Одинокая волчица - Светлана Бестужева-Лада

— Чем он по жизни занимается? — поинтересовался Виктор. — Ну, официально кем числится?

— По жизни он альфонс, — доброжелательно пояснила Лариска. — Окучивает богатых дамочек. А по девичьей профессии — сутенер и сводник. Плюс доставала и прилипала. Если кем-то когда-то и работал, то натурщиком в «Строгановке», и то потому, что трудовая книжка требовалась. Сейчас-то с этим проблем нет…

— Это все он сам тебе рассказал? — изумился Виктор.

— Кое-что. У меня он обычно отдыхает или прячется, если дела плохо идут. Не бесплатно, конечно. Хотя сначала пытался расплатиться натурой. Но я такую валюту не беру. Ладно, я пошла, дел ещё сегодня полно. Как только что-нибудь наметится — сразу сообщу. Ну, чао!

— Какао! — машинально ответил Виктор, запирая за подругой массивную стальную дверь с хитроумными замками.

Теоретически такую дверь вскрыть невозможно. А практически все замки без исключения ставятся от честных людей. В чем рано или поздно убеждается каждый владелец неприступной крепости, которая чаще всего по совместительству является его собственным домом.

Глава седьмая

— Андрюша! — крикнула я. — Есть вопрос. Можешь ответить?

Андрей появился на пороге комнаты, не выпуская из рук газету. Холода первых дней мая снова сменились почти тропической жарой, и мы с моим другом тихо плавились в отдельной, со всеми удобствами камере панельного дома. Оптимисты-синоптики предрекали устойчивую жару на три месяца вперед, причем в «подарочный набор» входили засуха и большая вероятность лесных пожаров. Не жизнь — сказка, чем дальше, тем страшнее.

— Что у тебя?

— У меня — ничего. Вспомнила про Милочку и решила узнать: как она там. Ты же с Павлом каждый день общаешься.

— Вчера все было нормально, — пожал плечами Андрей. — Сообщат, не беспокойся. Павел, кстати, сегодня весь день искал следы Юлии, но ни у кого из друзей и знакомых она не появлялась и даже не звонила. В Уральск тоже не прибыла.

— Заявление в милиции приняли? — профессионально осведомилась я. — Без проблем?

— Так какие же проблемы, птица ты моя дедуктивная? — усмехнулся Андрей. — Десять дней прошло, как Юлия исчезла, обязаны принять заявление-то. Тем более, если его Павел привозит. А вот будут ли искать — это, конечно, проблема.

— Не будут, — вздохнула я. — Только если случайно. Один шанс из тысячи. Только у меня все-таки из головы не идет Императрица…

Андрей закатил глаза под лоб со страдальческим видом, потом вернул их на место и глубоко вздохнул:

— Рецидив профессионального заболевания. Необходимый элемент мистики в душераздирающим триллере! Ох, как же все запущено! Ну объясни мне, радость моя, какое отношение ко всему этому может иметь Императрица? То есть теоретически, конечно, есть тот же один шанс из тысячи. И только потому, что мы выяснили: покойный муж Юлии имел кое-какие дела с мужем Императрицы. Но…

— Так, может, этот самый муж Императрицы Юлию и… того? Это же бизнес!

Андрей в очередной раз вздохнул и пожал плечами.

— Бизнес, конечно, штука интересная. Но с мужа Императрицы взятки гладки. Да и ей не до преступлений… сейчас, во всяком случае. Полюбуйся.

Андрей протянул мне газету, на последней странице которой я увидела обведенную черной рамочкой заметку. Некролог. Скоропостижно скончался один из новых столпов отечественной экономики… Соболезнования родным и близким… Правительство скорбит. Коллеги и соратники печалятся.

— Убили? — равнодушно поинтересовалась я.

— Зачем же обязательно убили? — усмехнулся Андрей, по-турецки усаживаясь на тахте. — Умер магнат своей смертью в собственной, так сказать, постели. Среди наших, с позволения сказать, олигархов, такое тоже случается. Так что твоя любимая Императрица теперь — безутешная вдова, наследница и хозяйка с ума сойти какого состояния. При чем тут исчезнувшая Юлия?

Крыть было нечем. Действительно, нужно обладать очень буйной фантазией, чтобы представить себе миллионершу, замешанную в «мокрое дело». Да и пути их с Юлией ну никак не могли пересечься — не тот круг, не тот уровень общения. Разве что Императрицу потянуло на старое и она решила кем-то заменить погибшую Марианну… Нет, глупости! Юля — наша с Галкой ровесница, судя по всему, нормальная женщина, передача «Про это» такие сюжеты не берет.

— Ладно, — вздохнула я, — твоя взяла. Скорее всего, с Юлей произошел какой-то несчастный случай. Сколько в газетах пишут: шел человек по улице, зазевался, угодил в открытый люк, случайно обнаружили через два дня. А могли и не обнаружить. Вот пойду завтра в родное отделение милиции за новой порцией ужастиков, там мне ещё и не такое расскажут.

— И что тебя так тянет на криминал? — сокрушенно спросил Андрей. — Занималась бы любовной литературой, милое дело. Плачут только от счастья, все герои — положительные…

— Это в смысле — лежат постоянно? — ехидно осведомилась я. — Ты хоть одну современную книгу про любовь читал, сентиментальный ты мой? Переводную, естественно, наши пока этим жанром не овладели.

— Почему? — поразился Андрей. — И почему герои постоянно лежат? Наташка, ты, по-моему, заговариваешься.

Я посмотрела на своего друга одновременно с жалостью и с завистью. С жалостью потому, что, судя по всему, целый пласт культурной жизни так и остался для него тайной за семью печатями. С завистью потому, что сама, к сожалению, прочитала «дамских романов» куда больше, чем следовало бы: как правильно кто-то заметил, эти произведения пишут для женщин с одной извилиной те женщины, у которых этих самых извилин — полторы. Ну, две, максимум.

— Отвечаю по пунктам. Во-первых, я не заговариваюсь, а веду среди тебя культурно-просветительную работу. Во-вторых, половину объема этих, с позволения сказать, романов, составляют постельные сцены с медико-анатомическими подробностями. В третьих, загадочной славянской душе с её тягой к прекрасному и возвышенному такие сугубо плотские восторги абсолютно чужды. В нашей стране секса нет. Хотя бы потому, что нет приличных слов, описывающих этот увлекательный процесс. Только матерные.

— Ну, это ты загнула! — развеселился Андрей. — Уж прямо-таки одни матерные? Быть того не может!

— Еще и не то может, — авторитетно сказала я. — Вспомни хоть одно приличное название.

Пока Андрей вспоминал, я успела заварить чай, налить нам по чашке и выкурить сигарету. Конечно, совесть у меня была не совсем чиста: я прекрасно знала, что задала любимому человеку непосильную задачу. Но пусть не лезет рассуждать о том, чего не знает. А дамские романы он не знает просто по определению, и слава богу! Каждому свое.

— Сдаюсь, — наконец сказал Андрей. — Думаю, тебе действительно лучше ограничиться криминальными сюжетами. Детективы любили, любят и будут любить.

— Заметь, это ты сказал, а не я. Хотя возражать не стану.

— И все-таки… Ну, не женское это дело!

— Обидеть художника может каждый, — вздохнула я, — дело нехитрое. Ладно, работать я сегодня уже не буду, устала. Чем займемся?

— Будем творчески отдыхать! — радостно заявил Андрей. — В кой веки раз и у тебя, и у меня свободное время. И еще, заметь, не вечер.

— А пойдем погуляем, — предложила я во внезапном приступе вдохновения. — Парк от нас в двух шагах, а твоя нога, по-моему, туда ещё не ступала. Подышим воздухом, отрешимся от будней… Слушай, гениальная идея! Там и поужинаем.

— В парке?

— Примерно. Там готовят отличный шашлык. Запах — нечеловеческий. Поедим, попьем пива, людей посмотрим, себя покажем. А?

Полчаса спустя мы шли по совсем недавно просохшим аллеям Царицынского парка, который действительно находится практически рядом с нашим домом. Наверное, именно поэтому мы в него выбираемся раз в год по большому обещанию, хотя могли бы дышать чистым кислородом хоть каждый день. Один из немногих уцелевших в черте Москвы зеленый уголок был когда-то частью необъятного поместья князей Кантемиров, богачей, меценатов, любимцев многих русских императоров, а ещё больше — императриц. В итоге — руины раскритикованного когда-то Екатериной дворца и каскад некогда великолепных прудов. Так проходит мирская слава…

Последнюю фразу я, забывшись, произнесла вслух, что вызвало законное любопытство у Андрея. Тем более, что перед этим мы минут десять вообще молчали, наслаждаясь прогулкой, а тут вдруг я выпалила достаточно помпезную фразу. Ни к селу, как говорится, ни к городу. Более того, почему-то мне захотелось произнести её на родном, с позволения сказать, языке, то-есть на латыни.

— Не понял, — естественно откликнулся Андрей. — Переведи.

Я перевела, но ясности в ситуацию это не внесло. Пришлось коротко посвятить друга в ход моих мыслей.

— Князья, говоришь? — изумился он. — Ну, надо же! А я думал, что соседняя станция метро названа вовсе даже в честь дивизии. Которая Кантемировская.