Птенцы Виндерхейма - Алина Лис

Лакшми поежилась – она все время мерзла. На ее родном острове, почти в месяце пути от Виндерхейма, сейчас цветут мандариновые деревья и зреет виноград. Там, где она выросла, не бывает зимы, только приходят дожди и насыщают плодородную землю влагой, превращая поля в чавкающее болото из жирного чернозема. Там жарко, и кожа людей впитывает солнце – становится смуглой, как каравай из печи.

А в Акульей бухте давно зима. Солнце показывается на пару часов, чтобы снова спрятаться, море ревет простуженным басом и глодает скалы. Потом шторма утихнут, залив покроется зеленым льдом, и дети будут носиться по нему на коньках…

В Виндерхейме – ни зимы, ни лета. Остров наособицу, на распутье между западом и югом.

Мальчишка догнал их уже у самого корпуса.

Сначала были крики в спину: «Альдис! Альдис, подожди!» – потом из кустов вывалился кудрявый крепыш.

Девушка помотала головой. Такое чувство, будто она попала в дурной повторяющийся сон. И сейчас снова придется драться и слушать про Хельга.

– Зачем ты так мчишься, что нет никакой возможности догнать? – укоризненно проблеял давешний противник. – Неужели не слышала моего зова? Бежать через кусты трудно, они жесткие и все в колючках. Гляди, я чуть не порвал форму. И оцарапался.

– Чего тебе надо?

Если парень все-таки собирается закончить то, что начали его дружки днем, то дело плохо. Альдис сейчас и от Нанами не отобьется.

– Я хотел поговорить с тобой! – выпалил крепыш. Покосился на других девчонок и добавил: – Наедине.

– Мы пойдем, подождем в холле.

«Нет, не надо!» – хотела крикнуть девушка. Хотела, но не крикнула. Ее разборки с мальчишками – это ее разборки, нечего подруг впутывать.

Проводила взглядом закрывшуюся дверь, ущипнула себя за руку и попробовала разозлиться. Апатия в бою – верное поражение.

Злости не было, только разболелся низ живота. Йотуны тебя побери, Гвен! Накаркала!

– Чего тебе? – еще более неприветливо повторила девушка, стараясь оттянуть момент драки.

– Я… э-э-э… хотел спросить… Хотел задать вопрос. Не обижает ли кто тебя?

– Ты что – издеваешься?

– Нет, я серьезно. Ты это… если обижает кто – только скажи мне! Не стесняйся, прямо так и скажи. Поверь, мне можно довериться. Не бойся! Пусть будет даже сам Дрона, я его… – Парень изобразил выразительный хук левой рукой. – Скажи только имя, и обидчик будет повержен и унижен мною!

Теперь Альдис окончательно убедилась, что за всем этим скрывается какая-то пакость имени Хельга. Интересно, чего они ждут? Что она начнет жаловаться? И кому потом будут переданы эти жалобы?

Не очень-то умно со стороны Хельга, прямо скажем. Со своими обидчиками Альдис привыкла разбираться самостоятельно.

– А с чего такая забота?

Кажется, он смутился:

– Ну, ты же девчонка. А девчонок нужно защищать.

Нет, он решительно издевался.

– Ты намекаешь на то, что я слабачка и не могу постоять за себя? – очень ровным тоном спросила курсантка. Долгожданная злость все-таки вернулась, еще бы живот перестал ныть. – Может, ты хочешь сказать, что таким, как я, не место в академии? Спасибо за заботу, можешь передать своим дружкам, что я готова надрать им задницы в любое время дня и ночи. – Последнее было откровенным бахвальством. Оставалось надеяться, что крепыш об этом не знает.

– Альдис, иди быстрее! Комендант закрывает вход, – высунула голову из-за двери Гурда.

Сбегать с поля боя, конечно, не очень достойно, но Альдис сбежала. А что еще оставалось делать?

Хельг Гудиссон

Вместо правой руки – боль. И вместо правой ноги – тоже боль. Словно жалят без остановки сотни пчел, а следом за полосатыми товарками спешат вгрызться в кость и плоть тысячи мерзких муравьишек.

Слезы прокладывают влажные дорожки по щекам. Пытаешься вдохнуть воздух, но легкие словно наполняются лавой из Муспельхейма. Аустри, Вестри, Нордри, Судри – коротышки бросили положенную им Всеотцом службу, и небосвод стремительно приближался, грозя раздавить мелкого человечишку.

«Больно, – ленивая мысль неторопливо ползет по извилинам мозга. – Боги неба… земли… и моря… как же больно…»

Небосвод отпрянул в сторону, словно испугавшись огромного силуэта, склонившегося над Хельгом.

Почему? Почему ему опять снится этот сон? Почему эти грезы так пугающе реальны?

Небо молчит. У неба, как и у самого Хельга, нет ответа.

«Громовержец» наклоняется. Лис знал, что последует за этим. Его собственное лицо, за последние восемь снов надоевшее хуже горькой редьки. А раньше и не думалось, какая у него противная высокомерная харя. Надо постараться сдерживаться после пробуждения…

Мысль забралась на очередную извилину и замерла.

Небо и земля поменялись местами, словно в первые дни Катаклизма.

Он увидел мертвых пехотинцев, посылаемых им уже в который раз в отчаянную атаку на «Громовержца». Отчаянную и бессмысленную – кто же пошлет против кракена рыбаков, а не китобоев? Темно-синие рваные мундиры в подпалинах, беспорядочно разбросанное оружие, на лицах – холодная мука уходящих в посмертное бытие, на справедливый суд Всеотца, решающего, кто достоин Валгаллы, а кто отправится к Хель…

На лицах…

Таких знакомых лицах…

Печально смотрит одним глазом Свальд – второго нет, как и половины головы. Осуждающе таращится Фридмунд, а из шеи рыжего торчит осколок чакры. Обожженное лицо Катайра вообще невозможно узнать, но Лис знает – это покрытое жадными языками огня тело принадлежит гальту. Рунольв превратился в мешанину из плоти и земли. Рядом с ним чуть улыбается побледневшая Лакшми, вцепившаяся обеими руками в собственные кишки, выпавшие из ужасной раны на животе. Альдис раздавлена многотонной ногой «Громовержца», но все равно смотрит так, будто это она, а не «эйнхерий», устроила побоище. Ардж лишился нижней части туловища, и он зол, ужасно зол – и мертв конечно же.

Все мертвы.

Хм, дружище Лис, а вот это что-то новенькое. Что такое хочет тебе сообщить разошедшееся бессознательное? Или шалит Локи, выбрав целью своих забав простого «птенца»? Да нет, вряд ли Отец Обмана озаботится академией. Столица – вот где бог огня может разойтись на полную, мороча головы интриганам и лизоблюдам, желающим подобраться поближе к святому гнезду власти.

Хельг закрыл глаза.

И проснулся.

Свальд тихо (слава Всеотцу!) похрапывал, Рунольв с головой укутался в одеяло, Фридмунд опасно покачивался на краю койки и бормотал что-то о Хрульге, молотке и жестокой кровавой мести. Катайр сидел на кровати, опираясь спиной на стену, и задумчиво разглядывал Хельга. Бархат ночи сделал гальта похожим на нахохлившегося ворона.

– Не спится?

Лис криво усмехнулся:

– Дурацкие сны.

– Ага, – понятливо кивнул Катайр. – Мне тоже… всякая дрянь снится. Будто вокруг туман, ничего не видно, под ногами болото, а еще кто-то кричит.

– Кричит?

– Ага, кричит. Меня зовет. – Парень поморщился. – В общем, бредятина. А тебе что снилось?

– Ну, тоже ерунда. – Рассказать правду? Конечно нет. Катайр – парень славный, но мало ли что он душеведам разболтать может. Причем сам не замечая, как из него вытягивают сведения. – Будто идет война с Ойкуменой, мою «валькирию» подбили на Кесалийской дуге и я пробираюсь сквозь вражеские заслоны к нашим частям.

«Птенцы» как раз проходили войну Мидгарда и Континента. Ингиред довольно детально описывал бои войск Архипелага с ойкуменовскими армиями, заставляя курсантов запоминать каждую мелочь. Катайр должен был решить, что одногруппник оказался под впечатлением рассказов наставника.

По крайней мере, Лис на это надеялся.

– Восприимчивый ты, – пробормотал гальт. – Хотя все равно лучше, чем моя бредятина. – Он устало потер лоб.

– Катайр, из-за тебя падет Мидгард, – пробормотал во сне Фридмунд. – Ты не можешь запомнить различие между сцеплением-А у «Молнии» и сцеплением-А у «Молота». А ведь это так важно, на этом стоит мощь конунгата…

Катайр вздохнул и бросил подушку в рыжего. Фридмунд мгновенно проснулся и недоуменно посмотрел на товарищей.

– Что, напарничек, не спится? – ехидно поинтересовался Круанарх.

– А?

– Тебе что снится?

– Тебе зачем?

– Да вот важно знать, что напарника тревожит. Мы ведь теперь друг другу как муж и жена – должны поддерживать и оберегать. – Мрачное лицо Катайра выражало совершенно противоположное смыслу, который он вкладывал в слова. Такое лицо могло быть у мужа, собирающегося задушить жену и скрыться от правосудия с молоденькой любовницей.

– А, ну если так… – Фридмунд почесал в затылке. – Вот, буквально только что приснилось. Иду я, короче, сквозь густой лес и подхожу к дворцу. А вход в него закрыт, и на двери огромнейший замок. Я знаю, что у меня есть ключ, но он намного меньше скважины. И тогда я начинаю тереть ключ, и он становится больше, под размеры скважины. Я вставляю ключ в скважину и начинаю им двигать, чтобы открыть, а дворец начинается трястись, и я двигаю все быстрее, чтобы успеть, и… Вы чего?