Птенцы Виндерхейма - Алина Лис

Меня заменили.

Я не уникален. Мы все не уникальны, незаменимых у нас нет – это закон академии. Но как же больно это сознавать!

Я стоял на земле и следил за тем, как в небе парит чужая «валькирия», отрабатывая до боли знакомые маневры в до боли знакомой технике, и понимал: это все. Мои друзья уже нашли мне замену.

А мой удел теперь – бубнежка прописных истин про типы турсов и конструктивные особенности. Мой удел – скучающие гримасы Хельга и скептические взгляды Альдис. Мой удел – нянька при малолетках…

(Под словами: «Мой удел – нянька при малолетках» – схематично нарисованы объятая огнем девочка и проткнутый стрелами мальчик.)

Хельг Гудиссон

– Прозвища? – удивился Катайр.

Раздумывающий об очередной просьбе Бийрана, уже две недели переживающего из-за неудачной попытки стать ближе с Альдис, Хельг ненадолго отвлекся. День шел к завершению, группа 2-13 вернулась с очередной совместной подготовки по турсоведению, и теперь каждый занимался индивидуальными заданиями.

Однако у неугомонного Кнультссона нашлись другие планы на вечер.

– Прозвища, – повторил Фридмунд. – Ты только подумай: мы уже четыре месяца в академии, а до сих пор никого из наставников не осчастливили подходящей кличкой!

– Это ты так думаешь, – возразил гальт. – Другие группы как-то их называют за глаза.

– Не равняйся на других, Катайр, – снисходительно сказал рыжий, хлопнув напарника по плечу. – Если все будут прыгать в пропасть, ты тоже прыгнешь?

– Слушай, а ты вообще знаешь, что такое «уместность»? – спросил северянин.

– Наверное… – Рыжий напрягся, чуя подвох.

Круанарх вздохнул:

– На всякий случай я тебе разъясню. Уместным, Фридмунд, называют то, что является подходящим – подходящий нож для резьбы, подходящий стул, чтобы сидеть, подходящее сравнение для объяснения. А чтобы тебе еще стало понятнее, уточню: твоя фраза о пропасти уместной не является. – Гальт смерил напарника взглядом и задумчиво добавил: – Хотя ты и сам, в общем-то…

– Что я «в общем-то»?! – мигом завелся Фридмунд. – Ты это, говори, да не заговаривайся! Знаешь ниронскую поговорку: «Опавшая хризантема не вернется на куст»?! Вот я – куст, а мое уважение к тебе – хризантема! И она готова упасть!

– Ну, то, что ты куст, я не буду оспаривать, – ухмыльнулся Катайр. – Однако откуда вдруг такие глубокие познания ниронской культуры? У тебя же по истории Десяти островов баллов кот наплакал.

– История – пфе! Главное – дух народа, а не его история, – сказал рыжий так уверенно, что северянин опешил и не нашелся что ответить.

– Я слышал, что девчонки Кнутсдоттир Муреной называют, – внезапно подал голос Рунольв, до этого раскрашивающий контурные карты для себя и своей напарницы Андрэйст – северянки, державшей парня в ежовых рукавицах и большую часть совместной работы по турсоведению, да и по остальным предметам, спихивающей на него. Катайр не раз предлагал одногруппнику повлиять на гальтку, но Рунольв отказывался. Кажется, он радовался нещадной эксплуатации, которой его подвергала напарница.

Хельг готов был поспорить с кем угодно, что Рунольв просто доволен, что с ним общается еще кто-то, кроме членов группы 2-13.

И что «кто-то» – женского пола.

– Да я бы ее не Муреной назвал! – Фридмунд возмущенно замахал «Классификацией наземных турсов». – Злобная тварь – самое подходящее ей прозвище!

– Нельзя оскорблять наставников! – вступил в разговор Свальд, как всегда, резко и бескомпромиссно.

– Почему это вдруг?

– Наверное, потому, что Устав запрещает, – сказал Хельг, не отрываясь от схемы внутреннего устройства «Разрушителя». – Впрочем, можешь уточнить у Хрульга, я ведь могу и ошибаться.

– Думаю, не стоит, – задумчиво произнес Кнультссон. – Он может неправильно понять…

Катайр не выдержал и захохотал:

– Рога Кернуноса, а как он может правильно понять?! Я балдею от тебя, напарничек!

– Тише! – Рунольв недовольно покосился на северянина. – Вы мешаете.

– Вы бы лучше не критиковали, а идеями делились, – буркнул Фридмунд. – Критиковать всякий может.

– А ты прям генератор идей, – ехидно заметил Катайр. – Единственное прозвище придумал, и то скорее оскорбление.

– Не единственное! – возразил рыжий. – Вот для Хрульга, например, – Пудинг.

В комнате наступила тишина.

Катайр и Хельг переглянулись.

– Ты или я? – спросил гальт.

– Давай ты, – сказал Лис.

– Хорошо. – Круанарх повернулся к Фридмунду и поинтересовался: – А почему, собственно, Пудинг?

– Разве не очевидно? – удивился рыжий.

– Да что тут очевидного?! – возмутился Катайр.

– Я был о тебе лучшего мнения, напарник, – огорченно вздохнул Фридмунд. – Ты хорош в математике, твои познания в биологии восхищают, ты один из лучших в стрельбе, а танцы для тебя, будто родная стихия – но! И в тебе есть изъяны. Эх! – Сванд расстроенно покачал головой.

– Какие еще изъяны?! – Катайр начал заводиться.

Фридмунд поднялся и обличающе ткнул в гальта пальцем.

– Ты не понимаешь инопреданий!

Тишина, запыхавшись, поспешно вернулась в комнату, таща следом за собой недоумение.

– Чего-чего я не понимаю?! – вытаращился на рыжего Катайр.

– Инопреданий, – довольно повторил Кнультссон.

– Это еще что за хрень?! – не выдержав, заорал северянин. Из-за стены раздались удары возмущенных шумом соседей.

– Ну вот, ты даже таких элементарных вещей не знаешь, – еще больше опечалился Фридмунд. – А мне тебя еще около года терпеть…

– Терпеть?! – взъярился Круанарх. – Ты говоришь о терпении – МНЕ?!

Хельг засмеялся. Разъяренный северянин резко повернулся к одногруппнику.

– Иносказаний… – выдавил сквозь смех Лис, прежде чем Катайр успел что-либо сказать. – Он имел в виду – иносказаний…

Гальт хлопнул себя по лбу и засмеялся следом за Хельгом. Тихонечко захихикал Рунольв. Свальд улыбнулся и вернулся к задаче по логистике. Фридмунд недоуменно переводил взгляд с одного на другого, пытаясь понять причину смеха.

– Чего вы ржете? – недовольно спросил он.

– Твою же «валькирию», ну и придумал же – инопредания, – с трудом сдерживая смех, произнес Катайр. – Кому расскажешь – не поверят!

– Ну вы и дураки! – сделал вывод Кнультссон, улегся на кровать, отвернулся к стенке и обиженно засопел.

Отсмеявшись, Хельг в очередной раз посочувствовал Катайру, получившему в компаньоны рыжую беду. Впрочем, они хотя бы общаются. Альдис сейчас – что айсберг. После первого испытания она, образно выражаясь, походила на затаившую злобу кошку, шипящую при каждой встрече. Но после инцидента с Бийраном белобрысая, догадавшаяся, что за глупейшим поступком Ульдарссона стоит Хельг, стала походить на изготовившуюся к броску кобру – вся напряжена, ждет подвоха и совсем не прочь отправить напарника на тот свет, напичкав ядом.

Правильно говорят: злой мужик – как йотун, а злая баба – как целый Йотунхейм.

Эх, подсказала бы тогда в пещере всезнающая Вёр о будущем напарничестве – и Хельг поступил бы иначе. Придумал бы новый план, рассчитал прорыв к выходу так, чтобы и под шарики не попасть, и у Альдис с Лакшми оставить уверенность, что он не подозревал о засаде.

Прошлого не изменишь. К сожалению. И самое дурацкое – ведь сам же и виноват! От белобрысой не избавишься в ближайшие год-полтора, а то и все пять лет, если их команду не расформируют…

Ты бы согласился получить в напарники даже Фридмунда, да, Хельг? Слушать его ересь, поражаться его глупости, возмущаться его поведением – но, с какой стороны ни подойди, в том, что касается турсов, рыжий просто молодец. Катайр ни одного плохого слова не сказал о командной практике. О тупости рыжего вообще – много и охотно. Но об ошибках Фридмунда в турсоведении – ничего.

Синергия у них, чтоб их…

Глупая девчонка! Не будь ее, все шло бы куда лучше! А так и Торвальд постоянно недоволен, и вообще при мыслях о турсоведении хочется кого-нибудь приложить, например ту же Альдис.

Вспомнилось: через два дня после истерики белобрысой жутко смущающийся Ульдарссон снова попросил совета. Только что парни закончили бегать по лесополосе, проклиная новшество от ротного – копать ямы на скорость и тут же их зарывать. Впереди ждал очищающий душ, и тут-то Бийран опять пристал к Хельгу.

– Зря я тебя не послушался, – сетовал курсант, в этот миг напоминая побитого щенка. – Правильно ты сказал, нечего мне других было о помощи просить. Поддержка товарищей – дело хорошее, но ведь благими намерениями дорога в Хельгард выстлана, верно? Эх, не стоило, совсем не стоило, ты верно говорил, да и плохого ты не посоветуешь. И вот видишь, как вышло? Зачем, ну зачем, а? Все же глупая затея мне в голову пришла, сам не пойму, чего вдруг…

Хельг состроил сочувствующую мину. Влюбленный болван винил себя, хотя идею «Разбойники и спаситель» подкинул ему Лис. Не в лоб, конечно. Тогда в библиотеке он «вспомнил», как Альдис рассказывала на командных занятиях о своем восхищении героями древности, защитниками обездоленных и слабых. Потом «припомнил» о недавно прочитанном девчонкой ойкуменовском романе о рыцаре, спасшем принцессу из заколдованной башни, и как она томно вздыхала, мечтая оказаться на месте принцессы. Затем Лис сказал, что одногруппники Бийрана могли бы ему помочь сделать что-нибудь этакое, но потом быстро заметил, что в делах любви у других не стоит просить содействия – однако это уже решать самому Бийрану. После того он еще несколько раз повторил о «защитнике-спасителе», намекая, что произойди с Альдис беда, а оказавшийся рядом Бийран помог бы, то ему суждено занять место в ее сердце навсегда.