Первая мировая война. Борьба миров - Владимир Миронов

Были те, кто заявлял, что, пока война, они будут поддерживать Временное правительство. Делегат Новицкий заявил: «Почти миллионная армия велела мне передать, что она верит Временному правительству без каких-либо оговорок, ибо это Временное правительство создалось самой этой революцией, нам дала этих людей революция; это — лучшие сыны родины». Напротив, другие называли Временное правительство «ширмой» и требовали установить строгий контроль за всеми его действиями. Если Гучков и Шульгин, говорили они, поехали в начале переворота для переговоров с Романовыми, то это не значит еще, что они не поедут к отпрыскам Романовых и вообще к той буржуазии, которая, безусловно, заинтересована в восстановлении «если не абсолютной царской монархии, то, во всяком случае, конституционного строя». И так думали многие. Но у Временного правительства, писал большевик Шляпников, оружия тогда было больше. Соотношение сил не позволяло большевикам ставить вопрос: «не пора ли прибегнуть к его помощи?!»

Борьба за массы обострялась… Революция вскоре перемахнула через буржуазные рамки, и, как тоскливо признавал князь Г. Е. Львов, теперь мы, «как щепки, носимся на ее волнах…». Буржуазия не смогла создать прочную структуру власти в России. В порыве отчаяния один из членов сообщества признавался: «Все соединяются в союзы, сплачиваются, за исключением представителей промышленности и торговли, которые до сих пор представляют собой рассыпанную храмину, как выразился 200 лет назад Петр Великий».

Вот эта «рассыпанная храмина» почти сразу же и распалась — уже при первых признаках надвигающейся большевистской революции.

Единства не получилось

Сам факт кратковременности пребывания буржуазии у власти, на наш взгляд, уже стал свидетельством ее нежизнеспособности. Победив в феврале, буржуазия показала еще и неспособность достичь согласия с другими участниками политического процесса и, главное, не смогла установить порядок в раздираемой анархией стране. Умение говорить речи, определенный позитивный опыт в организации промышленности и торговли, ввод в правительство новых и свежих людей, как оказалось, еще не являются гарантией успеха в государственной деятельности.

Бывший председатель Исполкома Всероссийского совета крестьянских депутатов, затем министр внутренних дел Временного правительства Н. Д. Авксентьев оставил воспоминания. После Октября 1917 г. он активно боролся против большевиков, вынужден бежать в эмиграцию, где и пробыл до конца дней, активно сотрудничая с журналом «Современные записки», издававшимся в Париже. Большевики, писал он, победили потому, что массы поверили их обещаниям.

Авксентьев вынужден с сожалением констатировать: «Единое представительное учреждение и для демократии и для буржуазии было создано, а единства не получилось, те противоречия, которые существовали раньше, увы, не сгладились».

Левые и правые и после ухода большевиков не смогли договориться ни по одному серьезному вопросу. Демагоги и болтуны продолжали вести споры, дискуссии, бесконечные прения вокруг тех или иных формулировок и параграфов даже 24 октября 1917 г. Авксентьев вынужден сделать знаменательное признание: «Именно демократия» в исторический час оказалась явно не на высоте. А уже близился день новой революции — 25 октября 1917 г.

Главное — нет опоры в народе

Выяснилось, что господа либералы не в состоянии управлять таким сложным и большим государством, как Россия. Главная их проблема заключалась в том, что у буржуазии не было серьезной и прочной опоры в народе. Господствующие классы в России всегда в процентном отношении были незначительной силой (в петровскую эпоху — 6—7%, во времена реформы 1861 г. — 12%, в начале XX в. — немногим больше). «Третье сословие» не представляло собой господствующей политической силы, каковой оно уже давно случалось в Европе.

П. П. Рябушинский отмечал (1920 г.): «Многие из нас давно предчувствовали катастрофу, которая теперь потрясает всю Европу, мы понимали роковую неизбежность внутреннего потрясения в России, но мы ошиблись в оценке размаха событий и их глубины, и вместе с нами ошибся весь мир. Русская буржуазия, численно слабая, не в состоянии была выступить в ответственный момент той регулирующей силой, которая помешала бы событиям идти по неверному пути. Вся обстановка прошлого не способствовала нашему объединению, и в наступившей роковой момент стихийная волна жизни перекатилась через всех нас, смяла, размела и разбила».

Интеллигенция же насчитывала 800 тыс. человек, что вместе с семьями составляло 2% населения России, на другом полюсе — абсолютное большинство народа, в основе бедного и нищего, и прежде всего русское крестьянство — «основной источник изъятия прибавочного продукта», подвергавшееся самой жестокой эксплуатации.

Февральский переворот и не мог иметь успешного продолжения. Это понял депутат Думы кадет В. А. Маклаков, хотя и по прошествии времени (1869—1957). Он встретил Октябрьскую революцию в Париже, куда его направило послом Временное правительство. В воспоминаниях он заметит, что Февральская либеральная революция «была обречена на гибель при самом своем появлении». Почему же? Потому, что правительство не смогло сдержать напор волн, ввести революционный поток в спокойное русло. А только так закрепляются революционные достижения. Когда разрушены сами устои государственного строя, остановить смуту можно только деспотическими, а отнюдь не либеральными мерами. Поэтому победоносные революции всегда враждебны как свободам, так и праву. «Революции ведут к диктатурам». Служить либеральным идеям, уверял Маклаков, в годы революции — это «значит начинать игру, где не может быть выигрыша». Либералам тут нечего делать. Как выразился Г. В. Плеханов в отношении возможностей русской буржуазии, «наш капитализм отцветает, не успевши окончательно расцвесть». Капитализм в России в конце XIX — начала XX века был, прямо скажем, не очень-то популярен в массах.

Откровенно высказался и В. В. Шульгин… И хотя не со всеми положениями его филиппики мы согласны, приведем ее полностью, включая и спорные места: «До Февральского переворота большевистские атаманы, прославившиеся позже на весь мир, были отделены от России двумя фронтами, через которые и птица перелететь не могла. И все эти Ленины, Троцкие, Зиновьевы и Бухарины так и кончили бы дни свои где-нибудь на мансарде в Цюрихе или Берне, если бы в России очень почтенные люди и очень влиятельные группы не делали все, что могли, чтобы стало возможным и даже неизбежным пришествие нечистого — нечистого плотью, нечистого помыслами, нечистого духом. Большевистские соблазны, все эти: земля — народу, власть — пролетариату, царство Советов, — об этом никто не только говорить не смел, но и думать не мог… Ни один честный человек не может не признать, что власть большевизма без предшествовавшей ей революции была бы невозможна. Февральский переворот был необходимым условием большевистского властвования, но также достаточным условием развала государства и порабощения страны и народа».

Ставить большевизм в ряд со смутой старомосковского образца, разинщиной, панским бунтом или чужеземным господством не только смешно, но и подло. Конечно, это историческая глупость и политическая фальсификация. Но в этом потоке эмоций есть и крупицы правды. Революции — и Февральская и Октябрьская (а не только Февральская) — были национальными и интернациональными. Они — результат действий и усилий русских, «коренных русских людей, а отнюдь не евреев, не инородцев вообще». Да и вообще — не тех, кто сидел в Цюрихе, Берне или Лондоне (по крайней мере в первую очередь не их!).

Простому народу, крестьянам, пролетариям, солдатам, матросам, смертельно все надоело. Россия нуждалась в «твердой руке». Это становилось очевидно. Из 220 политических партий и групп, существовавших в России в марте—октябре 1917 г., должна была победить самая решительная, твердая, сильная… Помня русскую историю, где военные всегда играли заметную роль в определении судеб престола, логично было предположить, что и в этом случае военные не останутся в стороне.

Программа генерала Корнилова

Попытку переворота предпринял и генерал Л. Корнилов. Он намеревался покончить с двоевластием. В перевороте были заинтересованы монархисты, капиталисты, военные. Есть документ, проект программы, на основе которой Корнилов хотел объединить антибольшевистские силы. В документе говорилось, что ближайшими его задачами являются «сокрушение большевизма» и создание в России «образа правления», обеспечивающего в стране порядок и соблюдение гражданских прав. Среди 14 пунктов и пункты, популярные у офицерства и промышленников: восстановление дисциплины в армии, восстановление права собственности, свободы слова и печати, уничтожение классовых привилегий, отмена национализации частных предприятий, созыв Учредительного собрания, единство России, сохранение смертной казни за тягчайшие государственные преступления, ну и исполнение союзных обязательств международных договоров (война до победного конца).