Солнце в огне - Ксения Хан

О Йонг говорили слишком неправильно и слишком много, чтобы войско Дракона могло остановить шепотки за спиной и едкие слова всех, кто не боялся наказания королевской гвардии. В игорных домах, возникающих в самых дальних уголках столицы подобно грязи от тающего снега на дорогах, говорили, будто новый король завёл себе одержимую злыми духами провидицу. В домах кисэн пьяные аристократы, пославшие в Ульджин и земли Медной Козы вместо себя крестьян и бедняков, за чашкой соджу обсуждали, как долго новый король будет слушать чужестранку.

Слух о том, что Сон Йонг – это ученица знаменитой японской шаманки, разлетелся быстрее, чем Чунсок смог это проконтролировать, и теперь в злачных местах шептались, будто Йонг – дочь мудан, а значит, сама японка. Кто-то полагал, что в её крови течёт сила кицунэ. Кто-то говорил о Белом Тигре, но считал его не покровителем с Алмазных гор, а злым вонгви, поселившимся в теле молодой ученицы.

Какие бы настроения ни царили на улицах Хансона, Совет не посчитал нужным пресечь расползающиеся, точно змеи, слухи, поскольку они порочили не короля, а его погибшую ученицу. Нагиль хорошо понимал, что промедление советников связано отнюдь не с нерешительностью: даже если они прекрасно знают, в каком гневе будет Ли Хон, если ему доложат о происходящем в городе, предпринимать что-то никто не станет. Весы сил во дворце снова пришли в движение, и теперь советник Ким ждал разрешения конфликта внутри дворцовых стен, а советник Лю Соннён – подходящего момента, чтобы предложить на освободившееся место ближайшего друга короля себя. Или же своего сына.

В таком случае он просчитался, думал Нагиль, наблюдая за советником Лю. Его сын сбежал с Сон Йонг, предпочтя своему отцу и его интригам роль помощника сыта-голь. Значит, Нагиль не зря на него понадеялся.

– Генерал Мун Нагиль доказал свою преданность, – возразил Ли Хон, прерывая бурлящий поток недовольных голосов своих советников. – И потому он отправится в Пекин, чтобы поклониться Императору от моего имени. Не помню, чтобы кто-то из вас вызывался исполнить эту роль.

Советники замялись, переглянулись друг с другом. Лю Соннён не ладил с Ким Кихо, но в вопросе безопасности Хансона занимал с ним одну позицию. Чхве Сувон, несмотря на заслуженную неприязнь самого Ли Хона, тоже выступал против Нагиля. Пустующее место Ли Бенгона, советника Северной Фракции, которого не видели с начала войны, занимал шурин Ким Кихо.

– Ваше величество! – откашлялся Ким Кихо. – Мы поддержим ваше решение, если оно укрепит наши отношения с Империей.

– Омо, – охнул король, используя совсем просторечное выражение. Нагиль опустил голову, скрывая расползающуюся по губам усмешку. Следовало бы отучить Ли Хона от привычек, которых он понабрался в стане драконьего войска и в плену у японцев. – Хотите сказать, вас всё устраивает в наших нынешних отношениях с Империей? Пока трон пустовал, вы расслабились, советник Ким. Подчиняться наместнику Империи вам понравилось больше, чем служить законному королю Чосона?

Советник Ким снова закашлялся.

– Берегите здоровье, господин советник, – мягко сказал Ли Хон, даже не скрывая холод в голосе. – Оно вам потребуется, нам предстоят трудные времена.

Нагиль стоял позади Ли Хона и осматривал каждого присутствующего с вниманием, которого не уделял им долгое время. Кажется, положение сил за то время, что он был занят спасением короля, изменилось. Как только он покинет стены дворца, советники и чиновники насядут на молодого вана Чосона с удвоенной силой. Наверняка самого Нагиля захотят сместить и лишить широких полномочий.

На сегодняшний день это означало только одно: раз теперь члены Совета грызутся друг с другом, как прежде, каждый чувствует, что близится завершение войны с Японией и теперь следует направлять силы на врагов внутри государства.

– Мы можем узнать, каковы истинные причины вашего решения, ваше величество? – спросил Чхве Сувон, хмурясь. Он прибыл в Хансон незадолго до Ли Хона и практически не участвовал в кознях между советниками Восточной и Западной Фракций, но списывать его со счетов Нагиль и не думал. Дочери доносили, что, пока советника Чхве ждали в столице, он объезжал побережья страны в поисках какого-то артефакта из старинных легенд.

Нужную вещь он не нашёл и вернулся в столицу с пустыми руками. И потому тоже теперь вызывал подозрения.

– Я хочу поставить Империю на место, – просто ответил Ли Хон. – Нет способа проще, чем послать им преступника и генерала, одно появление которого наводит страх на всю страну.

– Ваше величество, – выдохнул Нагиль. Прозвучало это скромным напоминанием о себе, но Ли Хон уловил в его голосе осуждение и хмыкнул.

– Кроме того, – добавил он, не скрываясь, – я хочу прояснить с Императором один вопрос. – Он склонился ближе к столу, положил руки так, чтобы советники видели фамильный перстень на его пальце, доставшийся ему от покойного отца, – несмотря на договорённости между нашими государствами, есть границы, которые Императору и его людям не следует пересекать. У Империи больше людей, это правда. Но они не в отчаянии. Они не сражаются так, будто от исхода каждой битвы зависит будущее их страны. Это мои люди воюют за свою независимость. Мои люди выгрызают себе свободу.

Он повернулся и посмотрел на Нагиля снизу вверх, и Нагиль увидел во взгляде Ли Хона такую уверенность, что могла разрушить стены городов, сопротивляющихся его власти.

– Да, ваше величество?

– Напомни Императору и всей Империи, что Чосон стоит между ними и Японией. И если Чосон падёт, Тоётоми и его войска двинутся прямо к Пекину.

Перед самым отъездом, когда Нагиль пришёл доложить королю, что берёт с собой только Дэквана и десяток воинов дракона, Ли Хон подозвал его поближе. У него на столе лежали книги – летописи Троецарствия[79] и «Оставшиеся сведения о трёх государствах»[80], а также изложение истории трёх царств из Империи.

– Ты знаешь, откуда взялись Великие Звери, Нагиль? – спросил Ли Хон. Нагиль нахмурился. Не такого вопроса он ожидал в полночь перед трудной дорогой.

– Легенды гласят, что они пришли с севера в далёкие-далёкие времена.

– Ага, – просто согласился Ли Хон. – И этот север для Чосона – Империя Мин. Когда-то давно она была разделена на три царства, прямо как наши земли. В летописях Троецарствия династии Хань упоминаются три человека, которые, хоть и не были друг другу родными, поклялись быть братьями, служить своему государству и защищать простых людей.

Ли Хон поднял голову от книг и посмотрел на Нагиля поверх трепещущего на сквозняке огонька с фитиля свечи.

– Что, если этих братьев было не три, а четыре? Что, если у них