Тайна царствия - Мика Валтари

– Да будет этот хлеб хлебом вечной жизни, как это было сказано. Пусть он станет для тебя хлебом жизни, а не смерти!

Я смиренно ответил:

– Да свершится воля Сына Божьего! И если его воля будет такова, чтобы я, чужестранец, умер от этого, я покоряюсь ей.

После того как мы съели хлеб, Натан благословил вино слепого и передал ему и его сыну, затем, разбавив вино водой, благословил нашу чашу. Выпил сначала я, потом – Натан, а затем чаша перешла в руки Мирины. Так мы ели и пили по примеру всех тех, кто сидел рядом, делясь друг с другом едой и питьем.

Сделав несколько глотков, старик неожиданно расплакался и принялся причитать, покачивая головой:

– Теперь я вкусил плоти и крови Сына Божьего. Думаю, что для него нет невозможного. Да простит он мне мое неверие!

Мирина протянула мне чашу. Я отпил из нее и передал Натану, который, сделав то же самое, вернул ее Мирине; она, утолив жажду, заглянула в нее и озадаченно прошептала:

– А ведь чаша по-прежнему полна!

Удивляясь не меньше ее, я тоже сказал:

– Я был уверен, что мы съели весь хлеб, однако он лежит целый возле меня! Это ты положил его сюда, Натан?

– Нет! Я не клал никакого хлеба подле тебя! Может, мы не заметили, что взяли его больше?

Мы выпили еще, однако чаша не иссякала. Теперь уже больше ничто меня не удивляло, все происходило, как в легком сне, несмотря на то что я чувствовал холод земли, на которой сидел. Я глядел на небосвод и слышал глухой шепот сидевших вокруг людей, похожий на тихий всплеск разбивающихся о прибрежную гальку волн. Теперь я был уверен, что смогу увидеть Иисуса из Назарета: я ел его хлеб, и он не стал мне поперек горла, пил его вино и не захлебнулся.

Так прошло время второй стражи, и могу с уверенностью сказать, что никто из нас не сомкнул глаз. Все пребывали в ожидании, в котором не чувствовалось нетерпения. Оно было похоже скорее на приготовление.

– Наступил ли уже рассвет? – неожиданно спросил старик, подняв голову, – Мне показалось, что я увидел дневной свет.

Я осмотрелся по сторонам, и мой взгляд замер на толпе.

Теперь мы все подняли головы, чтобы лучше видеть. И вот воскресший показался среди своих, Не могу сказать, как и откуда он появился, однако никакой ошибки быть не могло: одетый во все белое, он продвигался вперед в ярком свете звезд, казалось, что этот свет исходит от него самого, от его лица. Он шел медленным шагом среди толпы, иногда останавливаясь, словно для того, чтобы приветствовать своих, и протягивал в их сторону руки, чтобы благословить.

Все взгляды были устремлены в одном направлении, однако никто не смел подняться с места и побежать ему навстречу. Неожиданно раздался необычайно громкий женский возглас.

– Господь и Бог мой! – воскликнула женщина, упав перед ним навзничь, и в голосе ее смешались смех и слезы.

Толпа вздрогнула, однако назаретянин, склонившись, прикоснулся к ее голове, и женщина сразу же успокоилась. Толпа одновременно вздохнула, и со всех сторон послышался шепот:

– Это он! Господь среди нас!

Слепой, пав на колени, вытягивал вперед голову и воздевал кверху руки.

– Не вижу! – воскликнул он – Виден только свет, словно меня ослепило солнце!

Не могу сказать, как долго он пребывал среди нас, поскольку мне казалось, что даже время остановило свой бег. Однако это был действительно живой человек, который шествовал среди толпы, останавливался перед своими, не забывая при этом никого. Все было просто, естественно и настолько очевидно, что у меня не осталось никаких сомнений. Единственное, что я смог понять, – это то, что, увидев его этой ночью, я оказался в его царствии.

Постепенно он приближался к нам, и все мое существо ощутило это приближение, словно вода, на которой образовалась рябь от легкого дуновения ветерка. Создавалось впечатление, что благословляя людей, он обращался к ним с речами, однако слов не было слышно, и все же я увидел человека, оживленно кивающего ему в ответ. Наконец он подошел к нам. Мягкое лицо светилось, а в глазах можно было увидеть отсвет его царства. Я заметил, как зашевелились губы слепого, однако до меня не долетело ни единого звука; уж не оглох ли я? Иисус протянул руку и провел пальцами по глазам старика, а затем возложил руку на голову юноши; отец и сын бросились ему в ноги и остались лежать неподвижно, как и все, к кому он прикасался.

Затем он посмотрел в мою сторону, и я испугался, что умру, если он прикоснется ко мне. Мои губы зашевелились, похоже, я заговорил, но звук собственных слов не долетал до меня. Думаю, что я попросил:

– Господи, прими меня в своем царстве!

Он ответил:

– Не всякий, говорящий мне «Господи! Господи!», войдет в мое царство, но прислушивающийся к моим словам и исполняющий волю отца моего небесного.

Тогда я спросил:

– А каковы твои слова и какова воля твоего отца?

Он сказал:

– Тебе это уже известно: то, что ты делаешь для малых сих, ты делаешь для меня самого.

Увидев, что он мне улыбается, как улыбаются настойчивости ребенка, я, кажется, задал ему вопрос о его царстве, и он ответил:

– Невозможно сказать, что царство небесное находится здесь или где-то там – оно в тебе и во всех, кто знает меня.

И еще добавил:

– Я никогда не оставлю тех, кто взывает ко мне, ибо где двое или трое собраны во имя мое, там я среди них во веки веков. И никогда ты не будешь одинок, потому что я нахожусь рядом с тобой.

Он перевел взгляд с моего лица на Натана. Я видел, как шевелились его губы, но не мог ничего расслышать. После Натана он ласково посмотрел на Мирину, которая даже не пошевельнулась.

Затем Иисус повернулся и исчез в толпе.

Лежавшие на земле слепой и его сын казались безжизненными телами. Угадав мою мысль, Натан качнул головой и прошептал:

– Они спят, а не умерли. Не трогай их!

Вокруг Иисуса собрались Одиннадцать, и было видно, как он ласково говорил с ними, а они ему отвечали. Неожиданно на глаза мне навернулись слезы, и я мог видеть лишь какую-то ослепительную дымку, окружавшую его учеников. Я скорее почувствовал, чем заметил, что его уже нет с нами, потому что сила, поддерживающая нас до сих пор, исчезла, и это было похоже на пробуждение ото сна. Я чихнул и обнаружил, что опять владею своим телом.

Время вновь начало свой бег. Взглянув на небо, я понял, что уже наступило время третьей стражи, скоро рассветет. Некоторые из присутствующих поднялись на ноги, осматриваясь вокруг, словно что-то искали; раздались крики, и вспыхнули беспорядочные споры, как будто каждый хотел объяснить ближнему то, что лично ему сказал назаретятнин.

Сам я тоже облегченно воскликнул:

– Натан! О Натан! Я говорил с ним, и он ответил мне! Ты сам слышал, что он не отказал мне в своем царстве!

– Тому я не могу быть свидетелем, – ответил Натан, покачав головой, – Конечно, я видел как шевелились твои губы, но не слышал ни слова. А я действительно говорил с ним, и он мне ответил!

Мирина обняла меня обеими руками и воскликнула в экстазе:

– Я не посмела раскрыть рта, однако в своей улыбке он сказал мне, что в этой жизни я никогда не буду испытывать жажды, потому что дала ему напиться, когда он страдал от нее!

– Вы оба сошли с ума, потому что он вам ничего не сказал! – рассердился Натан, – Из нас троих он говорил только со мной! Он указал мне путь. Он сказал мне, что нет ничего такого, что может осквернить человека, входя в уста его, а то, что выходит из его уст, оскверняет. В его царстве есть много места. И каждый займет свое по заслугам, и никто из просящих не будет забыт. Я должен веровать в Одиннадцатерых, потому что он избрал их своими посланниками. Его царство похоже на горчичное зерно, которое прорастает медленно, но затем становится настоящим деревом, и даже птицы небесные находят прибежище в его ветвях.

Он умолк, глядя куда-то вдаль и словно прислушиваясь к чему-то.

– Он еще много чего сказал мне, однако боюсь, что я не смог всего запомнить, – притихшим голосом промолвил он. – Надеюсь, что со временем все это восстановится в памяти.

Меня не покидало прекрасное чувство. Как сказал Иисус, его царство было во мне, и моя душа была исполнена умиротворения.

– Не сердись на меня, о Натан! – попросил я. – Мне действительно показалось, что он говорил со мной, и я по-прежнему так считаю. Возможно, он говорил с каждым в отдельности о том, что казалось им важным. Если бы мне было дано записать все то, что он сказал всем нам этой ночью, думаю никакой книги не хватило бы!

Натан, к которому вернулось спокойствие, возложил руки на мои плечи.

– Я видел, что он, по крайней мере, взглянул на тебя, и ничего плохого не случилось. Значит я могу возложить на тебя руку и не считать тебя нечистым существом.

Посовещавшись, мы решили, что будет лучше, если мы покинем гору еще до наступления рассвета, чтобы никто не мог узнать меня, однако старик с сыном все еще спали, распластавшись на земле, а мы, не решаясь ни будить их, ни оставить на произвол судьбы, сели и стали ждать их пробуждения. При первых же лучах рассвета толпу охватил безудержный экстаз: одни пели благодарственные псалмы, другие, задыхаясь от быстрого бега, мчались от одной группы людей к другой, чтобы поприветствовать друзей и засвидетельствовать тем самым, что им удалось увидеть воскресшего. Видно было, как они с раскрасневшимися от волнения лицами обменивались впечатлениями: