Церковь плененная. Митрополит Никодим (1929-1978) и его эпоха (в воспоминаниях современников) - Гусейнова

её изготовления! И при этом необычайно долго, повторяя самих себя и других многочисленных: ораторов. И никто, кроме представителя Православной Церкви в Америке епископа Димитрия, не вспомнил о сонме мучеников и исповедников, пострадавших за это время в Русской Церкви. Так что, как остроумно заметил в частном разговоре архиепископ Владимир (Котляров): «Я бы предписал, чтобы каждый оратор говорил не больше пяти минут… и только о нейтронной бомбе!».

Добавлю ещё, что сам митрополит Никодим ни с какими докладами на торжествах не выступал и о нейтронной бомбе не говорил» [342] .

Зато говорили в народе. Вот одна из тогдашних баек.

Идёт политзанятие.

– Американские агрессоры угрожают нам новой бомбой – нейтронной. После её взрыва население гибнет, а всё остальное остаётся целым.

– А какая бомба взорвалась у нас, что все мы остались целыми, а в магазинах ничего нет?

… В 1978 г. на вдовствующую Ленинградскую кафедру был перемещён митрополит Минский и Белорусский Антоний (Мельников). Безвольный и апатичный, он молчал и бездействовал, когда в его епархии шло массовое закрытие храмов, монастырей, духовных школ.

Из беседы архиепископа Брюссельского Василия с митрополитом Никодимом накануне Поместного собора 1971 г. (Понимая, что единственным «проходным» претендентом на Патриаршую кафедру был митрополит Крутицкий и Коломенский Пимен, владыка Василий, тем не менее, интересовался «альтернативными» кандидатурами.)

Я сказал: «А чем не подходит владыка Антоний Минский? Хороший, культурный архиерей, управляет большой епархией в 425 приходов, значит имеет опыт». Митрополит Никодим засмеялся в ответ и сказал: «Что Вы, владыко, какой же он Патриарх? Сами знаете». Должен сказать, что, зная робость и слабохарактерность архиепископа Антония, я внутренне согласился с митрополитом Никодимом, не стал ему возражать [343] .

И вряд ли владыка Василий мог предполагать, что пройдут годы, и митрополит Антоний станет косвенным виновником его преждевременной кончины.

В сентябре 1985 г. архиепископ Василий в очередной раз приехал на родину. 11 и 12 сентября он участвовал в Ленинграде в торжествах по случаю празднования дня памяти святого благоверного великого князя Александра Невского. И тут бы 85-летнему старцу дать возможность отдохнуть, прийти в себя… Но не тут-то было. Согласно заранее составленной и «завизированной» «программе пребывания», его, по настоянию митрополита Ленинградского и Новгородского Антония, повезли в Новгород, хотя самочувствие владыки ухудшилось.

«Этапирование» оказалось роковым: вернувшись в Ленинград, 15 сентября архиепископ Василий совместно с митрополитом Антонием совершил свою последнюю литургию в Спасо-Преображенском соборе в Ленинграде – в том самом храме, где 85 лет назад над ним было совершено таинство Святого Крещения. После литургии он почувствовал себя плохо; врачи определили инсульт… На рассвете 22 сентября 1985 г. он мирно почил в Господе. Погребён архиепископ Василий на Серафимовском кладбище, согласно с его желанием быть похороненным в родной земле [344] .

«Malum nesessitatis» – «необходимое зло»

… После кончины владыки Никодима мы вскоре почувствовали, как опытные «кукловоды с Литейного» стали сильнее дёргать за ниточки. У опального студента ЛДА Юрия Рубана была одна надежда – на заступничество владыки Никодима. Но с его уходом в вечность многое быстро стало меняться – в худшую сторону. «Помню лишь ощущение мореплавателя, внезапно лишившегося своего опытного капитана и теперь вынужденного выйти из гавани в бурное море без надежды преодолеть его, – вспоминал «Георгий-бедоносец». – Наступила странная тишина, как после шторма, сорвавшего паруса и унёсшего рухнувшие мачты. Все хлопоты и надежды остались за спиной. Пришли холодная ясность и спокойствие, – аристократическое спокойствие осуждённого, которому более нечего бояться» [345].

А вскоре «брат Георгий» был отчислен со второго курса академии по смехотворному поводу – перепутав дату, не явился вовремя на переэкзаменовку по литургике. Сегодня Юрий Иванович Рубан – доцент филологического факультета Санкт-Петербургского гос. университета, один из ведущих специалистов в области православной литургики…

Владыка Никодим был не только «князем Церкви», но и её чернорабочим, принимавшим на себя тот тяжкий груз, который взваливало на неё советское государство. Воистину, борьба «из-под глыб» – в атмосфере доносов, интриг, слухов, которые провоцировали «органы». Стремясь создать атмосферу постоянной неуверенности, нестабильности, «комитетчики» часто запускали «дезу», после чего в епархии, в академии долго перешёптывались: а правда, что такого-то убирают? Но владыка решительно пресекал «хитрые» разговоры типа: «А вот, говорят, что…». Он тут же просил уточнить: кто говорил, кому, когда? Так он отбивал у интриганов охоту ловить рыбку в мутной воде.

Владыка не терпел стукачей, сводящих счёты с недругами с помощью доносов. В начале 1970-х годов что-то не поделили между собой заведующий библиотекой ЛДА Василий Зубков и делопроизводитель академической канцелярии Пётр Сенько. Вскоре на стол митрополиту легли две «телеги», и в тот же день оба автора – кандидаты богословия – были переведены на приходы на должность пономарей.

В самых резких выражениях митрополит отзывался об одном настоятеле прихода, расположенном на юге ленинградской епархии. В ответ на моё «почему?» Владыка дал понять: «повязанный органами», этот пастырь не полагает душу свою за овец, а закладывает их. И с помощью доносов сводит счёты с неугодными ему людьми. Прошли годы, и сын этого священника поступил в ЛДАиС. В годы «андроповщины» он был отправлен в «долгосрочную командировку» на приход в одну из ближних «капстран». А тогда «просто так» надолго за границу не выпускали.

Продолжая заочное обучение в ЛДА, этот «долгосрочник» представил к защите кандидатскую работу по моей кафедре. Никаких консультаций по написанию курсового сочинения он у меня не брал. Да и свою машинопись в переплетённом виде сдал прямо в канцелярию, – так сказать, «бесконтактным» способом.

Приступив к чтению трактата, убеждаюсь, что он написан на высоком научном уровне. Слишком высоком для этого «практического работника». Значит, он мог нанять «литературного негра» и расплатиться за его труд твёрдой валютой. Пишу восторженный отзыв на блестящую работу, а в конце – обычная фраза: «При должной защите курсовая работа может быть оценена как кандидатское сочинение, а её автор удостоен степени кандидата богословия».

От беседы с научным руководителем (хотя бы накануне защиты) «бесконтактник» уклонился. К чему это? Ведь он – протеже самого митрополита Антония (Мельникова); за ним стоят «серьёзные структуры», и «трогать его не моги». По заведённому порядку – первые пять минут автор излагает суть работы, затем следуют вопросы научного руководителя и членов учёного совета.

Есть фразы, по которым сразу можно выявить полную некомпетентность «научного работника». Однажды партийная остепенённая дама, поставленная ЦК на должность ответственного секретаря одного из научных издательств, пролистав рукопись,