Легкое поведение - Линда Джейвин

Моррисон кивнул:

— Мир удовольствий и развлечений.

— И в более широком смысле, как трактуется в буддизме, — земное существование горя и страданий, от которых мы пытаемся освободиться. Буддисты говорят, что все страдания происходят от желаний. Не просто желаний плотских, но также желаний владеть, править, собирать, завоевывать, господствовать, делать по-своему.

— Я это слышал. И с рациональной точки зрения мне это представляется логичным. Но, честно говоря, я не уверен, что знаю, какой могла бы быть жизнь без желаний.

— Я тоже, — ответила она с тоской, которая никак не вязалась с ее оптимистической натурой. — Иногда я жалею об этом.

Моррисон с любопытством посмотрел на нее. Ему показалось, будто на мгновение приоткрылось зашторенное окно и тут же снова захлопнулось. Вспоминая, как она смотрела сегодня на Игана и их прежний разговор на «Хаймуне», он подумал, что догадывается о причине ее грусти.

На следующий день Моррисон собрал вещи, расплатился за номер и на поезде отправился в Иокогаму, где в отеле «Гранд», в подавленном настроении, его ждала Мэй. Они оба знали, что это расставание будет окончательным. Он не собирался задерживаться у нее дольше, чем на одну ночь. Не было смысла.

Они занимались любовью долго и нежно, после чего она удивила его, вдруг расхохотавшись.

— Я так счастлива, — сказала она.

— Что мы расстаемся?

— Нет, милый. Конечно нет. Просто счастлива, ну ты же меня знаешь.

— Не уверен. После всего, что было…

— Мы расстаемся, и это очень грустно. Я так любила тебя, больше, чем ты думаешь, и, наверное, больше, чем я сама от себя ожидала. Но жизнь — забавная штука. Она дарит нам эти красивые, сумасшедшие мгновения, она дала тебе меня, а мне тебя, а потом все это отобрала, и мы снова несемся в загадочную неизвестность. И в этом тоже есть своя прелесть.

— Я буду скучать по тебе, Мэйзи.

— Ты забудешь меня. Так уж устроены мужские сердца.

Он хотел было возразить, но она заставила его замолчать, прижав палец к его губам.

— Я читала про японскую поэтессу, которая жила около тысячи лет назад. Она была придворной фрейлиной и самой красивой женщиной Японии. Волосы у нее были такие длинные, что касались пола, а брови казались полумесяцами на чистом небе. Мужчины сходили от нее с ума. Обычно она спала одна в комнате, где шторы были расшиты кристаллами, а мебель отделана черепаховым панцирем. Она написала в поэме, что огонь мужской любви, как бы ярко он ни горел, в конце концов затухает и остается золой.

Пауза, дыхание.

— А женская? — спросил Моррисон.

— Мы храним все здесь. — Она постучала себя в грудь.

— А что случилось в конце? Она нашла любовь?

— Она состарилась. Ее изгнали из двора, и она умерла сумасшедшей нищенкой, преследуемой призраками мужчин, которые когда-то умирали, добиваясь ее любви. Она была наказана за свою свободу и красоту. Так всегда бывает с женщинами. С этим не поспоришь.

На следующее утро Моррисон вышел из отеля как в дурмане. Пройдя несколько шагов, он обернулся, и там была она — высунувшись из окна своей комнаты, она махала ему рукой на прощание. Такой он сохранил ее в памяти.

Глава, в которой корреспондент занят корреспонденцией и хотя бы одна история любви имеет счастливый конец

Моррисон отвалил консьержу отеля щедрые чаевые, чтобы тот заказал ему билет на поезд, где был бы и спальный вагон, и ресторан. В поезде на Кобе не оказалось ни того, ни другого.

Вагоны до отказа были забиты резервистами, направлявшимися на фронт. На каждой станции заходили все новые призывники — с серьезными лицами, молодые, гордые и в то же время робкие, с мешками, пахнущими соленьями и сухой рыбой. Матери и жены в темно-синих, «цвета победы», кимоно под звуки военных маршей в исполнении школьного оркестра махали им на прощание флажками, подписанными именами солдат. От каждой станции поезд отходил под крики «Банзай! Банзай!».

По давней привычке Моррисон вел путевые заметки, но писал чисто механически, рукой, а не сердцем, потому что сердцем был далеко.

На одной станции поезд стоял чуть дольше, и ему хватило времени, чтобы отослать телеграмму:

ПРОЩАЙ, ЛЮБИМАЯ. ДА БЛАГОСЛОВИТ ТЕБЯ ГОСПОДЬ И ДАСТ ТЕБЕ МНОГО СЧАСТЬЯ. НЕ ПЕРЕСТАЮ ДУМАТЬ О ТЕБЕ. ЭРНЕСТ.

В Кобе, в отеле «Ориентал», Моррисон встретился с корреспондентом, который был свидетелем как переправы через Ялу, так и битвы за маньчжурский город Чу Льен Ченг.

— Надо видеть японцев в бою, чтобы в это поверить. Они просто дьяволы. Ничто их не остановит, — поделился своими впечатлениями коллега.

Моррисон вышел прогуляться вдоль берега, где рыбаки раскладывали улов на соломенных подстилках, а дети плескались у кромки воды, пока их матери, расположившись тут же, штопали рыбацкие сети. Подгоняемый смутной надеждой, он развернулся и пошел к телеграфу. Он ведь оставил ей свой маршрут. Клерк проверил. Никаких писем и телеграмм для него. Он быстро составил вторую телеграмму:

ТОЛЬКО ЧТО ПРИЕХАЛ. УЕЗЖАЮ ЗАВТРА. ЛЮБОВЬЮ ЭРНЕСТ. ОТЕЛЬ ОРИЕНТАЛ.

Маясь от безделья и тревожных дум, он отправился в старый порт Хього, не обращая внимания на затейливые храмы и прочие древние постройки, встречавшиеся на пути. Не зная ни слова по-японски, он ни с кем и не разговаривал.

Вернувшись в отель, Моррисон спросил у дежурного, нет ли для него корреспонденции. Ничего не было. Чем она так занята, что не может найти время на телеграмму? Впрочем, он мог догадаться.

Японская пресса трубила о падении маньчжурского города Ляояня. Вот уж действительно хорошая новость. Моррисону было интересно, удалось ли Джеймсу стать очевидцем этой битвы.

Спал он плохо.

На следующее утро, ближе к десяти, в отель на его имя пришла телеграмма. Она была отправлена из Иокогамы в девять часов восемь минут утра.

НИКОГДА НЕ ЗАБУДУ ТЕБЯ И ТОСКУЮ РАЗЛУКЕ.

ПРИЯТНОЙ ПОЕЗДКИ ПЕКИН. ОТПРАВЛЯЮСЬ НА МОНГОЛИИ. ЛЮБЛЮ. МЭЙЗИ.

Моррисон тут же отстучал ответ:

ДОРИК ОТХОДИТ ПОЛНОЧЬ, ПРИБЫВАЕТ НАГАСАКИ РАНО УТРОМ ВОСКРЕСЕНЬЕ. ТЕМ ЖЕ ВЕЧЕРОМ ШАНХАЙ ПРИБЫТИЕМ УТРОМ ВТОРНИК. ТВОЮ ТЕЛЕГРАММУ ТОЛЬКО ЧТО ПОЛУЧИЛ БОЛЬШОЙ РАДОСТЬЮ. НАЧАЛ ВОЛНОВАТЬСЯ. ИСКРЕННИЕ ПОЖЕЛАНИЯ СЧАСТЬЯ. ЭРНЕСТ.

На палубе Моррисон обнаружил в своем кармане памфлет, который купил несколько дней назад, когда дожидался Мэй. На корабле он успел познакомиться с японским торговцем, который поставлял брезентовые палатки для армии, и попросил его перевести брошюру. Торговец прочитал текст и нахмурился: