Антология русского советского рассказа (60-е годы) - Берр

не заметил. Близко к нему подошел. Он только тогда сполохнулся. Крыльями похлопал, но не полетел. Подымать я его не стал…

В общем, лебедей я с тех пор стрелять зарекся. И никому не могу простить выстрела по лебедю. Жениться мне так больше и не пришлось…

Пока самый старший рассказывал это, лысоватый мужчина съел без малого половину лебединой туши.

Юный охотник в начале рассказа мяса не брал, а только нервно проглатывал скользкий лапшовник. Но потом он отломил небольшую дольку от лебединого бока… И уже удержаться не мог.

Девушка как-то само собой, незаметно, тоже взяла мясца.

— Есть один такой детский стишок, — сказал бородатый юноша, — не помню, кто его сочинил, какой-то известный поэт… Там про рыб говорится — как жалко рыб, что они не плавают в речке, а мертвые в магазине лежат… «Конечно, это грустно. Но до чего же вкусно!» — такая строчка есть в стишке. Очень хороший стишок! — Борода у юноши вся была в лебедином жиру. Улыбался он молодо и блаженно.

Солнце за лето устало висеть и светить и начало опускаться на ночь в озерную воду.

Озера сделались тусклы без солнца и без лебяжьего белого цвета. Скоро Север покрыло снегом, и вся птичья жизнь потерялась в сплошной белесой зиме.

1965

Что-то будет

Виктор Лихоносов

Весь день обмазывали стены внутри нового дома, возили, месили и подтаскивали на носилках глину. Из недостроенных комнат с пустыми прорезями окон слышались шлепки и женские голоса. Молодая семья доканчивала постройку нового дома, пригласила в помощники соседей.

Не заметили, как солнце понизилось и засветило через широкую лощину с пологой горы. Уже к шести часам хозяйка Валя бросила работу, растопила во дворе времянку, села чистить на ужин картошку.

В восемь кончили обмазку и остальные. Мужчины задымили, а женщины пошли умываться.

— Можно считать, кончили, — сказала слегка раскосая Зина, подруга хозяйки. — Валь, а ну слей на меня из ведерка. — Она смело стянула с себя старую мужскую рубашку.

— Ты хоть за сарай зайди, — постыдила ее Валя, — кругом мужики.

— То ли они смотрят. Они вон курят себе.

Ну все-таки. Ты теперь не очень.

— Боюсь я кого! — сказала Зина и отошла за сарай в огород. — Я сама себе хозяйка.

— Ты, я вижу, веселая сегодня.

— А что мне — плакать? Помаленьку лей.

Она умылась. Валя ей вынесла чистое, спросила:

— Сегодня будет картина?

— Ездил, говорят, механик. Как будто привез.

— Комедию бы он привез, а то крутят одно и то же. Механик у нас какой-то.

Вскоре подоспел ужин. Зина села с краю, и Валин муж, здоровый и заросший, тотчас подвинулся к ней.

— Я уж поближе к молоденьким.

— Она у нас молодец, — похвалил кто-то. — По нынешним временам таких мало.

— Ты что ж нам ложки не подала? — вскрикнул на Валю муж.

— Ой, я замоталась и забыла.

— Да по стаканчику бы поднесла.

— Завтра, — пообещала Валя. — Потерпите. Завтра уж кончим — тогда все вам будет.

Ужинали медленно, обсуждая работу, шутили. Час спустя, когда соседки, жалуясь на брошенное дома хозяйство, засуетились вставать, Зину окрикнул с улицы детский голосок. Она вышла и с кем-то пошепталась. Потом вдруг громко, раздраженно ответила:

— Нету, скажи, ее! Ушла куда-то!

— Кто там? — спросила Валя.

Зина недовольно махнула рукой.

— Да! Делать нечего.

Стемнело, по улице уже не носились дети и невдалеке покрикивала на корову женщина. Начиналась осенняя кубанская ночь. Малое время спустя парнишка прискакал второй раз:

— Зин! Иди, что ли, тебя там ждут. Что я, нанялся бегать за тобой?

— Нету ее, скажи! — прогнала Зина парнишку, — Нету, и не приставай.

— Что, уже поругались? — тихо спросила Валя.

— Тебе обязательно знать?

Зина нервно дернулась с лавки и пропала в огороде.

— Пора и нам, — грузно отлегая от стола, сказала соседка. — Спасибо.

— Вам спасибо. За помощь.

— Ой, и мне надо, однако… — сказала другая. — Я как побросала, так, видно, и лежит. Известное дело, без бабы.

— Ну, пошли, живы будем — завтра докончим.

Валя проводила их, вернулась и вспомнила о подруге. Зина была в конце огорода.

— А я ее ищу! — весело воскликнула Валя. — Ты что это? — Ей почудилось, что подруга чуть ли не плачет. — Что с тобой?

Зина согнула голову и молчала.

— Ну, скажи, от кого ты таишься-то?

— Это я так…

— Тю-ю, дурочка. Сама не знаешь, чего тебе хочется.

— Пошли, — сказала Зина, вытирая глаза. — Уже все. Проводи меня.

Валя вывела ее за ограду.

— Посидела бы еще.

— Завтра мазать, устала.

— Ну, смотри. А то ночуй у нас.

— Ладно, пойду.

Над хутором близко сверкали звезды. Если б кто знал, как неохота возвращаться к себе. Отомкнешь — и никто тебе не откликнется, только щелкают часы на столе. С каких-то пор невзлюбила она вечера и ночи, не знала, кого пригласить из подруг, чтоб время бежало быстрее. А последние две недели куда ни пойдешь, всякий тебя допрашивает: «Ты чего одна? Поругались?»

Правая сторона улицы была выше, уютные окна желтели над головой. За первым рядом домов чернел в отдаленности деревянный клуб, из отворенной двери доносился стрекот аппарата. Запоздавшая парочка спешила на сеанс. У Зины забилось сердце. Еще немного ей лет, но с каждой осенью все ближе ее судьба, ее черта, за которой все в жизни сложнее, и когда она встречает кого-то вдвоем, горше думается о себе, о том, что пора и ей о ком-то заботиться, вскакивать и собирать на работу.

У самого края, где за кустами понижается дорожка в поле, стояла ее белая хата. У двери кто-то сидел и курил. Зина догадалась.

— Кого это ты караулишь? — строго сказала она.

Парень с грубым скуластым лицом, в солдатских брюках и расстегнутой рубашке привстал и пьяно загородил ей вход.

— Чего это ты? — вспылила Зина. — Вот еще новости!

Он небрежно повалился к ней, протягивая руки.

— Не лезь. Даже и не думай.

— А что я?

— То ты не знаешь. Прикидываешься дурачком. Ты прикидывайся знаешь перед кем?

— Перед кем?

— У-у, еще и смеешься. Так бы и заехала.

— Заедь.

— Ладно уж. Нарвешься — пусть другая заедет.

Он бесцеремонно зажал ее руками.

Вырываясь, ударяя его кулаком в грудь, Зина крикнула:

— Пусти! Тебе только это и нужно. Пусти, закричу.

— Кричи. Себя же опозоришь. Ну, кричи!

— Бе-ессовестный, — только и сказала она, и он отпустил ее.

Она прошла в комнату и засветила лампу. Парень обнял ее сзади.

— Колька! Даже и не думай, — сказала она твердо. — Даже и не пытайся. Я тебе все уже сказала, и торчать здесь