Суд королевской скамьи - Юрис Леон

— Да.

— Уточнял ли доктор Тесслар, может, там было больше одного хирурга?

— Нет, там был только Адам Кельно.

— И так как один хирург каждые пятнадцать минут принимался за другого пациента, у него не было мени простерилизовать инструменты перед операцией или продезинфицироваться самому. Что представлял собой тогда третий барак?

— Бедлам, полный стонов, криков и крови.

— Вы были на нижнем этаже, а доктор Тесслар на втором, не так ли?

— Да.

— Вы виделись друг с другом?

— Часто. С каждым очередным кризисом мы носились вверх и вниз. Сначала я пришла помогать одному мужчине, который умирал буквально на глазах.

— Что с ним произошло?

— Он умер от шока.

— И в то же время вам приходилось решать свои собственные проблемы.

— Да. Слава Богу, появилась доктор Парментье, и она стала помогать нам. Мы были в отчаянии из-за обильных кровотечений, с которыми почти ничего не могли сделать. У нас не хватало даже воды, чтобы обмывать раны. Доктор Тесслар попытался воззвать о помощи к доктору Кельно, но не получил ответа. На деревянных помостах с соломенными матрасами лежали люди, истекая кровью и крича от боли. В зарешеченном конце барака, где размещались пациенты доктора Фленсберга, бушевала настоящая истерика. Я видела, что не могу остановить кровотечение у Тины Бланк-Имбер, и мы вынесли ее в коридор подальше от остальных. В два ночи она скончалась. Всю ночь мы боролись, чтобы как-то овладеть ситуацией. Каким-то чудом нам троим удалось спасти жизнь всем остальным. На рассвете появились немцы, которые забрали Тину и того мужчину. Эгон Соботник заполнил свидетельства о смерти, которые мы подписали. Затем, как я слышала, он получил приказ изменить причины смерти на «тиф».

С балкона донеслись сдавленные рыдания, и какая-то женщина покинула зал суда.

Теперь Баннистер говорил так тихо, что его едва можно было расслышать, и ему пришлось повторить вопрос.

— Заходил ли доктор Кельно навестить этих пациентов?

— Несколько раз он появлялся в дверях барака. Но лишь бегло глянул на них.

— Были ли в данном случае пациенты в веселом настроении?

— Вы шутите?

— Уверяю вас, что ни в коем случае.

— Несколько месяцев они были в тяжелейшем состоянии. Мне пришлось отослать сестер Кардозо обратно на завод, хотя я знала, что Эмма не выдержит напряжения. В самом плохом состоянии была Сима Галеви, и я оставила ее помогать мне, чтобы ей не пришлось отправляться в газовую камеру.

— Задавали ли вы себе вопрос, кто делал эти операции?

— Возражаю, милорд, — бесстрастно сказал Хайсмит.

— Возражение принято. Предупредите свидетеля, что она не должна отвечать на этот вопрос.

Но молчаливый взгляд, который она не сводила с лица Адама Кельно, был более чем красноречивым ответом.

29

Из Словакии Линка и Арони двинулись на север вдоль австрийской границы и миновали пологие поля Моравии, на которых зрел богатый урожай ячменя и хмеля, прославивших чешское пиво. Маршрут заставил их проехать недалеко от Аустерлица, на поле сражения которого Наполеон разбил армии императорской России и ее австрийских союзников; короткое кровопролитное сражение обошлось в тридцать пять тысяч жизней. Оно получило поэтическое наименование Битвы Трех Императоров.

Арони, который, свесив болтающуюся голову, спал сидя, внезапно проснулся, словно что-то встревожило его.

— Никак не могу понять, как тебе удалось уговорить Браника, — сказал Линка.

Зевнув, Арони закурил.

— Мы говорили с ним на одном и том же языке: На языке концлагеря в Освенциме. Браник едва не попал на виселицу за свои дела в подполье.

Линка пожал плечами. Он так и не смог понять, в чем тут было дело.

Они въехали в предместье Брно, города, который составлял гордость чехословацкой тяжелой индустрии; здесь размещался один из самых больших- индустриальных комплексов в мире, а огромный торговый центр, ежегодно посещаемый десятками тысяч покупателей со всего мира, занимал сотни акров.

Они остановились в отеле «Интернациональ», ультрасовременном строении из стекла и бетона, которое явно представляло собой исключение из обветшавших грязных гостиниц коммунистических стран Восточной Европы.

Здесь их уже ждало послание. «ГУСТАВ ТУКЛА ИМЕЛ ТЕЛЕФОННЫЙ РАЗГОВОР С ВАШИМ ОБЩИМ ДРУГОМ ИЗ ПРАГИ, И ЕМУ ПРИКАЗАНО СОТРУДНИЧАТЬ С ВАМИ. ОН ЖДЕТ АРОНИ ПРИМЕРНО К ДЕСЯТИ ЧАСАМ. БРАНИК»

Густав Тукла предстал перед Арони безупречно одетым преуспевающим мужчиной пятидесяти с небольшим лет, но его обветренное лицо и руки тем не менее выдавали профессионального инженера. Обстановка его кабинета, за окнами которого простирались огромные корпуса завода имени Ленина, убедительно говорила, что он не чужд западным вкусам. На длинном столе у окна размещались образцы изделий, выпускаемых заводом, которые будут представлены на международной ярмарке. Тукла предложил гостям разместиться в удобных креслах по обе стороны кофейного столика, на котором лежали каталоги продукции завода. Секретарша в мини-юбке принесла им отменный кофе-эспрессо. Арони улыбнулся, когда она поставила его на стол.

— Мне хотелось бы знать, — спросил Арони,— кто звонил вам из Праги?

— Товарищ Янашек, заведующий отделом тяжелой индустрии Центрального Комитета. Он мой прямой начальник, не считая руководителя предприятия здесь.

— Товарищ Янашек сообщил вам, по какому делу я оказался в Чехословакии?

— Только то, что вы очень важный господин из Израиля, и, откровенно говоря, я считаю, что с вами стоит иметь дело.

— Отлично. Значит, мы можем перейти прямо к предмету разговора.

— Строго между нами, — сказал Тукла, — я очень рад, что мы собираемся вести дела с Израилем. На людях я бы воздержался, но с глазу на глаз должен признаться, что искренне восхищаюсь вашей страной.

— А нам нравятся чехи. Особенно их оружие, которое пришлось нам очень кстати.

— Масарик, слава Богу, что наконец мы можем называть его имя, был другом еврейского народа. Итак, вы, очевидно, интересуетесь нашими турбинами?

— В сущности, меня интересует кое-кто из ваших работников.

— В качестве советников?

— Определенным образом.

— Кто именно?

— Меня интересует Эгон Соботник.

— Соботник? Кто это такой?

— Если вы закатаете левый рукав и прочтете вытатуированный у вас на руке номер, я думаю, мы перестанем попусту терять время.

Арони наконец сказал, кто он такой, и из самоуверенного предпринимателя Густав Тукла превратился в растерянное подобие человека. Все произошло так неожиданно. Звонок от Янашека сегодня утром. Скорее всего, Арони имел выход на самые верха.

— Кто вам сказал? Должно быть, Лена.

— У нее не оставалось выбора. Мы поймали ее на лжи. Она поступила так ради вашего же блага..

Мокрый от пота, откашливаясь, Тукла встал с дивана и стал прохаживаться по кабинету.

— Так в чем же дело?

— В процессе, который проходит в Лондоне. Вы о нем знаете. Газета на вашем столе открыта как раз на этой статье. Вы должны отправиться в Лондон и дать там показания.

Тукла отчаянно старался прийти в себя, пытаясь понять, что к чему, обдумать ситуацию. Все произошло так внезапно! Так неожиданно!

— Это приказ товарища Янашека? Или кого?

— В этом деле заинтересован товарищ Браник.

Упоминание главы тайной полиции оказало свое воздействие. Арони холодно наблюдал за Туклой, когда он сел, вытер мокрое лицо и закусил тыльную сторону ладони. Арони поставил чашку и подошел к окну.

— Вы готовы выслушать меня?

— Я слушаю, — выдавил из себя Тукла.

Вы далеко не рядовой член партии, и ваши показания могут доставить некоторые. неприятности чешскому правительству. У русских крепкая память, когда речь заходит о содействии сионизму. И тем не менее ваши люди считают, что вы должны отправиться в Лондон. К счастью, даже некоторые коммунисты еще умеют разбираться, что такое хорошо и что такое плохо.

— Что вы предлагаете?

— Вы знаете, — ответил Арони.

— Побег?

Арони остановился рядом, глядя на него сверху вниз.

— До Вены отсюда недалеко. Вы член авиационного клуба Брно. В аэропорту вас будет ждать достаточно вместительный самолет, чтобы взять на борт всю вашу семью. И после вашего бегства ни у кого не будет оснований ругать чешское правительство.

Туклу била дрожь. Он попытался проглотить таблетку. У него все плыло перед глазами.

— Я знаю, на что они способны, — прошептал он. — Меня задержат в аэропорту, скажут, что неполадки с двигателем. Им нельзя доверять.

— Я им доверяю, — сказал Арони. — И я буду в самолете вместе с вами.

— Но чего ради? — взмолился Тукла. — У меня есть все. И теперь то, ради чего я трудился, пойдет насмарку.