Красная карма - Жан-Кристоф Гранже
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он мчался, как и в первый раз, в бесконечном лабиринте – возможно, даже по той же улочке. На пороге каждого дома стояли по щиколотку в воде безучастные индусы. Лиц было не различить, словно кто-то стер их чудовищной губкой.
Эрве казалось, что он бежит, но на самом деле он едва плелся, пошатываясь и поминутно падая. Промокшая одежда прилипла к телу, как вторая кожа. Куда идти? Только не в сторону набережных – не туда, где сжигали трупы и где садху кормились плотью мертвецов.
Он повернул налево, потом направо и вышел на широкую улицу, похожую на реку, пробиваемую миллиардами булавочных уколов; течение сжимало его икры и замедляло бег. Ему казалось, что его кровь превратилась в воду. Витрины, фасады, ворота – надо было, чтобы всего этого вместилось как можно больше между ним и кошмаром, между его собственной жизнью и смертью других.
Переполненные водостоки бурлили, с крыш низвергались потоки воды, грунт пенился и булькал. Он выберется, он выберется…
– Эрве!
Услышав свое имя, он остановился. Невозможно. Он бредит. Этих звуков больше не существует – ни в эту минуту, ни в этом городе, ни в этом ужасе.
– Эрве!
Он повернул голову, и капли с мокрых волос залили ему глаза. Под мокрым брезентовым навесом, прижавшись друг к другу, стояли Жан-Луи и Николь.
Жан-Луи первым бросился вперед, раскинув объятия. Эрве не подался ему навстречу. Он просто осел, рухнул на руки старшего брата, который был здесь, во плоти, сильный и надежный, явившийся в столицу Бенгалии, чтобы спасти его.
Эрве сказал сам себе – и его слова завибрировали в мозгу, как металлический звук тибетской поющей чаши Николь: «Я спасен, я спасен…»
Он поднял голову и увидел склоненное над ним сияющее лицо Николь. Без сомнения, пробил час добрых волшебниц. Он думал, что разразится рыданиями, но вместо этого у него из груди вырвался безумный хохот. Хохот такой неистовый, такой оглушающий, что он утер нос грозе, а также – почему бы и нет? – миллионам индуистских богов.
106Казалось, выстроившиеся по обеим сторонам улицы жилые здания, магазины, храмы вот-вот рухнут, как карточные домики. Однако в чердачных окнах и на порогах жилищ можно было видеть стойких перед лицом непогоды ремесленников, усердно занятых работой.
Жизнь продолжалась.
После того как Эрве, едва ворочая языком, рассказал свою историю – плен, побег, недавняя бойня на вилле, – Мерш, преисполненный энергии, решительно сказал:
– Идем.
– Куда? – спросила Николь.
– На виллу. Зафиксировать преступление.
Мерш и Николь встретили Эрве, когда искали резиденцию Саламата Кришны Самадхи. Так почему бы не придерживаться первоначального плана?
Мерш размышлял. Из хороших новостей – они нашли брата. Из плохих – убийца снова взялся за свое. И полицейский не мог помешать себе испытать глухое – и нездоровое – удовлетворение; значит, он был прав: убийца увязался за ними в Калькутту. Или приехал раньше. Или следовал за Эрве и его телохранителями… В любом случае сомнений не оставалось: следствие, в том числе розыск убийцы, переместилось в Город радости.
Теперь он собирал пазл. Итак, Эрве – реинкарнация Матери. Николь сегодня днем пришла к такому же выводу, опросив бывшего адепта Ронды. Допустим. Саламат Кришна Самадхи попытался защитить Избранного, сначала отправив садху в Париж, а потом организовав похищение Эрве.
Похищенный, изнасилованный, замороченный безумцами из Ронды, Гоппи не хотел, чтобы с Эрве повторилась та же история. Очень хорошо. С другой стороны, убийства в картину не укладывались. Ради чего творились эти злодейства? Это были тантрические обряды? Жертвоприношения в честь Эрве?
Как бы то ни было, над младшим братом нависли две явные угрозы. С одной стороны – от людей из Ронды, которые хотели вернуть себе духовного наставника. С другой – от убийцы, очертившего вокруг студента кровавый круг.
Ливень – если это было подходящее слово – постепенно ослабевал. Капли воды становились легче; они падали сверху, словно кто-то вытряхивал с балкона скатерть, облизывали крыши и ложились в алчущую землю, как зерно, брошенное земледельцем.
Растительность отыгрывала свое: деревья блестели от влаги, на глазах распускались цветы, поражая живучестью и богатством оттенков. Возможно, так проявляла себя истинная природа города: этим болотам, наспех застроенным викторианскими дворцами и святилищами, требовался лишь небольшой толчок, чтобы захватить все вокруг…
Наконец они добрались до виллы Саламата Кришны Самадхи – скорее благодаря везению, а не умению ориентироваться.
– Я не хочу туда возвращаться… – твердил Эрве.
И все же они шли вперед, как три спасшиеся жертвы кораблекрушения, и двое поддерживали третьего. Так, даже не думая прятаться, они добрались до ворот.
Значит, это и была тюрьма Эрве? Неудивительно, что он смог так легко из нее сбежать. Здание явно не отличалось ничем особенным ни с точки зрения охранных устройств, ни с точки зрения архитектуры. Если когда-то оно и претендовало на стилистическое кокетство и эстетические изыски, те времена давно миновали. Муссоны, циклоны и периоды засухи оставили от виллы кожу да кости. Ни густой плющ, увивающий стены, ни цветы на ажурных балконах не в силах были прикрыть ее убожество.
Ворота, на которых болтался висячий замок размером с лошадиную подкову, были не заперты. За ними располагался сад. Мерш плохо разбирался в ботанике, но узнал жасмин, гвоздики, гибискус и розы… Как и на улице, после ливня цветы как будто внезапно пробудились к новой жизни.
Из дома не доносилось ни звука. В грозовом небе сверкнуло несколько белых молний, словно фотографируя место преступления, как делают судмедэксперты.
Интересно, убийца все еще там? Если да, тем лучше. Наконец-то можно будет узнать, кто стоит за всем этим, и свести с ним счеты – прямо на месте, как в Алжире, когда приходилось иметь дело с глинобитными лачугами, ножами коммандос и горсткой феллахов, с которых иногда не терпелось снять скальпы… Но он в это не верил.
Навес над входной дверью, несколько ступеней…
– Я не хочу туда идти… – снова взмолился Эрве.
Мерш открыл дверь и втолкнул его внутрь. Буквально только что он радовался, что нашел