Звездный меч (сборник) - Генри Пайпер

Земля не хочет знать. Но Элвин — хочет.

2

В комнате было темно. Только на одной мерцающей стене струились и угасали похожие на прибой цветовые волны: Элвин грезил наяву. Только часть созданного пришлась ему по душе. Он влюбился во вздымающиеся очертания гор, встающих из моря. В устремленных вверх изгибах ему чудилась сила и гордость. Он долго изучал их, потом ввел в ячейку памяти видеолайзера — там они будут храниться до тех пор, пока он не кончит экспериментировать с остальными частями картины. Но что-то все время ускользало, хотя он и не мог определить, что именно. Снова и снова пытался Элвин заполнить пустые места: видеолайзер считывал с мозга Элвина изменчивые образы и материализовывал их на стене, однако ничего не выходило. Линии были размытыми и неуверенными, цвет — скучным и тусклым. Если художник не знает, к чему стремится, не представляет конечной цели, никакие самые совершенные аппараты не сделают это за него.

Элвин стер свои убогие наброски и мрачно уставился на заполненный только на одну треть прямоугольник, где он пытался создать нечто прекрасное. Вдруг, неожиданно для себя, он вдвое увеличил изображение, оставшееся на стене, и переместил его в центр. Нет — это выход для лентяя, к тому же нарушилось равновесие. Но что еще хуже — изменение масштаба выпятило несовершенство в самом построении, неуверенность линий, таких четких на первый взгляд. Придется начинать сначала.

— Все стереть, — приказал Элвин машине. Исчезла голубизна моря и, как дым, растворились горы. Осталась пустая стена. Как будто ничего и не было. Они исчезли точно так же, как все моря и горы Земли растворились в небытии за сотни тысяч веков до рождения Элвина.

Снова комната заполнилась светом. Светящийся прямоугольник, на который Элвин проектировал образы, растворился и уже ничем не отличался от других стен. Но стены ли это были? Для того, кто никогда не видел ничего подобного, комната показалась бы действительно странной, абсолютно безликой и без намека на мебель. Создавалось впечатление, что Элвин стоит посреди сферы. Между полом, потолком и стенами не существовало никаких видимо разделяющих их линий. Не было ничего, на чем можно было бы остановить взгляд. Пространство, окружающее Элвина, могло быть и в 3 метра и в 10 миль — насколько хватало воображения. Наверное, трудно было бы сопротивляться искушению: пойти с вытянутыми вперед руками, чтобы выяснить физические границы этого странного помещения.

Однако подобные комнаты были “домом” для большинства представителей человеческой расы в течение громадного периода ее истории. Элвину стоило только представить, чтобы стены стали окнами в ту часть города, куда он хотел. Следующее желание — и машины, которых он никогда не видел, наполнят помещение проекциями образов любой мебели, какой он только пожелает. А настоящая ли она — вопрос вряд ли интересовавший кого-либо в течение вот уже миллионов лет. И действительно, образы были не менее реальны, чем любые другие материальные предметы. Когда необходимость в них проходила, они становились частью призрачного мира Берегов Памяти города. Как и все в городе, они не могут постареть и измениться, если только их запрограммированные образы не будут преднамеренно стерты по чьему-то желанию.

Элвин уже частично восстановил комнату, когда настойчивый, похожий на звонок звон зазвучал у него в ушах. Мысленно он дал разрешение войти, и стена, на которой он только что рисовал, растаяла. Как он и ожидал, перед ним появились его родители. Чуть позади стоял Джесерак. Его присутствие означало, что это не обычная семейная встреча, о чем Элвин уже догадался.

Иллюзия их присутствия была полной. Она не исчезла и тогда, когда Эристон заговорил. В действительности Элвин хорошо понимал, что Эристон, Этания и Джесерак находятся в разных местах и достаточно далеко друг от друга. Строители города не только подчинили себе время, но так же полностью покорили и пространство. Элвин даже точно не знал, в какой из многочисленных спиралей или где в запутанных лабиринтах Диаспара живут его родители, так как они переехали с тех пор, как он в последний раз был с ними в непосредственном контакте.

— Элвин, — начал Эристон, — прошло ровно двадцать лет с тех пор, как твоя мать и я впервые встретили тебя. Ты знаешь, что Это значит. Наше опекунство закончено, и ты волен поступать, как тебе заблагорассудится.

В голосе Эристона прозвучал намек — но только намек — на грусть. Гораздо явственнее в его голосе слышалось облегчение: существовавшее к тому времени положение дел стало узаконенным фактом — Элвин давно уже пользовался свободой.

— Понимаю, — ответил Элвин, — и благодарю вас за то, что вы заботились обо мне. Я буду помнить вас во всех моих жизнях.

Это был формальный ответ. Он так часто его слышал, что произнес слова автоматически — просто набор ничего не значащих звуков. Он очень смутно представлял, что означает эта фраза. Теперь пришло время узнать это точно.

Многого в Диаспаре Элвин не понимал, но ему предстояло узнать это за века, которые ему предназначено было прожить.

На мгновение Элвину показалось, что Этания хочет что-то сказать. Она подняла руку, чем потревожила переливающуюся легчайшую ткань своего одеяния. Но рука безвольно опустилась, и Этания беспомощно повернулась к Джесераку. Тут Элвин впервые осознал, что его родители обеспокоены. В памяти быстро возникли события последних недель. Нет, в его жизни за это время не было ничего, что могло бы вызвать ту странную неуверенность и скрытую тревогу, которую излучали Эристон и Этания.

Оказалось, только Джесерак сохранил присутствие духа в этой ситуации. Внимательно посмотрев на родителей Элвина и убедившись, что им нечего больше сказать, он начал свою давно подготовленную речь.

— Элвин, двадцать лет ты был моим учеником. Я прилагал все усилия, чтобы научить тебя, как жить в городе и что принадлежит тебе по праву. Ты задавал мне много вопросов, но не на все я мог ответить. На некоторые из них тебе просто рано было знать ответы, на другие я и сам был ответить не в состоянии. Пора твоего несовершеннолетия закончилась, хотя детство только началось. И если тебе нужна моя помощь, я буду твоим наставником и впредь, ведь это мой долг. Только лет через двадцать ты сможешь узнать кое-что о городе и немного из его истории. Даже я, приближаясь к концу этой жизни, знаю меньше четверти Диаспара и, очевидно, меньше тысячной доли всех его богатств.

В словах Джесерака не было ничего, о чем Элвин не знал бы, но торопить его не следовало. Пожилой человек пристально смотрел на Элвина через бездну столетий, разделявших их; в его словах отражался могучий ум и знания, приобретенные за время общения с людьми и машинами.

— Скажи мне, Элвин, задавался ли ты вопросом, ГДЕ ты был до рождения, — прежде, чем предстал перед Эристоном и Этанией в Пещере Творения?

— Полагаю — нигде. Я был просто образом в мозгу Города и ожидал, когда меня материализуют… что-то в этом роде.

Рядом с Элвином материализовалась низкая кушетка. Он сел и стал ждать продолжения.

— Конечно, ты прав, — последовал ответ, — но это только часть ответа — и очень незначительная.

До сих пор ты встречал только детей — твоих ровесников. А они не знают правды. Но скоро они вспомнят — а ты нет. Поэтому мы должны подготовить тебя.

Более миллиарда лет живет человечество в этом городе. С тех пор, как пала Галактическая Империя, а Завоеватели возвратились назад к Звездам, — это наш мир, наша вселенная. За стенами Диаспара нет ничего — так повествуют легенды.

Мы мало знаем о наших предках, за исключением того, что у них была очень короткая жизнь и что, хотя это и кажется невероятно странным, они могли воспроизводить себя без помощи ячеек памяти или синтезаторов материи. В сложном и практически неуправляемом процессе матрицы каждого человека хранились в микроскопической структуре клеток, которые вырабатывались в человеческом организме. Если тебя это заинтересует, биологи смогут рассказать значительно больше, однако этот метод не представляет никакого интереса, так как на заре нашей истории от него отказались.

Человек, как и любой другой объект, определяется по его структуре — матрице. Матрица человека, а в особенности его мозга, невероятно сложна. Однако природа смогла уместить ее в такую крошечную клетку, что ее нельзя увидеть невооруженным глазом.

Что может Природа — может и Человек. Мы не знаем, сколько времени на это потребовалось… может, миллион лет, — ну и что? В результате наши предки научились анализировать и хранить информацию, дававшую возможность идентифицировать любое человеческое существо, и использовать эту информацию для воспроизведения оригинала так же, как ты только что сделал эту кушетку.