Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Неля Васильевна Мотрошилова

в ФА переместилась к тонким моментам расчленения процедур сознания, отвечающих именно за процессы коллективного объединения. На пути к нему и, соответственно, к понятию множественности естественно вычленилась направленность анализа на (какое угодно) «нечто» и на (какое угодно) «одно».

«Нечто» (Etwas) и «Одно» (Eins)

«Понятие “нечто”» (Der Begriff Etwas) – так называется очень маленький (всего одна страница), но весьма значимый раздельчик анализируемой главы. Теперь Гуссерль видит свою задачу в том, чтобы точнее охарактеризовать понятие «Нечто» с точки зрения его содержания и возникновения (8010–11). «“Нечто” – это некое (ein) имя, которое пригодно для обозначения любого мыслимого содержания. Всякая действительная или мыслимая вещь – это Нечто. Но мы можем назвать этим именем также суждение, акт воли, понятие, невозможность, противоречие и т. д.» (8012–15). То обстоятельство, что Гуссерль необходимым образом приходит к этому философскому понятию, легко уясняется, если мы вспомним: автор ФА стремится разгадать тайну происхождения всеобщего понятия числа как такового, натурального, кардинального числа (Anzahl), в частности и особенности. А чтобы применить эти понятия именно всеобщим образом, т. е. относить к любым содержаниям, человеческое сознание, действительно, должно было как бы обезличить самые разные содержания, сделать их однородными, а потому исчислимыми. На этом пути их, в самом деле, надо было превратить лишь в мыслимое «нечто», причем в некоторое безличное «одно».

Гуссерль высказывает предположение, что «понятие “нечто” обязано своим возникновением рефлексии на психический акт представления, в качестве содержания которого дан всякий определенный объект» (8023–25).

«Нечто», таким образом, только внешним и несобственным образом принадлежит содержанию любого конкретного предмета, как «какой-то релятивный и негативный атрибут; его и надо обозначить как релятивную (относительную) определенность. Конечно, понятие “нечто” никогда не бывает помыслено без того, чтобы стало бы наличным какое-либо содержание, на которое направлена рефлексия; но для обозначения этого достаточно простого имени “нечто”» (8028–33).

…Когда я работала над осмыслением этого текста Гуссерля, то сразу вспомнила о «Науке логики» Гегеля. Ведь это Гегель писал о категории «Нечто» (Etwas, в данном случае слово написано, как потом будет и у Гуссерля, с большой буквы, хотя обиходное слово «etwas» немцы пишут с маленькой буквы). Нечто, с одной стороны, приобретает для представления значение чего-то реального, а с другой стороны, Нечто есть пока ещё «поверхностное» («oberflächliche» – у Гегеля, «äuβerliche» – у Гуссерля) и «негативное» определение. Гегель говорит здесь о переплетении «реальности» и «негации» (Negation, отрицания).

Итак, именно у Гегеля, которого Гуссерль не только плохо знал, но почти что ненавидел, автор ФА мог бы найти немало моментов, родственных его анализу. И пусть Гегель ведет речь о некоторых онтологизируемых определенностях, выражая их в категориях сферы Бытия, а Гуссерль анализирует акты и деятельность сознания, – и у Гегеля здесь попадается слово «представление», Vorstellung. Это еще раз подтверждает (дорогую мне лично) идею об объективной перекличке идей различных философов, относительно независимой от того, каково могло быть субъективное отношение одного к другому – скажем, Гуссерля к Гегелю. Объективную, никак не планируемую Гуссерлем перекличку с гегелевской «Наукой логики» можно найти и в ряде дальнейших рассуждений в ФА.

Вернемся к разбору ФА. Мы видели, что для Гуссерля существенна следующая функция понятий «Нечто» и «Одно»: благодаря их опосредованию затем можно мыслить «любое отдельное из определенных содержаний, которое охватывает конкретное представление о множестве» (8036–811–2). А отсюда уже остается несколько шагов к родовому, т. е. всеобщему понятию Anzahl.

Мы нередко говорим (и мыслим) так: есть «одно» (один) и ещё «одно» (один), и еще «одно» и так далее. Это «и так далее» – очень важная в данном контексте часть фразы, поскольку она демонстрирует «известную неопределенность» (819–11) как существенную сторону понятия Anzahl. Дело не в том, что тут простирается некая бесконечность, а в другом: определенное ограничение ряда натуральных чисел здесь вряд ли является существенным моментом (8116–18). «Если мы, однако, хотим устранить эту неопределенность, тогда открываются многие возможности, причем становится ясно: соответственно этим возможностям понятие множественности распадается на многообразие определенных, резко отграниченных друг от друга понятий, понятий чисел. Возникают понятия, подобные таким: “одно и одно”, “одно, одно и одно”, “одно, одно, одно и одно” и т. д. И в силу их в высшей степени примитивного характера и их практической важности, по крайней мере в ограниченном объеме – когда они легко делались различимыми – они формировались уже на низших стадиях духовного развития человечества, так что имена “один”, “два”, “три”, “четыре” и т. д. относятся к самым ранним творениям во всех языках» (8119–30). Эта беглая и редкая отсылка к историческому опыту человечества тем не менее показательна и уместна в обсуждаемом контексте.

Гуссерль подчеркивает, что все разбираемые им в данной главе понятия родственны друг другу. Родство же, в свою очередь, покоится на родстве «синтезируемых частичных представлений (“одних”, der Einen, или единиц, Einheiten), как и на элементарном подобии объединяющих их психических актов; они направлены на то, чтобы отграничить числовые понятия как хорошо охарактеризованный класс понятий и чтобы служить основанием для всеобщего их поименования. Эту цель и реализует понятие натурального числа (Anzahl). “Anzahl” – это общее понятие по отношению к понятиям “два”, “три”, “четыре” и т. д. Правда, в таком случае говорят о всеобщем понятии, а не о всеобщем имени “Anzahl”» (8211–19).

Автор ФА предупреждает: нельзя думать, будто «Anzahl», взятое во всеобщей форме, можно было бы извлечь из частных представлений в виде «физических» частей – как это возможно по отношению к цвету или форме физической вещи. После этого Гуссерль переходит к ранее уже затрагивавшейся им теме соотношения понятий натурального числа (Anzahl) и множественности (Vielheit).

Но теперь он анализирует её на основе полученных аналитических различений относительно актов, процессов, действий сознания. Вопрос, поставленный автором ФА, звучит здесь весьма специфически: «Ну и как ведут себя теперь понятия Anzahl и Vielheit?» (8231–32). В самом деле, как «поведут себя» эти особо важные для Гуссерля понятия – теперь, когда в дело введены тонкие и специальные аспекты анализа сознания?

Гуссерль считает, что анализы первого и второго понятий как бы находятся на различных стадиях. «Различие состоит в том, что понятие Anzahl уже имеет своей предпосылкой различение друг от друга абстрактных форм множественности, а понятие множественности такой предпосылки не имеет» (831–5). Поэтому понятие «Anzahl» понимается – на данной стадии – как понятие родовое, проистекающее из «различенных, определенных форм множественности, их чисел, как видовых понятий; понятие же множественности, напротив, вырастает непосредственно из сравнения конкретных совокупностей (Inbegriffe)» (835–9).

В чем тут состоят