Новый Мир ( № 7 2009) - Новый Мир Новый Мир

«Череп из Коннемары»

Вторая часть «Линэйнской трилогии» Мартина Макдонаха заставляет вспомнить Джойса и Фолкнера. Фолкнера в смысле единства хронотопа: события в «Черепе из Коннемары» происходят месяц спустя после событий, описанных в «Красавице

из Линэна». И хотя персонажи в ней иные, но актеры-то остались прежними, из-за чего масса не только текстуальных, но и игровых отсылок соединяет два фрагмента в куски единого эпического полотна; так маленький ирландский город уподобляется Йокнопатофе. Джойс вспоминается потому, что развитие показа идет вглубь и фиксирует распад места, заполненного фриками, подобно медленной смене (с макро на микро) оптики в «Улиссе».

Если первый спектакль, несмотря на неуют основной коллизии противостояния между матерью и дочкой, был оформлен в законченный (уютный) интерьер квартиры, то теперь квартира эта (или не эта) оказывается разорванной, разомкнутой и занимает левый угол сцены, а всю правую сторону занимает кладбище — кресты, оградки, мерзлые кустики в тумане.

Примерно по такому же принципу (третьим спектаклем проверим это предположение) построен и «Улисс», микроскоп (или телескоп) которого постоянно подкручивают так, что становятся различимыми все более мелкие детали, — с каждой частью все более и более мелкие, пока Джойс не добирается до психологических атомов и архетипов, из которых составлен финальный монолог Молли. Но если «Улисс» заканчивается символическим утверждением мира и миру («...да»), то Макдонах ставит этому миру «ноль». Его мизантропия — это решительное и беспо­воротное «нет» и городу и миру.

Пьесы Макдонаха не назовешь густонаселенными — это квартет действующих лиц, из которых одна пара оказывается главной, вторая — эпизодической, но тем не менее такой же важной для резких сюжетных поворотов, определяющих линейное линэйнское существование.

Макдонах «снимает» без склеек, длинными кусками — сцена от начала и до конца развивается без какого бы то ни было монтажа, в режиме реального времени.

Из-за этого все персонажи оказываются словно бы под лупой, причинно-следственные связи прослеживаются во всех полутонах и оттенках, куда драматург вплетает опознаваемые уже лейтмотивы (телесные выделения, упоминания близких и дальних родственников, диетическая еда в «Красавице из Линэна» и алкоголь в «Черепе из Коннемары»).

Весь этот нарастающий абсурд режиссер Федотов разыгрывает с тонкостью и пристрастием русского психологического романа.

Я знаю, как Сергей Федотов работает, бывал на его репетициях. Дотошный до правдоподобных деталей, Федотов вытаскивает символическое звучание из обыденных явлений как бы поверх их обыденного существования. Важно запустить механизм повышенного символического ожидания, в вираже которого любые реплики обретают объем и многозвучность.

Черный юмор Макдонаха он решает несколько тяжеловесным и подробным бэкграундом, заостряя и акцентируя ирландский гротеск в стиле каких-нибудь шукшинских «чудиков» или распутинского «Прощания с Матёрой». Разумеется, это не Россия, как и не Ирландия, но некоторая вненаходимость, позволяющая на основе конкретной ситуации сделать широкоформатные обобщения о сути человеческой природы.

Дотошно воспроизведенный шарж оборачивается развернутым memento mori, в котором нет слез, один только смех, бессмысленный и беспощадный. Ибо над кем смеетесь? Над собой смеетесь, рассматривая чудаковатых парней, раскапывающих могилы, собирающих кости покойников и разбивающих их потом в тазу.

Поскольку ничего существенного в Линэне не происходит, и в «Черепе из Коннемары» продолжают обсуждать новости семилетней и десятилетней давности, каждое, даже минимальное, событие разрастается до уровня «вавилонской шахты».

Пьяному подростку Мартину (М. Орлов) сегодня повезло — ему не только разбили голову, но и позволили напиться, дали ключи от машины и показали, как можно играть с черепами, разбивая их молотком.

Намедни выпал Мартину целый бенефис: не было ни гроша, да вдруг алтын вовлеченности в чужие жизни — эксгуматора Мика Даута (И. Маленьких) и его жены, погибшей вечность назад.

В прошлой «серии» Иван Маленьких играл старуху, теперь, значит, старика, то есть в «Черепе из Коннемары» он как бы «на новенького», а вот Михаил Орлов — точно такого же инфантильного паренька, вестника инфернальных сил, приносящего новые сведения о человеке.

По итогам двух первых частей именно этот кривляющийся и преувеличенно жестикулирующий отрок во вселенной оказывается не только связующим звеном между мирами, но и главным проводником того самого распада, который притаился в углах и сочится мертвенным светом со стороны кладбища. Посмотрим, что произойдет с его «темой» в третьей части.

А вообще-то творческая метода Сергея Федотова и стиль, в котором поставлена «Линэйнская трилогия», становятся очевидными, если внимательно изучить репертуар театра «У моста», помещенный в программке.

Открывают его три спектакля, поставленные по произведениям Михаила Булгакова, дальше следует трилогия по Николаю Гоголю (правда, самый известный спектакль театра — это «Панночка» Нины Садур, но в основе-то ее все тот же Николай Васильевич) и трилогия по Шекспиру («Гамлет», «Ромео и Джульетта» и «Двенадцатая ночь»).

Юмор и сатира, замешенные на инфернальности (к постановке готовятся Кафка и Достоевский), сочетают острые памфлетные краски с традиционностью проживания.

Не взрывом, короче, но всхлипом.

«Сиротливый Запад»

Третья часть «Линэйнской трилогии» окончательно убеждает: три серии Мак­донаха соотносятся в духе гегелевской триады как тезис («Красавица из Линэна»), антитезис («Череп из Коннемары») и синтез («Сиротливый Запад»). Распад социума (семьи, общественных институтов) задает траекторию падения; другое направление — «роста человечности» — нарастает прямо пропорционально нарастанию энтропии.

Два бесполезно инфантильных брата погрязли в бессмысленной вражде, которая на самом деле — проявление любви. Просто мальчиков, Вэлина (Сергей Детков) и Коулмена (Владимир Ильин), никто не научил любить.

Именно это и пытается исправить священник Отец Уэлш (Иван Маленьких). Исправить ценой своей жизни. «Сиротливый Запад» — самая сентиментальная часть трилогии, самая драматургически выстроенная и однозначная.

Градус скорбного бесчувствия зашкаливает настолько, что рассудочная пропасть оборачивается первыми робкими ростками человечности. Здесь Сергей Федотов точно следует за драматургом, переставая разыгрывать действия и акценты, перпендикулярные написанным.

Здесь Федотов и его актеры совпадают с самодостаточным течением текста, из-за чего в финале случается не катарсис (катарсис в этом безвоздушном простран­стве невозможен), но, в соответствии с русской традицией «милости к падшим», проявляется сочувствие. Что в нынешней ситуации уже немало.

Так, собственно говоря, и проступает режиссерский замысел медленного приближения к моралистическому пафосу первоисточника, аранжированного шокирующими поворотами только для того, чтобы обнажить неизбывность «общечеловеческих ценностей».

Книги

Мария Галина. На двух ногах. М., “АРГО-РИСК”; “Книжное обозрение”, 2009, 88 стр., 300 экз.

Новая, четвертая книга стихов Марии Галиной — “Кто рыщет в ночи по садам, / как будто какой-то Саддам, / кто прячется здесь под мостом / как будто бы Гитлер с хвостом, / кто в окна ночные стучит, / кто ухает страшно из тьмы, / кто страшной ногою сучит? / Но не испугаемся мы. / Вот Федор стоит с топором, / вот Коля сидит за столом, /и баба идет по двору, / похожая на кенгуру”.

Юрий Дружников. Первый день оставшейся жизни. Роман. М., “ПоРог”, 2008, 424 стр., 3000 экз.

Последний роман Юрия Ильича Дружникова (Альперовича) (1933 — 2008) — писателя, получившего в перестроечные годы широкую известность документальной книгой-расследованием “Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова”, с 1987 года жившего в эмиграции, много лет преподававшего в США. Стилистика романа, написанного как историческое повествование (действие его разворачивается в России и Америке, среди героев — Сталин, Берия, Молотов и другие), содержит также элементы философско-политического гротеска.

Также вышли книги: Юрий Дружников. Два с половиной романа. М., “ПоРог”, 2005, 528 стр., 3000 экз. (романы “Суперженщина, или Золотая корона для моей girlfriend”, “Виза в позавчера”, “Вторая жена Пушкина”); Юрий Дружников. Там — это вам не тут! Смехотворные повести, фацеции и жарты. М., “ПоРог”, 2008, 352 стр., 3000 экз.