Повести древних лет - Валентин Иванов

— Ничего не бойтесь. Нас послал князь Ставр. Вы уже слышали, что ему служат нурманны. Народу не будет худого. Нурманны не будут грабить. Насилия чинить не будут. Не бойтесь, все идите на вече. А от нас другой речи не ждите. На вече князь сам скажет. С собой оружия не берите.

Люди смолчали, а посланные поплыли обратно. Хотя князь Ставр им и велел сойти на берег и прокричать клич по заволховским улицам, они ослушались князя.

3

Заволховские переправлялись. Сильнее страха было желание знать, что случилось с Новгородом. Народ выходил на торжище, но без жен, без дочерей и подростков, не как ранее сходились на вече. Приходили хозяева, взяв с собой для подмоги на случай чего сыновей, племянников и захребетников.

Старые старики велели молодцам тащить себя на руках, а остальным всей крепкой силой старшего родовича приказывали: нишкнуть и сидеть во дворе, покуда сам не вернется домой.

Собирались, ждали, смотрели. Ворота в Детинец распахнуты, мостовые окроплены свежей кровью, по сторонам лежат поколотые и посеченные городские ротники. Их накрыли врасплох. Почти никого не видно в броне или в кольчуге, все в кафтанах и простых рубахах. На крышах расселись прилетные вороны. Не будь тел и не будь воронов, никто бы не сказал, что в Городе стряслось невиданное и неслыханное. Как всегда, не боясь людей, под самые ноги слетали сизые голуби, светило Солнышко и с Ильменя тянул ветерок.

Наконец било замолчало, и люди будто оглохли от упавшей тишины. Как ночью. Нет, ночами заботливые псы брешут в сторожевой перекличке и зовут ротники. Ныне же с приречных дворов доносился дурной лай и вой лохмачей, встревоженных чужим запахом драккаров. Молча, озираясь и вздыхая, хозяева ждали.

Забряцало железо, затопали тяжелые сапоги, и из Детинца вышли латники. Ставр не пожалел лучших доспехов и оружия из своих клетей, на славу обрядил своих приказчиков, захребетников и нарушивших клятву подговоренных ротников. Княжья дружина вышла крепким строем и расступилась, давая путь Ставру.

В бахтерце с насечкой лучшей работы мастера Изяслава, в поножах, с длинным мечом на золоченой цепи, князь Ставр вышел к новгородцам. По обычаю римских кесарей, он нес в руке шлем с наличьем.

Князь, откинув гордую голову, сверху взглянул на вече. И, махнув страже рукой, чтобы оставалась на месте, без страха вошел в толпу. Люди расступились, но не сошлись, как прежде бывало, никто не наступил на след Ставра.

— Эй, людство! Эй, новгородцы! Эй, хозяева! — чистым, громким голосом, охватывая все торжище, позвал Ставр. — Неустройство ваше видя, печалуясь о ваших бедах, не желая прежнего беспорядка при вашем обилье, решил я! Что решил, о том скажу.

Ставр повернул голову вправо и влево, будто бы мог увидеть все лица, встретить все взгляды, и продолжал:

— Решил — не быть выбранным на крик старшинам. От них нет чести и правды. Решил я сам быть вашим князем. Решил взять на себя Новгород со всеми пригородами, пригородками, землями ближними и дальними. Отныне я ваш князь!

Ставр вновь оглянулся. Ему никто не перечил. Уверенно звучал на торжище голос князя:

— Решил я исправить Новгородскую Правду, в чем она нехороша. В чем хороша — так оставлю. В Городе будет жить верная нурманнская дружина. А вместо прежних ротников я наберу новую дружину. Идите служить, кто хочет. Я пожалую дружинников. Против прежнего жалованья городским ротникам моим дружинникам я даю вдвое. Я буду вас охранять, буду для Новгорода брать новые земли, от того Городу пойдут добро и прибытки. Идите же ко дворам и занимайтесь своим делом. Что мне от вас понадобится, о том повещу. Я ваш князь, самовластный владыка. Ныне живите спокойно. Ступайте!

Отступая перед князем, народ потеснился. Ставр накрылся шлемом и скрестил руки. Медленно, оглядываясь, новгородцы расходились. Ставр заметил, как поднялась чья-то рука с тяжелым ножом, чтобы метнуть в него оружие, но не дрогнул.

С тына Детинца, где густо стояли внимательные нурманны, скользнула меткая стрела. На торжище осталось тело. Двое вернулись и подняли товарища, князь не воспрепятствовал.

Город замер, как боец, ошеломленный железной дубиной-ослопом, как бык, оглушенный обухом по толстому черепу.

Глава третья

1

С рассвета и дотемна княжьи бирючи ходили по новгородским улицам и звали людей в княжью дружину, сулили знатное княжье жалованье и княжью милость, обещали каждому особый княжий подарок за хорошую службу. Бирючи манили охочих людей и объявляли строгий княжий наказ:

— Да никто бы охочим людям не мешал, не отговаривал бы. Ни отец сына, ни дядя племянника, ни дед внука, ни хозяин захребетника и подсуседника. Не препятствовали бы и рабу, и закупу, отрабатывающему свои долги!

Прошел день, другой, третий, и новгородцы начали узнавать о тайных кривых дорожках, которыми пришел к княжению боярин Ставр, старшина Славенского конца. Детинец так легко пал потому, что часть ротников была задарена князем. Кто хотел защитить Город и сцепился с нурманнами, того свои обходом били в спину. Такое же дело случилось и у городских ворот. Вначале мнилось, будто нурманны одни их захватили. Нет, и там постарались княжьи приспешники.

Новгородцы называли и оплакивали старшин Гурю, Симка, Родогоя и Рогню, которых люди Ставра взяли со дворов и, приведя в Детинец, удушили.

Называли старшин Гудима и Гула, бояр Делоту, Синего, Хабара и Нура, бывших с князем заодно. Из них князь составил свою умную думу, они вместо прежних старшин будут править городскими концами. О том уже кличут бирючи. Новые, самозванные старшины набирают дружинки и вооружают своих захребетников в подражание князю Ставру. Разделился Город…

Новгородцы оглядывались и искали, куда же позадевался старшина Гюрята? О нем ничего не слышно, и его городской двор пуст, один забытый пес гложет привязку. Добрые соседи перелезли через крепкую ограду, выручили собаку и заглянули в избы. Там наспех разбросанное добро. Вспомнили: Гюряты не было в Городе в день появления нурманнов.

Пропали старшины Коснята, Кудрой, Бонята, Голдун. Не стало многих знатных мастеров, многих простых людинов. Не стало купцов, которые соперничали со Ставром в делах, — Колта, Пелга, Чагода.

Они бежали. Когда же? Уже на следующий день князь во всех воротах поставил стражу. В Город пускали всех, а из Города выпускали лишь одиночных людей, семьями выезд воспрещался.

Стало быть, многие люди нашли время утечь, как только нурманны взяли Город. В тот день нурманны берегли волховские ворота, а другие, полевые ворота, оставались свободными.

Претерпев первый страх, иной горожанин начинал злобиться на тех, кто сразу догадался сбежать от князя Ставра с его нурманнами. Злобиться, что его не взяли и скорее него догадались искать силу в ногах, коль ее не было в руках для защиты Города.

2

Железокузнец Изяслав, уходя на первую народную встречу с князем Ставром, оставил без языка свою жену Светланку. Женщина завидела нурманнов, заслышала проклятые нурманнские рога, и ей почудились страшные дни детства. Метнулась к калитке — ноги изменили. К возвращению Изяслава Светланка пришла в сознание и еще слабым языком, но внятно просила мужа:

— Уйдем из Города, уйдем…

В белокурых косах Светланки седина не была заметна, и она оставалась такой же белой, как в молодости. У Изяслава борода и голова сделались как серебро с чернью. Он погладил хозяйку по щеке, приголубил, утешил. Какое бы ни пришло к сильному горе, на него опираются слабые. Сильному нести две ноши.

Все домашние Изяслава, кто работал в Заволховье на домницах, прибежали во двор. Справный хозяин распоряжался не мешкая, кому бежать в табун за лошадьми, кому исправлять старые телеги, кому готовить новые. В хозяйстве нашлись запасные колеса, а обтесать оси и наладить кузова для мастеров было пустым делом. Поспешно разбирались с добром, захватывая лучшее.

Не минуло четверти дня, и Изяславовы сдвинулись из гнезда, проехали не общим обозом, а по паре и по трое телег окольными улицами и соединились за Плесковскими воротами. Вскоре Город ушел назад, начался дождь и стеной заслонил беглецов.

Лошадки тянули, влегая в хомуты. Дорога вилась выгонами, полями, кустами. Бездомные шагали рядом, на телегах лежали тяжелые клади, коней берегли. У беглого самое дорогое достояние — конские ноги и холки.

Навстречу обозу с десятком вершников налетел Гюрята:

— Эй! Дай дороги! Стопчу!

— Стой, не спеши. Тебе некуда спешить. Нету больше Новгорода.

Спешившись, ведя коня в поводу, суровый Гюрята зашагал рядом с Изяславом, слушал. Они вместе шлепали по жидкой летней грязи, не слыша и не видя, как скользили лошади, не чувствуя мокрых бород и холода промокших спин.