Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы - Л. Пантелеев

«Как же это? – думает. – Что же это такое? Не боится, значит? Знает ведь, что вор я, а не побоялся… Заходи, – пишет».

Потом еще раз перечитал записку. Думает: «А где же ключ? Как это понимать надо: „Где ты вчера выйти хотел?“»

Подумал Коська, подумал, в затылке почесал и догадался: через окно ведь он вчера вылезти хотел. Значит, там и ключ искать надо.

С крыльца сошел и сразу увидел: окошко, где стекла высажены, фанеркой заколочено. Сунул палец между фанерой и переплетом – так и есть: ключик туда засунут.

Посмеялся Коська.

«Эх, – думает, – ну и хитрый ты, дяденька Костя!»

Не сразу Коська в дом вошел. Неудобно было. А потом думает: «Ладно, войду». Замок отпер и вошел.

Всюду походил, все осмотрел. Есть не стал и чай пить не стал, а дрова переколол все, какие были, и двор подмел, и все щепочки до одной в кухню перетаскал. Потом стал ходить и думать: «Что бы еще сделать?» Видит – портрет на подоконнике лежит. Надо повесить. Нашел гвоздик и приколотил портрет над дяди Костиной койкой. Потом воду переменил в баночках, где цветы стояли. Пол в комнате чисто подмел. Потом сел на койку, думает: «Буду ждать дядю Костю». Потом разморило его в теплой комнате, прилег он, голову на подушку уронил и заснул.

И вдруг сквозь сон слышит:

– Костя, обедать пора!

Вскинулся Коська, встрепенулся: что такое? Где он? Кто это его обедать зовет?

Видит – у стола дядя Костя хлопочет. Над столом пар клубится. И в комнате чем-то горячим, съедобным пахнет.

Вскочил Коська.

– Ой, – говорит, – дядя Костя!! Когда вы пришли?

– А я, – говорит, – минут сорок уж как пришел. Выспался?

– Выспался, – говорит Коська. Стыдно ему. Как же это он так заснул, да еще на чужой постели. – Вы, – говорит, – простите, что я на вашу койку лег.

– Не за что прощать, – говорит дядя Костя. – Койка для того и стоит, чтобы на ней спали.

Потом говорит:

– Ну, садись, будем картошку есть. Сходи в сени, руки сполосни.

Пообедали они с дядей Костей. Потом стали стекла вставлять. Коська замазку месил, гвоздиков из проволоки нарубил, как дядя Костя ему показал. Потом чайник воды на таганок поставил, чай пить сели.

Дядя Костя у Коськи спрашивает:

– Ты как, брат, работы не боишься?

– Нет, – говорит Коська, – не боюсь. Какую хошь давайте работу – все сделаю. Дров нарубить, воды натаскать, пожалуйста. Пол даже могу мыть. Рубаху вам, если хотите, и то могу зашить. Только иглу подлиннее дайте.

Смеется дядя Костя.

– Нет, – говорит, – я не об этом. Я не о такой работе говорю. Я думаю, тебя бы на место определить надо.

– На какое место?

– А это мы, погоди, обмозгуем. Тебя бы по правилам в интернат, в школу определить следовало, да, к сожалению, сейчас чересчур переполнено всюду. Больно уж много на белом свете вашего брата, бездомников, развелось. А насчет работы – это мы, брат, непременно обмозгуем. Ты как на это?

– А примут меня?

– Почему же!

– Мне ведь тринадцати еще нет.

– Какую-нибудь работенку найдем. Тебе пролетарская закалка нужна. Говори правду, Коська, хочешь быть пролетарием?

– Хочу, – говорит Коська. – Только… это что значит – пролетарий?

– А это значит человек, который честным трудом на хлеб себе зарабатывает.

– Да, хочу, – сказал Коська. И голову опустил. И вздохнул. Больно уж ему надоело нечестным трудом колотушки на базаре зарабатывать.

И вот устроил дядя Костя Коську на работу. Работа, правда, пустячная – афишки по городу расклеивать, – а все хлеб. Сказали Коське, что будут платить ему восемнадцать рублей и восемьдесят копеек в месяц. Очень был рад Коська, а еще больше рад, что дядя Костя его жить у себя оставил.

– Я, – говорит, – хоть и с бородой, а такой же, как и ты, круглый сирота. Правда, есть у меня один милый человек, так он не здесь, а в Питере находится. Живи, пожалуйста, мне даже очень приятно, не так скучно будет.

– А жены у вас разве нету, дядя Костя? – спросил Коська.

Помолчал дядя Костя, по комнате походил и ответил:

– Это ты еще мал немножко, не поймешь такие вещи. И есть и нету.

Не понял Коська: как это и есть и нету?

А дядя Костя к окну подошел, пальцем по стеклу постучал. Потом говорит:

– Ты, брат, на меня внимания не обращай. Не стесняйся. Живи, пожалуйста, пока живется. Ты мне этим одно удовольствие доставишь.

Коська у него и поселился. Из двух ящиков койку соорудили, в мешок сена наклали – получилась постель. Одеяло ему где-то дядя Костя раздобыл. А подушку Коська из первой получки на базаре купил. За четыре рубля. С наволочкой.

И стал Коська жить припеваючи.

Утром вставали вместе, оба на работу шли. Дядя Костя в каком-то партийном архиве работал. Книги все читал. И писал чего-то.

А Коська по городу бегал, афишки на столбах расклеивал.

К полудню Коська освобождался, бежал домой. Дрова колол, в комнате убирал. Очень старался, чтобы дяде Косте угодить. А тот его ругал.

– Ты, – говорит, – у меня не денщик и не домработница. Мы с тобой друзья и должны все на пару делать.

Обед вместе готовили. После обеда дядя Костя или вслух читал, или Коську заставлял вслух читать. Коське – тому лучше слушать, чем самому читать. Но все-таки, чтобы дядю Костю не обидеть, читал. И приохотился постепенно. Потому что книжки дядя Костя умел забавные доставать. Начнешь читать – интересно, что дальше будет.

Пели вместе под гитару. В садике иногда кое-чем занимались. В кино раза четыре ходили. В шашки Коська научился играть.

Совсем не узнать стало Коську. Приоделся. К сапогам стал привыкать, мылся каждый день, волосы под польку подстриг. Митька Ежик его на улице встретил – не сразу узнал.

– Ты что, – спрашивает, – с фартом? Воруешь?

– Нет, – говорит Коська. – Ошибся маленько. Я теперь не вор, а пролетарий.

Но все-таки дал Ежику двадцать копеек на папироски. Потому что, хоть он, Митька, и вор, а курить ему нечего. А Коське не жалко. Тем более что сам он курить бросил: дядя Костя этого не любит, говорит: буржуазная привычка.

Вот жили они так месяц или полтора. А потом вдруг видит Коська – дядя Костя скучный ходит. Сядут обедать – он не говорит, думает о чем-то. Придет с работы:

– Ну как, новенького ничего?

– Нет, – говорит Коська. – Все по-старому.

Походит дядя Костя по комнате, походит, по стеклу постучит.

– Ну, а твои как дела?

– Дела идут, контора пишет, – говорит Коська.

Смеется Коська, шутит, а самому не смешно.

– Так, так, – говорит дядя Костя. – Это, брат, очень хорошо, что контора пишет. А мне вот она не пишет.

А один раз посмотрел на Коську и говорит:

– Растешь ты, парень. Вот что я думаю: в школу тебе надо определяться.

Испугался Коська:

– В интернат?

– Ну, это не обязательно. Это мы обмозгуем.

Приуныл Коська. Думает: «Надоел я ему, вот он и хочет на учебу меня определить».

А дядя Костя сказал и забыл, о чем сказал. С Коськой он ласковый, шапку ему купил с ушами и с тесемками, а только видит Коська, что он не о нем, а о чем-то другом думает. Ночью дядя Костя спать перестал. Поспит немножко, проснется и опять не спит. В сени часто выходит, воду пьет. Или свет зажжет, лампу газетой прикроет, чтобы Коське спать не мешала, сидит и читает что-то.

И вот – уж зимой дело было – приходит раз Коська с работы и видит: в замочную дужку на входных дверях бумага какая-то всунута. Удивился Коська, посмотрел, а это письмо, конверт. На конверте – марка, печать стоит, адрес и маленькими буковками написано: «Константину Игнатьевичу Ходоровскому». А, это дядю Костю так зовут – Константин Игнатьевич Ходоровский.

Взял Коська письмо, пощупал, понюхал. На свет посмотрел. Но, конечно, читать не стал, спрятал.

Дядя Костя приходит:

– Ну, что новенького?

– Новенького ничего, – говорит Коська, – а придется вам плясать, дядя Костя.

– Это с какой же мне радости плясать?

– Угадайте.

– Не знаю.

– Письмо для вас получено.

– Ну, брат? Врешь! Покажи!..

Смешно даже: как маленький обрадовался дядя Костя. Схватил письмо – и к окну. Конверт растормошил, бумагу вытащил и читает. Читает и смеется. Даже брови у него на лоб полезли.

Коська постоял, посмотрел, вздохнул и в сени вышел. Дверь тихонько притворил, взял нож, лучину стал щипать.

Слышит – дядя Костя зовет его:

– Кось!

– Ну?

– Ты что там делаешь?

– Ничего. Лучину готовлю.

– Успеешь. Иди сюда.

Вошел Коська. Опять ходит дядя Костя по комнате. Но только теперь он веселый ходит. Руки в карманы засунул. Большие шаги делает. Помолодел даже как будто.

– Ну вот, – говорит, – и я дождался. Теперь и мне контора пишет.

Коська постоял, помолчал.

– А что, – спрашивает, – хорошее пишут?