Семь цветов радуги - Владимир Немцов

Сергей хмурился, сдвигал свои колючие брови и не хотел идти домой. Разве до сна ему!

В правой стороне витрины он тщетно пытался прочесть заголовок книги. Книга лежала в тени, только первые буквы названия четко выделялись на светлом переплете:

«Поис… — читал Сергей, и ему определенно казалось, что дальше должны быть две буквы «ки». — Обязательно в этой книге говорится о поисках. Чего? Подземных рек или каких-нибудь минералов?»

«Нечего разгадывать ребусы, — подумал он. — Скоро луна осветит весь переплет. Нужно только подождать каких-нибудь полчаса».

И Сережка ждал, потому что в эту ночь все равно не уснешь!

Тень медленно уплывала в сторону, словно с витрины незаметно стаскивали черное сукно. Появилась новая буква — «к».

Вот если бы так же легко разгадывалась «тайна» записки!

Может быть, только в этот момент невероятным показалось Сергею новое обстоятельство. Зачем нужно было запечатывать в бутылку одну часть разорванной записки? Он вынул из кармана этот загадочный клочок бумаги и снова — в который раз! — пытался проникнуть в тайну цифр и латинских букв.

Где-то совсем рядом послышалось жалобное мяукание. Сергей тревожно огляделся. Вероятно, кто другой и не обратил бы внимания на такой пустяк. Подумаешь, кошка! Но нет, у пастушка совсем иные принципы. Кошка — животное, к тому же млекопитающее, как говорится в книгах. Животное полезное, состоит на постоянной службе у человека, и если оно жалуется, то, видно, у него есть к тому серьезные причины.

Из-за угла дома, где помещался книжный магазин, показалась Сима Вороненкова. Как маленького ребенка, прижав к груди, она несла мяукающую кошку.

Сергей заметил, что ее задние лапы тщательно забинтованы.

Девушка подняла свой острый носик, высморкалась в маленький платочек, и тут пастушок заметил, что Сима плакала. Он сразу понял, зная ее характер, что ревела она из-за кошки. Ничего не поделаешь, слезливое существо эта Вороненкова.

— Кто это ее? — спросил Сергей, дотронувшись до бинта.

— Макаркина, — поднеся платочек к глазам, всхлипнула Сима. — Со злости как дверью хлопнет… Одну ногу совсем переломила.

Она стояла возле Сергея притихшая, маленькая и черненькая в своем темном простом платье.

У Сергея защемило сердце. Он не мог спокойно смотреть, как плачут девчонки.

Подошли Стеша и Фрося. Услышав, о чем идет речь, Антошечкина не удержалась и, придержав пышные кружева на груди, нагнулась и в сердцах плюнула:

— Простите, девчата, может, и не к лицу мне плеваться, но досада берет на эту чортову Макариху. Кошка ей на дороге стала! Думается мне, что эту Макариху в город надо отправить, пусть из нее все злые микробы повытаскают. Навязалась на нашу шею, злыдень ненавистная!

— На собрании о ней надо вопрос поставить, — сказала Фрося, поглаживая притихшую жертву Макаркиной.

— Из-за кошки? — с сомнением спросил пастушок.

— А как же? — по привычке накинулась на него Фрося, словно Сережка был виноват, а не Макариха. — Она не только кошку, она свою скотину лупит почем зря. Глядеть совестно.

— Да не об том речь, — прервала се Стеша и беспокойно заморгала ресничками. — Не это самое главное, — кошка там или скотина. Обида за другое берет… Мы… вот все вместе живем хорошо, дружно, будто одна настоящая семья, и зачем нам… Скажите, зачем нам нужны такие люди, от которых злость разгорается в сердце: лентяи, мелкие скопидомы, торгаши. В жизни у них только свой дом и рынок. — Стеша умолкла, прижала кулачки к подбородку и снова заговорила: — Час тому назад на спектакле я читала такие стихи, такие стихи… ну, аж сердце замирало. Мне казалось, что и люди, все те, кто меня слышал, от этих стихов становились и добрее и лучше. Потому что сила в них особенная… Мы сейчас шли с Фросей, говорили об этих стихах и думали сделать тоже что-то особенное. Нам и луна казалась совсем другой, будто это свет дневной над полями, о чем Ольгушка мечтает. — Мы говорили о том, как сделать нашу жизнь получше, — словно повторяя стихи, закрыв глаза, шептала Стеша. — И казалось нам, что нет на земле лучше места, чем вот эта наша Комсомольская улица.

— И вдруг кошка дорогу перебежала, — сказал Сергей и со смешком отвернулся к витрине.

— Вот именно, перебежала, — Стеша открыла глаза и погладила кошку, которая снова начала тихо мяукать. — Она вроде как напомнила, что живут еще на этой улице ленивые, вредные люди, которые перебегают нам дорогу. И сразу увидела я, что и улица не мощена, вспомнила, как осенью мы ходим здесь в резиновых сапогах, а не в туфлях. И увидела я избы старые, оставшиеся от дедушек, оглядела себя и тоже разозлилась. Ходит глупая девка, метет шлейфом улицу и корчит из себя неизвестно кого. — Антошечкина обиженно замолкла.

— А как хочется, чтобы все люди были хорошими, — с детской наивностью сказала Сима, прижимая к себе кошку. Девушка приподняла косынку на своей стриженой головке и, помолчав, продолжала: — Мне стыдно говорить, теперь у Анны Егоровны и вместе с вами я стала совсем другая, но вот раньше, когда я встречала чужого, не нашего человека, черствого и грубого, то мне становилось так больно за всех, что я потом плакала. Может, болезнь была в этом виновата или просто так… — Сима вздохнула и опустила голову.

— А все-таки Макариху надо на общем собрании проработать! — заключила Фрося. — И Лукьяничева тоже.

— За что? — спросил Сергей.

— Найдется за что. Правда, Макариха не дура. Она артельный устав в точности выучила. Знает, за что могут исключить. Вот и ходит, как по узенькой тропке. И дела не делает, и от дела не бегает. А вообще этих умников надо на место поставить, чтоб не застили!

— Как? — не поняла Сима.

— Я говорю, чтоб не застили, свет не загораживали на нашей дороге.

— Хорошо, Фросенька, подружка ты моя милая. — Стеша обняла се и крепко прижала к себе. — Хорошо ты сказала. Иной раз поглядишь на таких, как Макариха, на хитрость ихнюю, на лень, и впрямь покажется, что до коммунизма, ой, как далека дорога, потому не веришь, что такие люди могут жить в то будущее время… — Стеша широко раскрыла глаза, словно всматриваясь вдаль. — А все-таки до этих дней… рукой подать!.. Вот мы недавно на политкружке об этом говорили, — снова оживилась она. — Вместе с Ольгой вспомнили лектора, который рассказывал нам о книге Ленина «Государство и революция». В ней написано, что такое коммунизм. Представьте себе, девчата, что скоро настанет такое золотое время, когда каждый человек все будет получать по своим потребностям.

— Стешенька, — повернулась к ней Сима. — Я не была на кружке, но, как счетовод, который знает все наши колхозные доходы, могу сказать, что при хороших урожаях года через два этот принцип коммунизма можно вполне осуществить.