По ту сторону снов - Гамильтон Питер Ф.

Затем два отряда Меорского полка ворвались на Ноул-стрит.

– Ложись! – взревели офицеры, подкрепляя приказ телепатическими окриками.

Солдаты вскинули карабины. Все люди попадали на землю, родители схватили детей и прижали к булыжной мостовой; даже шерифы пригнулись. Единственным, кто двигался, был паданец. Он бежал с нечеловеческой скоростью, глядя прямо перед собой, словно не замечал, что происходит вокруг. Он наступал на лежащих людей, не обращая на них внимания.

Карабины выстрелили с чудовищным грохотом.

Филиус никогда не любил посещать Исследовательский институт паданцев. Еще в детстве паданцы вызывали у него инстинктивный дискомфорт, но его отец настаивал: он как будущий Капитан должен регулярно бывать в институте. Со временем нелюбовь Филиуса к этому заведению не стала меньше.

Черный экипаж, в котором он ехал с Тревином и Аотори, был больше обычного кэба, но не имел геральдических гербов. В конюшнях дворца стояли несколько таких, чтобы члены семьи Капитана могли путешествовать инкогнито. Два простых экипажа с дворцовой гвардией в штатском следовали за каретой Капитана.

Восточный Фолвич слыл богатым районом, где большую часть промышленности составляло производство одежды, поэтому, несмотря на большое количество предприятий, они не дымили и не спускали в каналы химические отходы производства, как многие фабрики в Варлане. Тихие зеленые улочки были застроены симпатичными домами, а вокруг двух парков разместились массивные особняки. Большинство фабрик стояли по обе стороны канала Долан-Дроп, проложенного специально, чтобы отвести половину вод реки Эринваш в двухкилометровый полукруг. Вода струилась по выложенному кирпичом каналу сильным потоком, приводя в действие десятки водяных колес. Здесь стоял неумолчный грохот больших станков, сотрясавших воздух по шестнадцать часов в день.

Для стороннего наблюдателя институт походил на отдельную маленькую фабрику, расположенную между редко используемым железнодорожным сортировочным двором и краем фабричной зоны на Долан-Дроп. Институт окружала удивительно высокая стена, которая поддерживалась в хорошем состоянии. Никакая вывеска не сообщала об особенности находящегося внутри заведения. Единственный способ попасть туда – пройти через тяжелые деревянные двери в короткий туннель, в дальнем конце которого имелись точно такие же двери. Двери были связаны механически таким образом, что открыть их одновременно не представлялось возможным.

Внутренние двери распахнулись, и карета Капитана въехала в совершенно пустой двор. Мрачное предназначение института нашло отражение в простом внешнем виде здания. Это была длинная двухэтажная коробка с узкими окнами, забранными железными решетками, без намека на украшения на фасаде. Филиус полагал, что двор института – единственное место в Варлане, где нет растительности. Даже пробивающуюся между булыжниками травку регулярно выдергивали. Здесь работали исключительно люди, никаких модов. На всем Бьенвенидо лишь сам институт непоколебимо придерживался указаний, изложенных в первоначальных руководствах по паданцам, изданных этой организацией почти три тысячи лет назад. Древние страницы предупреждали: паданцы могут полностью контролировать модов и нейтов, делая бесполезными отдаваемые людьми команды.

Выходя из экипажа, Филиус размышлял над иронией момента. Столь же ревностным приверженцем древних указаний был ничего не знавший о них капитан Слваста. В отставке.

Директор института профессор Гравен почтительно поклонился высоким гостям. Возраст профессора давно превысил сотню лет. Он был до крайности грузным мужчиной. На черной, словно ночь, коже его черепа резко выделялись последние клочки серебристо-седых волос. Пожимая влажную руку профессора, Филиус обратил внимание, как его кожа блестит от обильного пота. Гравен вспотел не от волнения: переместить свою тяжелую тушу даже на несколько шагов стоило профессору огромных усилий.

– Я счастлив видеть вас здесь, сэр, – натужно сипел директор, ведя их внутрь. – Мы обнаружили нечто потрясающее. И тревожное.

– Так и говорилось в вашем письме, – заметил Филиус.

На ходу он поглядывал на белый халат директора. Все в институте носили такую форму. Лабораторный халат директора имел огромные размеры и все равно был мал – казалось, пуговицы вот-вот оторвутся, не выдержав давления. Не в первый раз Капитан усомнился в необходимости существования института. Несмотря на всю свою преданность делу, профессор и его сотрудники слишком сильно уступали ученым времен Капитана Корнелия. В те первые два столетия ученые делали свое дело, хотя аппаратура их корабля отказывала и рассыпалась на глазах. Они упорно исследовали паданцев и так много узнали об их природе и характеристиках. К добытым тогда знаниям за последующие тысячи лет добавилось крайне мало. А в настоящее время институт практически ничем не занимался, кроме подтверждения того, что доставленные сюда трупы людей и животных действительно принадлежат паданцам, и проверки, нет ли отклонений от известных образцов, не появилось ли чего нового. Новаторская наука уступила место детальной каталогизации. Институт пытался обнаружить шаблон действий паданцев, поскольку ученые больше ничего не могли сделать. Последние мысли назначить институт главным в борьбе с паданцами и порождающим их Лесом исчезли более двух тысяч лет назад. Теперь это был просто еще один правительственный департамент, погрязший в стагнации, борющийся за бюджеты и персонал.

Профессор Гравен открыл двери помещения для вскрытия и с трудом протиснулся в дверной проем. Комната была сверху донизу облицована блестящей белой плиткой, за исключением потолка, полностью стеклянного, сквозь который падали косые солнечные лучи. Филиус прищурился от яркого утреннего света.

На широкой, обшитой металлом плите посреди комнаты лежало тело, вскрытое и разрезанное на части, а части лежали так далеко одна от другой, что первоначальные человеческие очертания угадывались с трудом. Перед посетителями был стол мясника. От внимания Капитана не укрылось то, как жадно Аотори подался вперед.

– Меорский полк доставил нам останки два дня назад, – сказал профессор Гравен, тяжело дыша после физических усилий. – Все это время мы изучали тело.

Филиус прекрасно понимал, что стоит за словами профессора. «Институт честно выполняет свою работу».

– Паданец с Ноул-стрит, – кивнул Капитан. – Я видел телепатические картины происшествия, как и большая часть города.

– Первое, что нас заинтересовало, – отсутствующие пальцы, – сказал профессор.

Он надел резиновые перчатки и поднял руку паданца. Указательный и средний пальцы отсутствовали. От них остались лишь короткие участки первых фаланг, все остальное было срезано.

– Сам факт отсутствия пальцев не является чем-то необычным. Яйцо паданца всегда копирует человека, которого оно поглощает, вплоть до родинок, пятен на коже, структуры волос. Если у человека нет двух пальцев, их не будет и у паданца. Яйцо не вырастит им замену.

– Мне это известно, – сказал Филиус, разглядывая руку. Мертвая плоть была ненормально бледной в ярком свете. – Так что же здесь необычного?

– Операция.

– В смысле?

Профессор постучал большим пальцем по обрубку указательного пальца паданца.

– Мы заметили, что срезы поразительно гладкие. Обычно, если человеку не повезло потерять палец – скажем, из-за аварии на производстве или небрежного обращения с топором, – врач срезает разорванную плоть и зашивает рану. Рана заживает, остается рубцовая ткань. У этого человека ничего подобного не было.

– Значит, врожденный дефект, – сказал Аотори. – Он родился без пальцев.

– Нет, сэр. Это не так. В обоих пальцах имеется выходящий из сустава участок проксимальных фаланг, длиной около сантиметра. Я проконсультировался с деканом медицинского факультета университета. Данная картина не соответствует ни одному из известных нам врожденных дефектов.

– Тогда как вы это объясняете? – спросил Филиус.