить порог.

— Я хочу выйти, — с подозрением глядя на нее, проговорил старик.

— Видит Бог, я не собираюсь мешать вам, месье. Я бы тоже хотела выйти, да боюсь заблудиться, оказавшись в Париже без сопровождения. Не согласитесь ли вы быть моим проводником?

Они пустились в путь, держась под руки, и Анжелика чувствовала облегчение оттого, что она не одна и не привлекает лишних взглядов. Немощный спутник позволил ей смешаться с толпой, которая на узкой улице за собором была особенно плотной. Здесь она была просто молодой женщиной, сопровождающей старика в его ежедневной прогулке.

После нескольких шагов дядя перестал скрывать свое удовлетворение. С тех пор как стали сказываться возраст и слабость, ему пришлось отказаться от удовольствия погреться на солнце во время коротких прогулок. Но сегодня ему захотелось посмотреть приготовления ко въезду короля, которые проводились на мосту Нотр-Дам, и он решился пройтись, помогая себе тростью. Предложение Анжелики пришлось как нельзя кстати. Он был весьма доволен, что идет под руку с прелестной юной женщиной.

У моста Нотр-Дам, рядом с больницей Отель-Дьё, толпа стала еще плотнее. Все вокруг о чем-то судачили. Поговарилвали, что обычно королевский кортеж пересекает остров Сите, чтобы потом по мосту Менял выйти на широкую, идущую с севера на юг старую улицу Нор-Сюд[223], что тянется мимо величественного и нескончаемого Дворца правосудия, ступени которого в такие дни пестрят строгими черными и белыми с алым подбоем горностаевыми мантиями. Почему же на этот раз предпочли мост Нотр-Дам, выходящий к Старому рынку, с его изобилием предлагаемых торговцами цветов и трав?

Дело, несомненно, в том, что король хотел показать молодой супруге лучшее, что есть в городе.

И все, как коренные парижане, так и гости столицы, признавали, что мост Нотр-Дам с его шестьюдесятью восемью домом из красного кирпича, мраморными колоннами посередине, навесами магазинчиков и яркими вывесками со стороны мощенной камнем улицы, производящими такое впечатление, словно вы находитесь на твердой почве, а не над водой; его галереями, нависающими над рекой — мост Нотр-Дам считался самым необыкновенным не только в Париже, но и во Франции, да и во всех европейских столицах. Сегодня по обоим его концам высились огромные, легкие, ярко украшенные триумфальные арки.

Арку у входа на мост посвятили Миру и Супружеской Любви.

На ней был изображен Марс, сраженный Гименеем и обезоруженный Амуром; Меркурий и Ирида[224], державшие рядом портреты молодых супругов под материнским взором Юноны — Анны Австрийской. Дальше шли аллегорические пары персонажей, напоминавшие о благах счастливого союза. Честь и Плодовитость или, к примеру, Верность, несущая обручальное кольцо, и Брачный Союз с двумя сердцами, пронзенными стрелой.

Со стороны Нового рынка на главной картине изобразили Геркулеса с лицом короля и Минерву с лицом королевы, а посредник между ними, Меркурий, — кардинал Мазарини. С небес спускались святой Людовик и Бланка Кастильская, чтобы благословить молодоженов, а на земле Амуры и объединенные народы пели «Гименей! Гименей!».

На самом мосту, по всей длине улицы, где с домов сняли вывески, высились гигантские кариатиды[225] высотой с первый этаж. На вытянутых руках они держали по одному-два медальона, «выкрашенных под бронзу», с портретами всех французских королей в порядке наследования престола, начиная с Фарамона и заканчивая Людовиком XIV. Основание моста было увито гирляндами цветов и плодов, раскрашенных весьма правдоподобно.

Ожидая возможности подобраться поближе и рассмотреть украшения, Анжелика вновь оказалась в толпе и услышала рассказ о самой ужасной катастрофе, которую когда-либо знал Париж — не считая войн и массовых убийств. Эта история была связана с первым мостом Нотр-Дам, на котором тоже стояли дома, и представляла собой одну из самых известных и страшных городских легенд, всегда заставлявшую слушателей задерживать дыхание. В преддверии нового века, точнее, в 1499 году, несколько плотников предупредили, что «некоторые сваи моста настолько износились, что вот-вот треснут, и что необходимо удалить их и заменить новыми».

Как часто бывает с предупреждениями, простейшими формами пророчеств — а Бог свидетель, что в своем отечестве нет пророков, — эшевены пренебрегли новостью, принесенной плотниками, и не задумывались о ней вплоть до пятницы 25 октября, предшествовавшей празднику Всех Святых. В тот день в семь часов утра другой плотник явился к королевскому судье по уголовным делам и предупредил, что колокола еще не отзвонят полдень, как мост Нотр-Дам со всеми домами рухнет в реку. Напрасно у входа на мост поставили лучников, чтобы те не пускали туда зевак, напрасно жители пытались спасти имущество и товары!..

Немногим позже девяти часов мост развалился на части и упал в воду.

Сваи и опоры моста рухнули под весом домов. Поднявшаяся при падении пыль была такой плотной, что в воздухе стало темно.

Из тех, кто оказался в то время на месте катастрофы, мало кто выжил.

Вспоминали о спеленатом и положенном в колыбель младенце, которого выловили из реки лодочники.

Словно для того, чтобы поставить точку в ужасном происшествии, Сена захлестнула остров огромной волной, затопив улицу Валь д’Амур с ее борделями и падшими женщинами.

Дядя рассказывал о событии так, словно катастрофа произошла только вчера, точно она сохранилась в памяти города и могла повториться вновь. Он отметил, что Новому мосту уже полтора века, и что, готовясь ко въезду короля, его перегрузили огромными кариатидами и триумфальными арками на римский манер. Никто не мог поручиться за прочность дубовых свай, несмотря на то что их обожгли в огне, установили довольно далеко друг от друга на разных концах моста на одной линии и с одинаковым промежутком, чтобы они лучше держали конструкцию. И уж конечно, никто не удосужился проверить, не подгнили ли они!..