Повести - Юрий Алексеевич Ковалёв

Я? — с неподдельным удивлением спросила та. — Но чем же я могу быть полезной милиции?

— Я тебе сколько раз говорила, — накинулась на нее мать, — чтобы прекратила эти свои знакомства! Виданное ли дело, чтобы...

Райко жестом остановила ее.

— Не нужно, пожалуйста, прошу вас! Это ваша машинка? — спросила, показывая на «Москву». — Ваша, Вера Васильевна?

— Вы знаете меня? — упавшим голосом спросила девушка, удивленно глядя то на Райко, то на мать. — Откуда? Зачем я вам?

— Все объясним потом, пожалуйста, отвечайте на вопросы. Машинка ваша?

— Моя...

— Когда и где вы ее купили?

— На ярмарке, в комиссионке. Уже больше месяца назад...

— А вот это не вы печатали, случайно? — протянула Райко «предписание».

Вера осторожно взяла из ее рук бумажку.

— Это? Это... Я... А как она к вам попала? Что в этом особенного? Это же просто шутка!

— Мы договорились, что пока буду задавать вопросы я, — спокойно ответила Райко. — Вы сами решили напечатать этот текст, или кто-то попросил вас?

— Кто попросил? — вмешалась подошедшая мать. — Толька, наверно? Эти шуточки на него, ох, как похожи!

— Какой Толька? — быстро спросила Райко.

— Какой-какой! — сердито повторила мать. — Известно, какой! Один к ней ходит! Нашла себе кавалера! Сколько раз говорилось ей, чтоб отвадила его от дома! Нет, свет клином сошелся! Известно, какой Толька! Красильников!

— Действительно, вас попросил Красильников?

Райко по-настоящему было жаль девушку, побледневшую, с трудом отвечающую на вопросы.

— Он... «Покажи, — говорит, — как ты умеешь печатать...» И сам продиктовал текст... Эти бумажки так и остались на столе...

— Как видите, не остались, — вздохнула Райко. — Сколько же таких «предписаний» вы напечатали?

— Одну закладку. Три экземпляра. Больше «Москва» не берет. А он что-нибудь сделал... с этими... бумажками...

— Если бы не сделал, не пришли бы к нам! — ответила за Райко мать. — И чего путного ожидать от парня, если он еще паспорта не получал, а уже три года в детской колонии отбухал! Вот теперь, похоже, во взрослую колонию угодит! Надо же, — отчаянно жестикулируя, с возмущением говорила мать, — вышел из колонии, за год несколько работ сменил! Мы, пожилые люди, как пришли в молодости на свой завод или фабрику, так до пенсии и работаем! А он?

— Мама! Ну, не надо... — тихонько, со слезами в голосе, попросила дочь.

— Нет, надо! — сердито отрезала мать. — Надо! Ты меня не хотела слушать, так, может, теперь послушаешь, что тебе умные люди будут говорить! Где он только не работал за этот год! И на заводе, и в вагонном депо, и проводником ездил — нигде ему, видите ли, угодить не могут! Какой фон-барон нашелся! А на что живет? Откуда берет деньги на подарки?

— Какие подарки?

Только сейчас Райко поняла, откуда у Красильникова форменная одежда...

— Тысячи нужно зарабатывать, чтоб такие подарки носить!

Мать метнулась в другую комнату и тут же вернулась обратно с отрезом парчи в руках...

И в служебной комнате ресторана, и в машине, когда его везли, Красильников ругался, требовал, чтоб его отпустили, грозился свести счеты...

— Это все потом, — спокойно отвечал сидящий рядом Мелкумов, — а пока поедем, куда машина везет.

— А куда она везет? — спохватился Красильников. — Райотдел от ресторана — рукой достать! А вы меня куда везете?

— Пока в городское Управление милиции, потом, скорее всего, дальше...

— Высаживайте меня! — снова заорал Красильников. — Везите в райотдел, куда тех фраеров повезли! Заработал десять суток — пусть суд дает! Отсижу, не поморщусь!

— Тут не сутками, годами пахнет, — отозвался Мелкумов, и Красильников неожиданно присмирел, откинувшись к спинке сиденья.

Хаджиханов встречал их у подъезда... Увидев Красильникова, обмякшего, посоловевшего, понял, что сегодня разговор с «рыбаком» не состоится.

— В вытрезвитель его! — приказал он. — В одиночку! И никого к нему не пускать! А те, которых в райотдел отвезли, такие же? — брезгливо отошел он от Красильникова.

— Да ничуть не лучше, товарищ полковник! — ответил Мелкумов.

— А я хотел проехать туда сам, сортировочку сделать, — с сожалением сказал Хаджиханов, — думается, что не все там «суточники», кое-что и посерьезнее найдется... Ладно! Оставим разговор до утра... Будем ждать, что Райко с Ходжаевым привезут от машинистки...

С каждым днем настроение у майора Харченко падало...

Первый удар ему нанес тот молчун-таксист из одиннадцатого таксопарка: едва избавился от гриппа, так обстоятельно доказал свое алиби, что буквально у всех в Управлении сложилось единое мнение: шофер такси никакого отношения к разбойному нападению на Угловой не имеет.

А во-вторых, молодой человек «приятной наружности», предлагавший драгоценности в «Салоне красоты», упорно там не появлялся. Харченко понимал, что только задержав торговца драгоценностями, сможет поднять свой пошатнувшийся авторитет в расследовании такого громкого, небывалого дела. А тот упорно не шел в «Салон», будто почувствовал... «Или из девчат-красоточек кто-то проболтался?» — негодовал Харченко, призывая все беды и несчастья на голову молодого человека и болтливых девчонок.

В прескверном состоянии духа майор с утра направлялся в «Салон», чтобы как следует поговорить с девчонками и заодно побриться. Дома он бриться специально не стал, чтобы продлить свое пребывание в салоне. Обычно и в мужском зале всегда собиралась очередь, а сегодня призывно пустовало одно ультрамодерновое кресло.

— Побрить? Подстричь? А, товарищ майор? — склонился перед ним старик-парикмахер. Харченко был и сегодня в гражданской одежде, но его здесь знали.

— Только побрить... Каждый день, что ли, стричься? — неприветливо ответил майор. Но пустующее кресло все же показалось ему добрым предзнаменованием.

Парикмахер, старательно взбив пену, стал намыливать чуть тронутые рыжеватой растительностью щеки Харченко. И в это время в зал быстро вошла маникюрша, та, что сообщила ему о молодом человеке с драгоценностями.

— Потом добреюсь! — бросил Харченко застывшему от удивления мастеру и, на ходу вытирая щеки салфеткой, бросился в дамское отделение.

Там, в небольшой комнатке для ожидания, с видом человека, измученного затянувшимся туалетом жены, сидел тот, чьего появления с таким нетерпением ожидал майор. В ногах у него стоял небольшой чемоданчик.

— Рады вашему появлению! — не скрывая радости, заговорил Харченко, перекрыв тому дорогу к двери.

— Простите... — склонил голову к плечу молодой человек. — Не имею чести...

— Будете, будете иметь! —