Отступник - Наталья Шитова

Он пытался по-взрослому обдумать случившееся и, может быть, найти оправдание людям. Ведь он помнил о том, кем по рождению является его отец.

Разве могло быть так, чтобы один человек был таким близким, таким любимым и надежным, а все другие его сородичи — настоящими чудовищами?

Отец любил повторять, что в жизни слишком тесно перемешано добро и зло. Но Мрон понимал эти его слова так, что в каждом человеке добро и зло тоже должны быть круто перемешаны. Тогда почему отец был так добр, нежен и заботлив, и почему те, которые вытащили его из ямы, не моргнув глазом, устроили ему пытку? Наверное, Мрону еще долго не удастся научиться размышлять: он никак не находил ни объяснения, ни оправдания тем безжалостным чудовищам.

Мрон проспал пару часов в темной известковой пещерке, и его замучили тяжелые сны. Мрон пытался заставить себя не просыпаться, а бороться с убийцами. Но это у него не получилось. Он проснулся с криком и увидел над собой обезумевшего от тревоги Шепа, а потом в беспомощности долго плакал на его груди. Он был всего лишь малыш. Только с беззащитным малышом зло могло обойтись так жестоко и не понести никакого наказания.

Но самое главное, чего Мрон долго никак не мог себе уяснить: почему Нерш позволил ему, неправильному, неполноценному лешонку остаться живым, и ничем не защитил целое племя добрых, невинных существ, которые никогда первыми не поднимали руку на людей, которые любили Нерш и поклонялись священной реке, вознося ей молитвы?

Хранитель всегда объяснял, что после смерти души леших становятся частью реки, делая священный Нерш еще более властным и сильным. Но неужели же Нерш вдруг почувствовал себя слабым и решил подкрепиться, вобрав в себя сразу столько невинных душ, предав их такой мученической смерти? Тогда какой же он отец лешачьему племени?

Мрон знал, каким должен быть отец. Уж кому, как не Мрону было знать это? У него было целых два отца. Хранителя Шеп звал отцом, потому что так требовали лешачьи обычаи, и Мрон не мог идти поперек них. Настоящего отца он звал папой и знал, что тому совершенно безразлично, как сын его зовет, лишь бы подольше не разлучаться.

И малыш никак не мог представить себе, чтобы один из его отцов был жесток с ним так же, как Нерш оказался жесток к своим детям. Этого не могло быть!

Отец, если он действительно отец и если он действительно всемогущ, должен давать защиту своему ребенку всегда, не глядя на то, насколько дитя оправдало ожидания. А что же получается? Нерш посылает своим детям жестокие испытания и строго следит потом со стороны, как его детишки переносят ниспосланные страдания. Достаточно ли они смиренны? Не ропщут ли? С прежним ли рвением любят и почитают родителя несмотря ни на что? Эта мысль была столь дикой, что Мрон сам испугался. Но хорошенько подумав, он решил, что это самое вероятное описание того, что происходит.

И значит…

Выводы, к которым Мрон пришел, шагая вдоль берега, были поистине чудовищными. Объяснений происходящему могло быть два.

Первое: никакой этот Нерш не отец лешачьему роду. Племя поклонялось ему по привычке, даже не позволяя себе предположить, что его мольбы и стоны влетают духу реки в одно ухо и тут же вылетают в другое, а сам Нерш просто безумен, бездарен и бессмысленно жесток, и ему совершенно все равно, и не душами пополняет он свои воды, а болью и страданиями.

Второй: нет никакого духа, река течет себе и течет среди леса и лугов, омывает камни, крутит водовороты, кормит рыбу да раков… И не знает она ни о чем, что происходит на ее берегах, потому что нет у нее никакой великой души. Не умеет она слышать, плакать и сострадать. Просто река, обычная река средней полосы, сохранившаяся только благодаря тому, что исток оказался в глухом заповеднике. Обычная река, а никакой не великий Нерш. А наивные лешие просто искренне заблуждаются, тратя столько сил на то, чтобы река в их фантазиях стала для них всемогущим покровителем.

И значит зря боялся Мрон гнева Нерша! Зря страдал о том, что он ни то, ни се, ни леший, ни человек. Нершу тогда было на это наплевать, наплевать и сейчас. И переживать об этом больше не стоит. Он жив до сих пор не благодаря заботам Нерша, а потому что несколько добрых и ласковых существ сильно любят его, любят таким, какой он есть…

Мрон уже успел укрепиться в этой крамольной для лешего мысли и, пожалуй, даже авторитет Хранителя не смог бы поколебать его уверенности.

Лешонок тащился рядом с Шепом, усталый и измученный, но не подавал голоса, потому что ему было уже почти все равно. Ему сейчас нужно было лишь отыскать отца, да еще он всей душой желал, чтобы Кшан поскорее поправился.

Кшан шагал довольно быстро, но Мрон даже в темноте видел, насколько слаб и бледен его взрослый друг: рана, действительно, оказалась очень серьезной. Осматривая друга в пещерке, Шеп только сокрушенно качал головой и поджимал губы. Кшан мог относительно свободно двигаться, но боли еще мучали его, поэтому он часто охал, стонал сквозь зубы, старался не делать лишних движений. Кшан почти ничего не ел все это время, потому что приготовить подходящую для больного еду в походных условиях было невозможно, а твердая пища не усваивалась. Кшан попробовал съесть лепешку, но поврежденный желудок отреагировал на нее кровавой рвотой. И Шеп постановил, что пока придется выжимать для Кшана сок масличного лука и давать пожевать целебные корни. Этого было, конечно, недостаточно, но ничего другого лес не мог предложить лешему с развороченным желудком.

Поэтому уже несколько раз за сутки Шеп сначала лизал рану Кшана, а потом вскрывал себе вену, чтобы напоить друга. Задурманенный кровью Кшан принимал лечение с благодарными слезами на глазах. И Мрон знал, что без Шепа Кшан не выживет ни в коем случае.

Мрон прибавил шагу и пошел немного впереди, изредка шлепая по воде.

— Мрон, не касайся воды. Плеск разносится далеко, — предупредил Шеп.

Мрон послушно поднялся чуть выше по берегу. Он шагал, стараясь не ступать по жесткой осоке, острые листья которых могли разрезать даже грубую кожу на его ступнях. Прислушавшись, он уловил вдали еле слышный говор.

— Отец, там люди! — сообщил Мрон.

— Что ж, проверим, — кивнул Шеп. — Нам ни к чему лишние встречи… Что это?!

Кшан и Мрон посмотрели туда, куда указал Шеп. Невдалеке в зарослях осоки они увидели распростертую фигуру, а над ней два склоненных силуэта. Мрон метнулся к Шепу, но тот даже не взглянул на лешонка. Стремительно, забыв про осторожность он кинулся к застывшим в осоке фигурам.

— Великий Нерш!.. — услышали Мрон и Кшан горестный вскрик Хранителя.

Кшан привлек к себе Мрона и медленно пошагал с ним к Шепу.