Мария — королева интриг - Жюльетта Бенцони

Это письмо было запечатано зеленым воском. Лувиньи она написала: «Наша недавняя встреча, дорогой Лувиньи, доставила мне такую радость, что я и сама этого не ожидала. Мне хотелось бы узнать при новой встрече, совпали ли наши чувства. Приходите завтра в полночь…»

Красная печать скрывала послание, предназначенное на самом деле для глаз Шале. Или она жестоко ошибается, или он вспыхнет, обнаружив эти едва прикрытые авансы, адресованные другому, и, вместо того чтобы передать письму истинному адресату, примчится требовать объяснения.

Именно это и произошло.

Едва Перан успел отчитаться, Шале галопом влетел во двор, спрыгнул с лошади и бросился в дом. Он был бледен, как покойник, появившись в дверях гостиной, где Мария поджидала его, полулежа на диване. Вечер был прохладным, она попросила разжечь огонь, и танцующие языки пламени отбрасывали горячие отблески на ее роскошные распущенные волосы, на просторный халат из белого атласа, под которым явно ничего не было надето и из-под которого выглядывала, точно драгоценность, положенная на бархатную подушечку крошечная ножка, столь же белая и нежная, как оперение голубки.

При виде своей жертвы она оставила томную позу и сердито воскликнула:

— Что вам здесь нужно? Кто вам позволил войти? Уходите! Уходите, или я велю своим людям прогнать вас!

Она была так прекрасна, что, позабыв свое возмущение, несчастный упал к ее ногам, готовый обожать ее:

— Сжальтесь! Соизвольте хотя бы выслушать меня!

— И не подумаю! Мало того что, вы меня предали, вы еще и докучаете мне! Я жду кое-кого, но это не вы.

— О, я знаю! Вы ждете того, кому написали вот это? — произнес он дрогнувшим голосом, протягивая руку с письмом.

Она взяла письмо, сделав вид, что читает, после чего бросила бумагу в огонь.

— Как оно попало к вам? — сухо спросила она. — Вы его выкрали?

Он поднялся с колен и сделал несколько неуверенных шагов, очарованный этой женщиной, в которой воплотились его самые безумные желания:

— Нет, клянусь честью! Ваш слуга принес мне письмо, и, разумеется, я его прочел. Откуда мне было знать, что оно адресовано другому?

— Этот дурак, должно быть, ошибся и отдал мсье де Лувиньи то письмо, которое предназначалось вам, и в нем речь шла совсем о другом.

— Что же вы мне написали?

— Что не желаю вас больше видеть, потому что вы не только трус, но и глупец, предавший всех, кто в вас верил! Вашего друга принца Гастона, этого беднягу д'Орнано и меня, которая к тому же поверила, что нашла в вас мужчину, которого так долго искала!

— И вы думаете, что нашли его теперь в лице Лувиньи?

— Почему бы и нет? Он-то уж не станет глупо колебаться и, как мальчишка, плакаться в жилетку дядюшки, вместо того чтобы доказать мужество, которого я жду от него. Достаточно вспомнить его дуэль с Шарлем де Монши д'Окенкур.

Эта дуэль вовсе не была славной: перед тем как скрестить шпаги, Лувиньи предложил снять шпоры и, воспользовавшись доверчивостью противника, едва тот нагнулся, ударил его, нанеся рану, от которой тот не скоро оправился. Шале поморщился:

— Вы же не хотите сказать, что восхищаетесь этой подлостью?

— Никто не стал бы ею восхищаться, но это не означает, что он не тот, кто мне нужен. Если я попрошу его убить кардинала, он не станет болтать об этом всему свету. Он будет действовать и получит обещанное ему вознаграждение.

Продолжая говорить, Мария снова прилегла на диван, постаравшись сделать так, чтобы теперь была видна не только ступня, но и часть прелестной ножки, отчего молодой человек залился румянцем.

— И с ним вы намерены рассчитаться авансом? — раздраженно бросил он.

— То, что я намерена делать, касается только меня. Я желаю смерти этого проклятого Ришелье, чтобы принц смог надеть корону и жениться на королеве.

— Одной смерти кардинала недостаточно! Понадобится еще…

Мария язвительно засмеялась:

— Смерть короля? Если Господь не позаботится об этом достаточно быстро, мы сами подумаем, что нам делать. Этому вечно больному будет лучше в раю! А теперь извольте оставить меня! Я написала вам, что не желаю вас видеть, и мои чувства не изменились! Убирайтесь!

— Чтобы уступить место Лувиньи? Никогда!

— Именно! Если он сделает то, что я хотела от вас. Я буду принадлежать тому, кто мне принесет усы кардинала! С головой слишком много хлопот. Я согласна дать вам еще один шанс! Смотрите сами, стоит ли попытать его!

Грациозным движением она снова соскользнула с дивана, сделала несколько шагов, после чего быстро сбросила с себя халат. В одно мгновение она предстала перед ним обнаженной, точно восхитительная статуя из нежной плоти, окутанная золотыми отблесками пламени и увенчанная огненной короной роскошных волос.

Ошеломленный, он протянул было руки, чтобы обнять эту не правдоподобно прекрасную грезу, но она уже подобрала халат и исчезла за дверью, спрятанной в стене за Деревянной панелью, оставив позади лишь насмешливое эхо.

Не рискнув ломиться в дверь, Шале ушел в жестоком смятении. Ришелье, поблагодарив его за предупреждение, предложил ему звание полковника, если он согласится использовать свое влияние на принца, чтобы убедить его вступить в брак. Это был фактически выбор между чувством и долгом. Не лишенный воинских талантов, Шале видел в этом назначении путь к великой карьере, в конце которой ему уже рисовался маршальский жезл. Но было и другое сводящее с ума видение: восхитительное тело, желание обладать которым отныне не покидало его.

Победу одержала женщина. Утром он прислал к ней своего лакея с письмом, в котором полностью подчинялся ее воле, заклиная, однако, не продлевать чересчур его мучения. «Ваша красота свела меня с ума, — писал он. — Делайте со мной все, что хотите, только, молю вас, утолите огонь, что снедает меня…»

Получив это пылкое признание капитуляции, Мария довольно улыбнулась. Что ж, не все еще потеряно, и то, что пока не удалось, возможно, завтра свершится!..

После этого она велела готовить дорожные сундуки. Двор возвращался в Париж, и она не против была бы узнать, что сталось с ее супругом. Но, прибыв на улицу Сен-Тома-дю-Лувр, она узнала, что монсеньор днем ранее уехал в Дампьер: часть парка оказалась затопленной из-за прорыва плотины. Буапийе взывал о помощи еще и потому, что появились сложности, связанные со сделкой с одним из соседей по поводу приобретения земельного надела для расширения садов. Шеврезу пришлось ехать немедленно.

Разочарованная, Мария некоторое время раздумывала, ехать ли вслед за ним, несмотря на то что ей страстно хотелось вновь оказаться в Дампьере, к которому она с каждым разом привязывалась все сильнее. К тому же ей хотелось обнять детей. Она любила их, хоть и не особенно старалась им это показывать. Но, сознавая, какую опасность для них представляла сплетаемая ею паутина интриг, она решила в конце концов оградить их от этого и остаться в Париже. Клода это также вполне устраивало. Удалив его из Фонтенбло, король, без сомнения, хотел удалить Шевреза от нее и, возможно, уберечь от тревог человека, которого он очень любил.